песни многоточий...

Оксана Ростова
…..ангелы-хранители попрятались в свои крылья и наблюдают. Да. Они наблюдают. Они тоже устают, изматываются и идут отдыхать, как в кино, берут пачку сигарет, курят, потом в креслах жуют поп-корн и наблюдают за растерявшейся мной. Я – киногероиня: меня не убивает даже упавшая с крыши вывеска злачного “saloon”, у меня кровь из вишнево-томатного сока, я умею круто драться, встречаюсь с инопланетными существами, прыгаю с обрывов в океан, проплываю мимо акул и мороз не грызет уши – я без шапки – шапка для ТАКОГО мороза – слегка нефотогеничный пустячок.
Я граблю мировой валютный фонд, я захватываю самолет, я бросаюсь с небоскреба в подземелье и меня подхватывают внезапно выросшие за спиной крылья – крылья – удел ангелов и киногероев!  Я режу вены в ванной чтобы не свернулась вишнево-томатная кровь, я тону в горячем красном неощущаемом….и тут, по сюжету, врывается скорая и я в реанимации, жить буду, снова буду глотать противоаллергенные таблетки пачками и мне в нужный момент промоют желудок. Fuck!

….увлекательно, но тaк банально, думают повеселевшие, порумянившие и отдохнувшие ангелы. И продолжают нон-стоп. Потом, рано утром им опять сидеть в суфлёрке – подсказывать, в гримёрке - прятать мои кислые мины и нудные взгляды, в костюмерной, одевать меня в самообладание и чистую свежевыстиранные и выглаженные аккуратности, осторожности, примеряя на меня улыбки и вежливые жесты. А ночью лягут по бокам, в ногах, на подушку, никого не подпуская, расстреливая подкрадывающиеся кошмары и прикрывая образовавшиеся в вечности дыры, чтобы я не просочилась в них и не осталась в снах навсегда. Чтобы не сбежала в зрительный зал и не спряталась среди затылков  и воротников.
…добрые ангелочки…fuck! за что мне этот чертов контракт!? За восклицательные знаки верх-ногами и опечатки. За случайности. За невытянутые ноты, отшвырнувшие гармонию, за исходящие без ответа и за импровизацию в действе, за путаницу в словах и попытку поймать пару глаз  в зале, когда включаются осветительные махины и кроме бликов глаз со сцены ничего не видно. Старый маленький прокуренный театр из моего детского сна. С кинопленки на сцену…ненавидя и любя публику…потому что в нее можно сбежать…все равно.

“ Oh yeah! That was one of the best concerts, I’ve ever had, you know…None were fucking dancing, fucking eating and goddamn talking!...I was like…I was like, you know what I mean, as if I told them: “ Hey you! Shut up!...I am playing MY music!!!...aaand…thеy, they really listened to me! For real! They really fucking did!!!”
                /a dead blues singer/*



….я знаю, что ты можешь ВСЁ. Ты можешь превратиться в вечность, можешь улыбнуться ликом великого несуществующего никогда, можешь растаять в воздухе тишиной, что не перекричишь и не перемолчишь…Ты можешь просто уйти, точнее, больше не заглядывать в мою сеть, ты можешь изменить имя, ник, мэйл, гражданство.  Но ты не уйдешь сейчас. Ты еще появишься, потому что я благодарный слушатель, я могу сосредоточиться и расслабиться одновременно, точнее я знаю, что ради тебя смогу захотеть понять твои слова, твои черные глаза, твою тишину и рассеянные по твоей октаве ноты твоего голоса. А тебе есть что сказать. Ты все сможешь, ты сможешь промолчать, ты сможешь исчезнуть, но ты все равно появишься.
…..скоро или нескоро, но я тебя жду. Я знаешь, какая нетерпеливая. Могу локти свои искусать, вырвать нити из полотна, разбить стеклянные глаза, выпить всю желчь мира и не отравиться – только промучаться.
….а наступает такое вдруг, которое один ты расшифруешь, если захочешь, если останешься, когда я выплюну остатки желчи, запью ее, обмакну глазные яблоки в теплую влагу век, верну узор вышивки на прежнее место и прошепчу: «возникнешь, услышишь мой вернувшийся голос, твое абстрактное дыхание окрасится в запах и тепло».
Сколько длится вдруг? Пока ты не поставишь первого многоточия…

