ГЛАВА ПЕРВАЯ ПРО ПЕРЕЕЗД И ВЕСНУШКИ.
Наша семья переехала, и родители определили меня в новую школу. Когда я подходила к серым бетонным ступенькам, то не догадывалась, что по ним я поднималась в другую, отличную от прежней жизнь, полную открытий и свершений. На первый взгляд новая школа ни чем не отличалась от старой. Если быть точнее то новая школа была старой, то есть построенной больше 20 лет назад, а старая школа – новой, современной. Но внешне они были похожи как две капли воды. Дети, поднимающиеся вместе со мной по ступенькам, тоже были точно, такими же, как в прежней школе. Один незнакомый мальчик, взглянув на мое лицо, тут же закричал: «А у тебя нос мухи обгадили!»
- Это поцелуи солнца, - попыталась защититься я от знакомой дразнилки.
- Никакое это не солнышко, а самые настоящие мухи!!!
Ну, вот все начинается снова, по знакомому сценарию. Я думала, в новой школе дети не будут замечать этих ужасных веснушек, но нет, видно они были подарены мне природой, для того чтобы навсегда испортить жизнь. В моем любимом фильме «Два капитана» главные герои дают друг другу клятву: «Бороться искать, найти и не сдаваться». Очень правильные слова. Услышав, их я объявила войну ненавистным веснушкам и решила ни за что не сдаваться под их натиском и искать, искать, искать средство уничтожения. Что только я не делала: заклеивала нос лейкопластырем перед выходом на улицу, смазывала его сметаной, кефиром и молоком, соком петрушки, лимоном и даже одуванчиками. Но проклятые веснушки как на царском троне снова гордо восседали на моем носу. Однажды во дворе, одна незнакомая девочка сказала мне по большому секрету, что веснушки можно удалить с помощью колдовства, рецепт веснушечьего излечения стоил десять рублей. Я долго думала, где достать деньги. И вдруг судьба подарила мне подсказку, в виде объявления в аптечной витрине: «Принимаем от населения лист подорожника по цене 20 копеек за килограмм». Я каждый день выходила с ножницами и целлофановым пакетом в парк и собирала подорожник и уже через две недели необходимая сумма денег лежала у меня в кармане.
Несколько дней подряд я до вечера засиживалась во дворе, но девочка знающая про веснушчатый рецепт так и не приходила. Почти отчаявшись, я решила истратить честно заработанную десятку на мороженое, но наконец знакомая незнакомка приехала к кому-то в гости в наш дом. Мятая десятка из моего кармана перекочевала в её, а в моем кулаке очутился тетрадный листок с подробным рецептом исчезновения веснушек и всех, связанных с ними неприятностей. Еще не читая содержимого, я чувствовала, что веснушки одна за другой, как новогодние конфетти спадают с лица на асфальт, и мой нос становится самым чистым от веснушек носом на свете, и все только и говорят: «Посмотрите, какой красивый у этой девочки нос!»
Придя, домой, я не торопилась разворачивать купленный секрет, оттягивала раскрытие тайны колдовства на время после ужина. Безо всяких капризов съела ненавистный суп с жареным луком и макаронами. Возможно, ради красивого носа придется пойти и на не такое. Мама с папой пошли смотреть сериал, а я отправилась в ванную комнату изучать премудрости чародейства. Развернула клетчатый листок, увидела, как проступают магические буквы и выстраиваются в слова: « В полнолуние, смажь участок кожи, пораженный веснушками 50 граммами куриного помета, держи его на коже до полного высыхания, а затем ложись спать. На утро на твоем лице не останется ни одной веснушки». Лучше съесть двадцать тарелок супа с жареным луком, чем мазюкаться куриным навозом, первое, что пришло мне в голову. Но так хотелось на утро не найти на своем лице ни одного коричневого пятнышка и я решилась, будь, что будет. Чтобы осуществить задуманное, надо где-то достать куриный помет. В магазине его не купишь, а в городе куры по дорогам не ходят. Значит, дам бесплатное объявление в газету. Порывшись в стопке старых газет, я нашла пожелтевший от ожидания купон, вырезала его и написала: «Куплю куриный навоз дорого, звонить по телефону 77-34-15».
Прошла целая неделя, я не отходила от телефона ни на шаг, чтобы не скучать делала уроки. За дни ожидания моя школьная успеваемость заметно улучшилась, в дневнике красовались одни пятерки. «Просто чудеса какие-то», - сказала мама, подписывая родительскую ведомость. «Нет, настоящие чудеса ты увидишь позже», - подумала я про себя, «а, это так побочный продукт».
