Я признаюсь в любви своей любимой древней собаке. Злобному кобелю фокстерьера 17 лет. Жгучему трехцветному красавцу и завидному «жениху» на четырех истощенных лапах, грозе всего двора по сей день. С геморроем, сточенными клыками, когтями-скалозубами, с ослабленным слухом, со своенравным характером и своей точкой зрения.
Я признаюсь, что девочкой-шестиклассницей я не могла знать, как правильно воспитать такую собаку, охотника до последней капли слюны. Спросить было не у кого. Действовала только по наитию. За каждый отвратительный поступок или агрессивное действие наказывала жестко и с использованием подручных средств.
Я признаюсь, что долгое время (после его превращения из потешного щенка в кобеля) тяготилась его присутствием в доме, необходимостью выгуливать и кормить. Когда подросла и стала интересоваться дискотеками, косметикой и интимностями, мне было гораздо прикольнее проводить свободное время с приятелями.
Я признаюсь, что потом, осознав, что его детство прошло почти мимо меня, кинулась наверстывать и окружила несвоевременным, запоздалым вниманием. Хотела оправдать саму себя перед собой же, успокоить совесть…
Я признаюсь, что миллион раз плакала у него на глазах, не думая, что это стыдно. А он только рычал и приближался ко мне, согревая озябшую девчонку.
Я признаюсь, что десятки раз он кусал меня, близких, посторонних, чужих собак, но мне на это наплевать. Свои раны я ему простила.
Я признаюсь, что он – мое любимое существо на свете. Сравнивая даже в самым лучшим человеком, с родителями (какой кошмар!), я убеждаюсь в правоте заявленного. Он – лучший во всем.
Я признаюсь, что делила свое внимание надвое, когда ушла к другому существу – моему мужу. Появлялась дома вечером или на выходных, избегая или не успевая прогулять своего любимого пса.
Я признаюсь, что, возможно, только он не дал мне засохнуть от жажды любви к моему бывшему мужу. Когда я окончательно возвратилась в родительский дом, лишь он, мой верный бессловесный друг, видел, как меня выкручивало, как я умерла, а потом воспряла духом.
Я признаюсь, что три года назад я осознала глубину любви к заядлому фокстерьеру. Семнадцать минус три будет четырнадцать. Три года осознанной честной любви и преданности.
Я признаюсь, что виновата в его недомоганиях последнего года. Каждый мой отъезд из дома проходит по одинаковому сценарию. Он забивается под стол, рычит и смотрит искоса. Я уезжаю. Занимаюсь своими делами. Возвращаюсь и нахожу его в состоянии крайнего истощения, потому что не ест, не встает, ходит под себя, ни с кем «не разговаривает», очередной рецидива геморроя или еще что-нибудь.
Я признаюсь, что во время последней командировки я знала, что будет именно так. Подозреваю, он думает, я его бросила, променяла на, не дай Бог, новую собаку. Увядает, угасает. Но я успеваю вернуться домой. Начинаю каяться и просить его не покидать его нерадивую хозяйку.
Я признаюсь, что в это воскресенье только мысль о том, что он останется один в этом мире, не позволила совершить суицид.
Я признаюсь, что, если бы он стал вдруг (или реинкарнировался) в моего партнера, то наш союз стал настоящим образцом для подражания. Я бы смотрела на него (любого: доброго, злого, улыбающегося, плохо выглядящего, с неудачной стрижкой, с вонью из пасти и др.) влюбленными глазами. Прощала бы все его ошибки и неправильные решения.
Я признаюсь, что смотрю на него не глазами хозяйки, собаковода со стажем… (см. про реинкарнацию).
Я признаюсь, что он вытеснил всех потенциальных моих возлюбленных. Болезненное влечение к фокстерьеру как к человеку, но никакого сексуального расстройства.
Я признаюсь, что только он меня понимает. Без слов. И советов в ответ. Просто сканирует мои переживания. Он мой Кашперовский и Чумак. Мой лечащий семейный доктор.
Я признаюсь, что, когда он написает на пол в квартире, или накакает, меня это смешит. Я довольно улыбаюсь. Иду и убираю.
Я признаюсь, что виновата во всех (ну почти) его болячках.
Я признаюсь, что боюсь его смерти.
Я признаюсь, что надо было все это написать гораздо раньше. А получилось только сегодня. Я увидела древнее пушистое тело на качающихся лапчонках, изо всех сил вцепившихся в смесь из снега и земли. Я увидела моего «ребенка» еще вчера валявшегося без жизненных сил. Я увидела, как корм с руки и прогулка рядом со мной, «сделали ему хорошо».
Я увидела УЛЫБКУ ФОКСА, рожденного проводить время, работая по вонючим лисьим норам. Иногда даже он улыбается.
Я признаюсь, в любви к принцу моего сердца, верному всегда и везде, к моему эфенди, гномику и курочке. В одном лице и навсегда.