….ничего не пишется, бумага сопротивляется ядовитым чернилам, она устала пить мою желчь. И я устала. Я устала. Но я еще не преодолела страх и ясность, не приобрела и не победила силу, старость – рано…! Но старость – усталость – это страх. Даже если я усну и  проснусь от стука в дверь, я не перестану учиться. Никогда! Во сне буду бояться, устрашаться, дрожать или прислушиваться к шагам за спиной. Будет окно, в комнате с клетчатыми занавесками. За окном каждый день телевышка, труба с дымом, сгоревшая крыша и надпись на вывеске магазина «электроника». Если подойти ближе к окну, будет разрытая земля, галька и снующие туда-сюда люди. А за вышкой? А там за углом? А там, на другой улице? Здесь, дома, перед окном я смелая  и сильная. Он – не забывает обо мне, он просто замешкался, просто некогда…А там, за углом…геометрия усложняется, все говорит на другом языке, там не плоскостная, там пространственная. И надо учить новые теоремы, а их нет в моих учебниках. Их знает только он. А ведь я не могу всю жизнь сидеть перед окошком и считать синусы и косинусы, длины медиан, катетов и гипотенуз!...страшно никогда больше не увидеть элемент пространственной геометрии, когда я уже знаю, что она есть. И она гораздо интереснее…А я смотрю сквозь стеклышки, а из-за угла выплывают лишь кусочки каркасов шаров и кубов, параллелепипедов  пирамид. Сплошные прямые, точки и окружности! Ничего целого и объемного! Он бы долго смеялся, а может состроив бы гримасу непонимания улыбнулся бы снисходительно….         

….все прошло. Осталась только ленивая болезненная и неуклюжая сонность. Злость, как электрический заряд ушла в сон – заземлилась. И правильно. Все уйдет. Уйду я, уйдем все мы, люди этого отрезка жизни, и другого, и третьего. Сменятся цивилизационные формации, убегут за поворот, тот самый глупый и пафосный, стадии эволюции, но «сейчас» будет окрашено в мысли сердца. И это не изменится ни за что на свете. Сейчас мое сердце думает грустные мысли. Оно хочет немножко поплакать, оно беспомощное, маленькое и теплое. Красное, как вся моя жидкая кровь. А я, я стараюсь не слушать его, но чувствую, что это неверно. Сегодня я буду готовить, сидеть в тишине, читать Сэлинджерa….
….душа несчастливой истории…буквальная логика говорит приободряющие вещи, но верить им не стоит. Его не было в моей жизни полтора месяца назад…не пронимаю, что так гложет…Я прожила девятнадцать с половиной лет без него…я смогу прожить без него еще несколько дней. Я не сдамся! Я не сдамся несуществующему никогда! Я должна верить….ведь я первая, кто поверил…Богиня…Славянка…Рада…




….боги, боги мои!!! Как болит моя маленькая голова, как раскалывается мысль сердца!!!



