ОБОРВАННАЯ ПЕСНЯ
рассказ
Ночь. Сизый дым и пыль, затмили ночное небо в предместье Берлина, так что не видно стало звёзд. Кругом слышалась беспорядочная стрельба, и в небе яркими прерывистыми линиями неслись трассирующие пули. Временами раздавался чей-то смех, слышались песни, звуки гармони, рокот танков.
Всё это было, как сладкая музыка для паливших, в тёмное небо, солдат.
- Всё! Живой! Живой! -приговаривал немолодой, седой лейтенант, словно в нервной горячке, всаживая в небо, пулю за пулей.
- Товарищ лейтенант, пошли - просительным тоном уговаривал его, молоденький солдат, отряхивая запылившуюся пилотку и меняя третью обойму своего автомата.
- Погоди Василёк. Дай душу отвести. Мы с тобой четыре года били фашистскую гадину и всё-таки добили. Мы живые, Васька! Понимаешь! Живые!- и он снова вогнал патрон в ствол своего трофейного Вальтера.
Наконец, выпустив последнюю пулю, вдруг опустошенно и устало, как будто из него вынули поддерживающую его пружину, опустился на землю. Немного придя в себя, поменял обойму, проговорив: - Всё, ребята, шабаш.- И скорей по привычке скомандовал:- Отделение, за мной!
Впятером они стали искать, где бы передохнуть до утра. Кругом горели костры, вокруг сновали солдаты.
По пути, Василий, каждый раз подбегая к кострам, выпрашивал у солдат немного еды, чем пополнил свою
тощую котомку.
Все ближайшие дома были заняты. Лишь случайно в стороне от дороги, на краю искорёженного снарядами леса, они обнаружили небольшой аккуратный домик. Неповрежденный, он стоял, как насмешка войне, в этом лесу.
Поднявшись на крыльцо, лейтенант долго стучал в дверь, но никто не открывал. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги.
Дверь открыла немолодая немка, в накинутой шали и свечкой в дрожащей руке.
- Мы переночевать - сказал лейтенант, добавляя жестом смысл своих слов и пропуская солдат вперёд.
- Ja, ja,- испуганно и заискивающе залопотала хозяйка, глядя на непрошенных гостей,- и проговорила
пятясь,- Bitte.
Все прошли в аккуратно обставленную комнату.
- В доме, никого больше нет? - спросил лейтенант на ломанном немецком, оглядываясь вокруг и заглянув в большой стенной шкаф. В середине комнаты стоял старомодный резной стол без скатерти, на котором стояла
лампа. От неё сильно пахло соляркой.
- Nein! Nein!- торопливо ответила хозяйка, поняв, что спросил русский офицер и добавила - Hittler
kaputt.
- Чего она такая перепуганная?- спросил Василий, выкладывая из котомки продукты на стол.
- Мы, к ней, не в гости пришли - устало ответил лейтенант, доставая флягу со спиртом.
Отставив свои пыльные автоматы в сторону и разрешив себе немного расслабиться, все уселись за стол.
Открыли тушенку, достали запечёную в костре картошку и разлили спирт по кружкам. Хозяйка молча поднесла, несколько маленьких кусочков хлеба. Сиплым голосом, встав из-за стола, лейтенант произнес:
- Выпьем за нашу Победу. За тех, кто не дожил до сегодняшнего дня, и за то, что мы остались живы.
Все встали и молча, неторопливо выпили.
Хозяйка сидела в тёмном углу, кутаясь в шаль и настороженно глядя за непрошенными гостями.
Молча, выпили ещё. Каждый сейчас думал о своём. И вдруг лейтенант хриплым голосом запел.
Ревела буря, дождь шумел.
Во мраке молнии блистали...
Его однополчане подхватили песню, и комната наполнилась хором охрипших в боях, мужских голосов. Пели самозабвенно, полностью подчиняясь общему настроению. Песня лилась и ширилась. Казалось, ей не хватало пространства этого дома в предместьях Берлина. Она билась в окна и рвалась наружу, в эту чужую и
враждебную ночь.
Товарищи его трудов,
Побед и громозвучной славы...
У солдат навернулись слёзы, и сердца их сжались от боли. Лейтенант случайно взглянув на хозяйку,
догадался, что она понимает о чём они поют. Она плакала, только вероятно думая о чём-то своём.
Василий пел закрыв глаза и его лицо было одухотворенно и задумчиво. Мальчишеским голосом растягивал
слова песни, стараясь не сбиваться.
Свет мерцающей лампы освещал суровые, обветренные дорогами войны, усталые мужские лица солдат.
Внезапно рывком, открылась дверь и в проёме показалась фигура молодого немецкого солдата. Его глаза неестественно блестели во мраке комнаты. Он сделал шаг и три оглушительных выстрела перекрыли слова
песни, которая повисла в тугом воздухе комнаты.
Двое солдат ничком уткнулись в стол, а третий, едва успев приподняться, опрокинулся на стул и, сломав
его тяжестью тела, опрокинулся на пол.
Немец направил пистолет на лейтенанта, и тот, завороженным взглядом посмотрел в отверстие ствола, из которого сейчас вылетит смерть.
Казалось, что секунда растянулась в вечность и все движения лейтенанта; его тела, руки тянувшийся к
кобуре, были, как в замедленной съёмке.
Вдруг чья-то тень мелькнула перед глазами, закрыв вспышку от выстрела, и повалив его на пол. Падая
лейтенант разглядел профиль Васьки. Выдернув в падении, свой Вальтер, он вскочил и выстрелил не целясь
в ненавистного ему врага, вложив всю злобу и ненависть в этот выстрел. Немец стал оседать, цепляясь за косяк двери. Истошно вскрикнув хозяйка бросилась к двери.
Всё было кончено.
В доме стало тихо и лейтенанту показалось, что он слышит слова оборванной в один миг песни. Его
затрясло. Пытаясь унять дрожь, он снял со стола лампу и нагнулся к Ваське. Тот лежал лицом вниз.
Поставив лампу на пол, лейтенант повернул его голову и увидел, чуть приоткрытые пухлые губы Василия.
Смерть не исказила лица и казалось будто он продолжает петь.
Лейтенант положил Ваську к себе на колени, и погладив грубой рукой его мягкие светлые волосы, завыл, как раненый зверь.
Это был первый день после войны.