В понедельник, в телефоне хриплый мужской голос произнес:
- Я по объявлению, позови кого нибудь из взрослых.
- А я взрослая, - бесстыдно соврала я звонившему.
- По чем, помет брать будешь?
По моим подсчетам, в копилке-свинье подаренной моим старшим двоюродным братом лежало около трех рублей, и я с гордостью ответила: «Три рубля».
- Сколько? – в голосе на том конце провода в одном звуке слились воедино недоумение, возмущение, непонимание, и горечь.
- Я куплю у Вас 50 грамм куриного помета за три рубля.
Да неужели птичьи испражнения могут стоить дороже, негодовала моя душа.
- Девочка, не морочь мне голову, позови, кого нибудь из взрослых, а то я повешу трубку.
Почувствовав, что самая заветная мечта сейчас превратиться в короткие однотонные телефонные гудки, я закричала, что есть мочи:
- Дяденька, не вешайте трубку, это я дала объявление в газету, в моей копилке только три рубля и мне больше жизни нужны 50 граммов куриного навоза! И если вы мне их не продадите, вся моя жизнь будет безнадежно испорчена, выкинута на помойку.
- Деточка, - голос в трубке стал похожим на бас Деда Мороза, если тебе для спасения жизни нужно всего-то несколько граммов куриных какашек, приезжай, я отдам тебе их просто так.
Со слезами на глазах я записала адрес и через несколько часов в стеклянной пол-литровой банке лежал свежий куриный помет. Моему счастью не было конца. Теперь осталось ждать совсем немного – полнолуния. По моим подсчетам, оно должно было наступить, через три дня. Три дня и три ночи, я готовилась к самому ответственному шагу в своей жизни. Каждую ночь, мне снился один и тот же сон, что я подхожу к зеркалу, сморю в свое отражение и не нахожу на лице даже следа от проклятых веснушек.
И вот торжественный день наступил. Полная луна заглянула в окно своим дородным желтым телом. Из тайника в платяном шкафу я достала подаренный добрым стариком куриный помет и запустила в него руку. Сказать, что было ужасно противно, значит не сказать ничего. Превозмогая отвращение, я провела, грязным вонючим пальцем по носу, потом еще и еще раз. Нос защипало. Боль становилась все сильнее и сильнее, я мужественно терпела, представляя, что это растворяются, выводятся как пятна на одежде веснушки. Сами собой из глаз закапали слезы и в этот момент, свет в моей комнате вспыхнул, и вошла мама.
- Что у тебя с лицом, чем это так отвратительно пахнет, и почему ты плачешь? – за один вздох мама задала сразу три вопроса.
Приступ жалости к самой себе вдруг победил мое мужество и я, не удерживая слез, рассказала о заработанной десятке, волшебном рецепте и добром дачнике Деде Морозе.
- А ну-ка в ванну! – железным голосом скомандовала мама.
Теплая вода из-под крана смывала с моего лица грязь, ласкала кожу, убивала неприятный запах. Я подняла глаза к зеркалу, на красно-бардовом носу упрямо выступали коричневые веснушки. Моя голова сама собой упала на край раковины, обида и сожаление в виде вопля вырвались наружу. Слезы вместе со стонами стекали в водопроводную трубу, я себя чувствовала самой несчастной девочкой на свете.
Добрая, ласковая мама принесла мне стакан теплого чая с медом и лимоном, поцеловала в ненавистный нос и сказала:
- Поверь мне, ты будешь самой красивой девочкой на свете. Кстати, во Франции - стране законодательнице мод, изобрели специальный карандаш для рисования веснушек, тем, у кого их нет. Глупая, твой нос самый прекрасный нос на земле. Магический рецепт - чья-то глупая шутка. Не будь такой доверчивой и наивной.
Мамины слова подействовали на меня успокаивающе. Я подумала, ладно, когда выросту, уеду жить во Францию. Буду ходить по Елисеевским полям с веснушчатым носом, и улыбаться французским мальчикам. Эта мысль, была настолько приятной, что я уснула.
ГЛАВА ВТОРАЯ ПРО МАРИНКУ.