….и никто не вспомнит героев моих любимых книг, никто не услышит музыки, разливавшейся по венам моей беды, моей любви, моего опьянения. Только я, только некоторые выжившие частички памяти…И то с трудом. А он…и его не вспомнить. И он не вспомнит….
….время лечит, прописывает эффективные минуты…минута за минутой, чайные ложечки секунд, микстуру дней, уколы молчания. Болезненные, я ужасно боюсь иголок! А терапия немыслима без них. Эти капельницы с неизбежными иглами в венах на ручных суставах. Можно сойти с ума. Но моя тишина действует как местный наркоз. Чужие и свои, кажущиеся выдуманными заботы усыпляют, отвлекают, яркой рекламной палитрой заполняют бесцветные блики на зрачках  и душа вздыхает, глубоко и устало. А потом снова белизна холода, хлористый дух опустошения, совсем, будто я отельная комната, с которой только что съехали некие постояльцы. Они устроили там такой бедлам и не предупредили улыбающуюся Лису с франт деска о точной дате отъезда, о намерении стать резидентами или, хотя бы о том, что уже устали от плохого сервиса и высоких цен. Они исчезли не заплатили за проведенные здесь дни и причиненный материальный ущерб.
Моя комната закрыта на ключ и забыта до поры. Как вещественное доказательство. Только несколько уборщиц мыли окна и ванную комнату…Компания надеется сорвать большой куш за все пре-доставленные неудобства. Наивные…………………………….
……….и снова шприцы и ампулы, изрезала пальцы все, исколола язык. Травлюсь обезболивающим суеты и чувствую, что с каждым днем моя улыбка стоит мне все больших усилий Я несу ее на своих губах весь день и к вечеру, дома, они трескаются и воспаленно жгут. Мои красивые бесцветные глаза окрашиваются там в голубой, а здесь они мутные и безжизненные. Я рассыпаюсь, словно песочный замок, отдавший всю свою, скреплявшую его частицы, воду солнцу, жаждущему красоты и разрушения. Мир пьет из меня кровь, я пью вою кровь охотно вместе с ним. Очень больно…и неприятно…быть выпитой….страшно, что ангел над кроватью не протянет луковку, если я буду тонуть в страшном сне вечного ожидания, с примесью несуществующего никогда. Страшно, что он никогда не заговорить со мной о моих страхах. Страшно, что перестану испытывать этот страх рядом с ним. Мир – пугающ! Я убиваю себя – это грех! Прости меня, мой бессмысленный осмысленный невидящий меня Бог!            

…….переменчивость – свойство моих дней.  Утром я беспомощна, раздражительна, за чаем – спокойна и добра, нанесение пудры и туши, оттенение глаз, оттенение губ…- и я кокетлива. Днем я шут, смеющийся, отпускающий пошлые и не очень шуточки…перед монитором сила моя угасает. Веселость и шутовство сходят на нет и прочность бодрости приобретает плавкость грусти, слабость усталости….От монитора к монитору….зачем? для равновесия ощущений? Но все собирается наладиться! (ха! эй! разве что-то сломано?). Я буду рада тебе. Я рада тебе. Я состарюсь Радой тебе. И не спорь! Думай обо мне и все.



….я такая живая утром….мои глаза, отдохнувшие и немного покрасневшие, с кровяными разводами, совсем тонкими, аккуратными, губы, такие бесформенные, волосы нечесаные, безжизненные, послушные, пальцы, такие слабые и неуправляемые, воля такая теплая, липкая и слабая. Жизнь струится теплом из каждой клетки. И вся эта жизнь, и без того легковосприимчивая, становится  в утренней остывшей комнате такой податливой. , вспоминающей сны. Они – надежда моего дня, крах моего дня……день начался с Imagine, с May Be, с  Love, с All you need is… ….с упавшего ножа!

….1.02.04….умеешь играть в счастливые билетики…одинокая пятерка. Тебя нет, в губы не дружим…я не дождусь посадки на твою планету. Знаешь, губками шепчешь строчки, связки вибрируют на разной частоте и все время сиплые нотки…они заглушают мой голос.

…..не слышно скрипа снега под ботинками. И не видно тротуара под движущейся мной. Только перед. И над….над и перед. Впереди, высоко! Я смотрю перед собой. Я не оглядываюсь и не опускаю глаз. Я не понурю голову!

…там, на стойких фасадах, глупые улыбки ровненьких старых фронтонов, орнамент оконных пятен. Фигур, правильных, светящихся, с центральными элементами, разливающими цвет по поверхности света. Занавески и …фортепианное грустное, струнное сдувает холодным ветром белые снежинки. С крыш. Со стен….прямо в свет фонарей. И хрупко-крепкий вокал, этот нежный голос, окрашенный нежными звуками
специфического английского, смягченный мелодией и ее интонацией…и порой город врывается в сплетения нот и тембра…вот он…этот снег. И ангел, такой ненастоящий в своей оригинальности, такой чужой, такой странный, бросающийся в мои объятия и глаза…и сказочный старый город…это я…там, так…кутаюсь в шарф… И все. И все-невсе. Нет мира, только…. только кусочек неба в проеме двери, ровная трапеция пересеченная квадратом, там вверху. Ночное холодное, но уютное небо. Хочется взлететь….или смотреть с этих низких ступеней на это небо всю оставшуюся жизнь. Но покупатели выходят и спускаются…, а я мешаю...
…а позже перекрестки и много снега с неба на рукава  плечи. Много мыслей сердца, глупых и вероломных, грустных и совсем случайных, неконтролируемых…вырванная из контекста: « I hope you’re feeling happy now…»


