Твой собеседник напряжён, он хочет сообщить что-то важное, и видно, как это важное постепенно проступает в пиках несоразмерных, диссонирующих периодов; он говорит, а ты смотришь чуть справа и вверх от его плеча, концентрируясь на невидимой точке, в которой любые слова теряют смысл, сохраняя своё звучание.
Сперва тебе кажется, что ты думаешь справа от собеседника, но вдруг оказывается, что ты уже слева, а вот ты окружаешь это пустословие непроницаемой сферой, речь волнами накатывает и гаснет, не заходя в сознание.
Он чертовски любезен, заканчивает каждый период лёгким наклоном головы и вопросительно повышает тон в нужных местах, это удобно.
Собеседник волнуется, мысль, к которой он идёт слишком долго, висит где-то далеко в конце - до неё ещё двадцать, а то и тридцать периодов - тяжёлая, плотная, налившаяся словно тяжёлый спелый плод; а подводка чересчур длинна, она не выдерживает зреющей тяжести, ломается и тянет за собой неровный строй его мыслей. Собеседник волнуется, и его волнение всё-таки передаётся тебе. Немного запутавшись в синтагмах, ты утвердительно мычишь невпопад, собеседник смотрит удивлённо и сбивчиво продолжает, и ты с ужасом осознаёшь, что начал его понимать, Боже мой, избавь! - нет, всё ясно, сейчас он закончит высказывание нелепым тождеством, и сочтёт это тождество доказательством своей мысли. Ты небрежно гасишь сигарету и, неловко оправдавшись делами, уходишь.