В первый раз я услышал его в “трубе” на Арбате, в самой первой, между «Художественным» и «Прагой». Я шел, просто шел по делам. Я уже переболел Арбатом со всеми его тусовками и хотя меня иногда узнавали хипы у «Бубликов», из которых сейчас сделали какой-то очередной арбатский ресторанчик; киноманы у стены; панки, бесцельно бродящие по Арбату. Я уже не имел привычки останавливаться около людей с гитарами, но…
Я увидел большую толпу людей в трубе. По их внешнему виду было понятно, что это не “арбатские” любители потусоваться с гитарой, а просто люди, которые, вероятно, куда-то спешили, но что-то их задержало в этом переходе. Я подошел и услышал “Come together”… Вероятность выступления кого-то из битлов в переходе отпадала, на раритетную магнитофонную запись было не похоже, но голос был явно битловский. Я пробрался через толпу и увидел парня в клетчатой рубахе и джинсах. У него были длинные русые волосы и аккуратная борода, сквозь которую светилась добрая улыбка, в первый момент он напомнил мне Вела Килмера в фильме «Doors», именно не Моррисона, а Килмера. Он пел спокойно, но его голос наполнял весь переход. Когда он закончил эту песню, он начал другую, но всё так же складно, всё тем же “битловским” голосом. Я посмотрел на часы и понял, что стою здесь уже второй час, а песни всё звучат и звучат. За всё время выступления он не повторил ни одной песни. Когда он закончил петь я подошел к нему и сказал:
– Здорово поёшь!
– Спасибо – сказал он улыбаясь.
– И как часто ты здесь играешь? Я раньше тебя не слышал.
– Да так, как на душу ляжет. Я сейчас больше в церкви пою.
– В какой?
– В «церкви Христа».
Я не ожидал такого ответа и немного растерялся, но он продолжал:
– Я только там и пою, а это так – развлечение, я ведь для Бога петь хочу, это важнее. Ну что я в жизни умею – ничего, вот только петь и умею. А ведь каждый должен свой талант к Богу обратить. Приходи к нам, тебе понравится.
Для меня, воспитанного в ортодоксальном православии, приглашение в протестантскую общину звучало как оскорбление, но то обаяние, которое исходило от него, затмевало весь смысл его слов.
– А как тебя зовут?
– Сергей.
– Так мы тёзки…
Подошел ещё один из слушателей и предложил Сергею пива.
– Я не пью. Если хочешь меня угостить то можешь купить мне кофе, я не откажусь, а пиво это смерть для голоса, и душа нищает, мы же должны ждать пришествие Господа. Представь, он приходит, а мы тут пьяные, это не дело.
Я встречал его потом несколько раз на Арбате, он пел, приглашал всех в свою церковь. Потом он пропал. Я ходил по Арбату и спрашивал: – “А где Сергей, который битлов поёт?”. Мне отвечали, что “не видели сами, но слышали, что пьёт он”.
– Да это не он, он же даже пиво не пьёт.
– Ну не знаем, вроде как про него рассказывали.
* * * * * * * * *
Прошло два года, я поступил в институт. Новые друзья, новые интересы. Наверное, весна самая приятная пора для продолжения рода, и по этой причине зимой так много дней рождений. Студенческая жизнь без шумных праздников, как свадьба без невесты – невозможна. И как всегда основной удар приходится на тех, кто живет ближе всего к месту учебы. Я не помню, чей это был день рожденья, кажется, друга, какого-то там друга на квартире другого друга, но это было не важно, главное был повод для праздника. И место было подходящее – Коньково, от института пешком.
В квартире было много народа, от сигаретного дыма слезились глаза, некоторые гости уже дремали на полу, туалет был хронически занят и, судя по звукам, у находящихся там людей была низкая толерантность к алкоголю. Я прошелся по квартире в поисках знакомых лиц. В комнате я увидел лицо, которое мне показалось знакомым по какому-то фильму, хотя нет, я помнил это лицо не только из фильма.
– Торнадер, тебе налить?
– Гавно вопрос, а сигареты есть, а то все кончились.
– Сейчас нароем, выпей пока… Может, сыграешь?
– Вот выпьем, и будет музыка.
Он взял рюмку, наполненную, но краёв и опрокинул в рот, занюхал прядью своих засаленных волос и грязным рукавом (было видно, что он уже полежал на полу) вытер губы.
– Ну, теперь можно и спеть.
Хриплым голосом, под расстроенную гитару он стал петь “Come together”. Я вспомнил, почему его лицо мне показалось знакомым – это же Сергей с Арбата!
В течение песни он отвлекался, спрашивал о том, есть ли у присутствующих сигареты. Потом отложил гитару и закурил беломор.
– Сергей?
– А, привет, ты какими судьбами?
– Я, как и ты, в гости пришел.
– А я не в гостях, я живу здесь у друга. Я уже второй год кочую с квартиры на квартиру. Сейчас здесь поселился.
– А как церковь?
– А, фиг с ней, там все такие правильные, аж тошно.
– Ты же не пил вроде?
– Раньше не пил, сейчас пью. Просто знаешь, когда душа болит то лучше пить. Это другая боль, не физическая… Я даже руки прижигал, чтоб от души боль оттянуть, ан нет, не удаётся. Душа как зверь на волю просится, а какая тут воля… Ладно, выпьем?
– Как знаешь.
– Да ладно, вот ты меня другим помнишь, а тут я Торнадер, угараю и пью, не могу так жить, а по-другому уже не умею.
В комнату заглянул Джон, мой институтский приятель.
– А! Торнадер, может «Кондора» сыграем?
– Доставай флейту.
Расстроенная гитара и писклявая флейта, прокуренная квартира и грязные волосы – такие воспоминания остались после этого вечера.
* * * * * * * * * * * * * * *
Где-то через год я спросил у Джона как там Торнадер поживает.
– Сгорел он, заснул с сигаретой и не проснулся. Когда пожарные приехали квартира уже сгорела…