….это, знаешь, когда идешь через мост, и ветер, вместо того, чтобы весело трепать волосы, выпустив на опасный  бордюр, разделяющий скоростное шоссе и тротуар, сдувает тебя с ног. Нет, совсем не холодно, просто разочаровывает – как-то зло он это делает. И я тоже немного злюсь. Так как-то пусто и наигранно, показываю ему средний палец и спрятав руки в карманы, делаю уверенные шаги вперед. Я убиваю время, режу ему сонную артерию на шее, а кровь все не течет – неужели у времени нет крови!? Время бескровно!? Я стреляю в него канувшими в бессмысленность минутами, а оно все еще дышит и даже ворочается, я пинаю его со всей своей дури в живот…циферблат, а толку!
…и вот, оно уже полумертвое, я начинаю, как всегда - раньше времени, ликовать, и тут меня сжимает в ком какая-то великая усталость…она берет меня за горло, скручивает руки,  давит мое тело к земле…смерть времени так, по боку…то, чего так ждала, вовсе не радует. Мне, истрепанной свирепым ветром, выжатой волей. Я, как лимон, отдавшийся чаю. Вы-жа-та, выпита, потому, что так старалась сдержать данное неизвестно кому, и неизвестно, услышанное ли неизвестно кем обещание «до одури дышать свежим воздухом»…
….как напрасно….и пятнадцать минут глазея на часы, в попытке неожидания, в попытке-пытке быть such a dreamer, просто так, назло тому, кого не жду, чтобы красиво и ярко, чтобы завидовал ветру на мосту и думал, что я лучше всех, не зная этого и не видя меня-неждущую, но чувствуя (все зря!)…их, эти пятнадцать минут ясного понимания расположения стрелок не замечаешь, потому, что все тело просит покоя и бездвижности.
…литературный стиль спасает того, кого не ждала, кому пообещала отравиться свежестью…

…..по сути……
…..есть, кого неждать, есть, кого прощать и непрощать, есть, кого оправдывать…может я глупая, но я такая, какая есть, когда хочу быть красивой в красивом моменте. Эти дни, дни «без» - очень красивы. Потому что «без» означает «с» в сердце, в мыслях, в душе…мама, как разобраться во всех этих словах!

Он в этих днях рисует мои глаза по утрам, он показывает мне книжные полки, мне такой непутевой! Он приводит меня к картинам и останавливает поглазеть на кусочек неба, ночного и снежного, потом, пока я, увлекшись, разглядываю все уличные экспонаты, все картины без рам и подписей, он оставляет меня тихо и бережно…он играючи водит меня за руку по вечерним, ярко освещенным улицам и ставит мне по дороге новые мне пластинки. Он усаживает за стол и наблюдает, как я пишу, слушает, как я читаю по-русски, по-английски, и (о ужас!) по-немецки, собирая рассыпавшиеся по строкам в ровную полосу буквы в фонетический ряд.

Его так много в этих днях! Просто избыток! Словно Бергмановское «Silence»*, которого я до сих пор не видела, экспериментальный вариант кино без слов! The film gets excessive! People get in contact through language*…Избыточность. Без диалогов зритель может сойти с ума от переполненности восприятия…..их добавят.
 
















*   «О да, это был один из моих лучших концертов! Знаешь, никаких там идиотских танцев, грёбаной обжираловки, тупого трёпа! Как будто, как будто, ну, знаешь, да, о чем я, будто я сказала им всем: “Эй вы! Заткнитесь и слушайте – я играю МОЮ музыку!!!”...ииии…они..они меня правда слушали! Я серьезно! Они слушали меня, черт бы их подрал!»      / старая певица блюзов / (англ.)



* «Молчание»  (англ.)
* Фильм становится избыточным! Ведь люди воспринимают друг-друга через язык. (англ.)