В новой старой школе меня определили в 6 «Г» класс. В нем училось 15 мальчиков и 14 девочек. Мое появление в классе должно было уравнять не выровненные стороны, привести их к общему знаменателю. Я посчитала это хорошим знаком, ведь если в уравнении неизвестным членом являюсь я, то при правильном решении в коллективе должны были воцариться гармония и согласие. Я смело открыла дверь теперь уже моего классного кабинета и шагнула неизвестная в неизвестность.
- Здравствуйте, я буду учиться в вашем классе, - как из пулемета выпалила я.
В кабинете установилась гробовая тишина и все двадцать девять карих, серых, зеленых и серобуромалиновых глаз уставились в одну точку – на меня. Одна девочка на первой парте что-то сказала на ухо другой. Взъерошенный парень совершил вокруг меня круг почета, охнул, ахнул, схватился за голову и упал как подкошенный. На последней парте раздался мальчишечий гогот, к нему присоединились девические голоса, кругом вдруг все зашевелилось, заговорило, зашелестело, а я стояла нерешенным неизвестным посредине всего этого шума и никто не собирался достигать гармонии.
Прозвенел звонок. В класс вошла учительница и посадила меня на свободное место в первом ряду на четвертой парте около окна. За ней уже сидела девочка. О, что это была за девочка, настоящая Мальвина! По её плечам струился каскад белокурых кудрявых волос. А какие были у нее глаза, голубые с загибающимися кверху ресницами. Я огляделась по сторонам, моя соседка была самой красивой девочкой в классе и с этой секунды я почувствовала, что жизнь моя меняется в лучшую сторону, а еще через минуту моя соседка стала навеки моей самой лучшей драгоценной подругой на всю жизнь. Звали ее Маринка. Её ласковый теплый взгляд согрел мою потерянную душу, и я поняла, что начало согласию, и гармонии уже положено.
Маринка жила в соседнем со школой доме и на большой перемене она предложила: «Давай, сгоняем ко мне домой, поедим картошки!»
- Давай, - согласилась я.
И мы помчались, без пальто по заснеженной дороге, влетели в квартиру разрумяненные, а Маринкина мама тетя Рая, уже накладывала в тарелки хрустящую картошку. Какая это была картошка! Сейчас, мне уже много лет, но я никогда, нигде больше не ела такой вкусной картошки. Тетя Рая была домашняя, теплая и родная. Мне вдруг захотелось остаться в этом безопасном доме, но надо было возвращать в класс.
Мой первый учебный день закончился, за ним последовал следующий, а потом еще и еще. И с каждым днем наши с Маринкой души цементировались все сильнее и сильнее. Мы любили одинаковые фильмы, читали одни и те же книги, любили сладости, носили одинаковые фасоны брюк, модели туфлей и крой блузок. Внутри мы были совершенно одинаковые, но снаружи абсолютно разные. Вместо ее небесно голубых глаз, с моего лица глядели два банальных карих и волосы у меня были абсолютно прямые коричнево рыжие. Самые обычные волосы. По честному – самое красивое, что у меня было в жизни - подруга Маринка. И меня это абсолютно не огорчало.
Учительница музыки отобрала нас с Маринкой в школьный вокально-инструментальный ансамбль под названием «Не грусти». В песне про Золушку из-за нашего великого таланта нам доверили по очереди в припеве исполнять сольную партию: «Па-да-бу-да». Мы выступали на всех школьных концертах и очень этим гордились. После школы я решила стать артисткой, а Маринка продавцом. Ну и что подумала я, занятие музыкой отрицательно не скажутся на профессии продавца. С шикарным голосом моей подруги, она станет самым музыкальным продавцом в городе, к ней будут приходить покупатели, она станет исполнять сольные партии и наш любимый припев «па-да-бу-да», и товары у нее будут продаваться с бешеной скоростью, и за это её назначат самым музыкальным директором магазина в городе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ ПРО СУСА.
Самым шикарным учителем в этой школе был физик Александр Григорьевич. Он умел играть на гитаре, пел бардовские песни, носил обалденные песочные усы. Вот именно из-за них и получил он свое прозвище «Сус». Когда он рассказывал, про обкладки конденсаторов, которые сдвигались и раздвигались, и там возникал электрический ток, я с напряжением пыталась представить весь этот процесс, но ровным счетом ничего не понимала. Иногда отвечая у доски, я с трудом представляла, где в предложениях произносимых моим голосом было подлежащее, а где сказуемое.
Признаться честно, за всю школьную жизнь я не решила ни одной задачки по физике, благодаря тому, что знала главное оружие против Суса и регулярно пользовалась им на его уроках. Однажды, придя с родительского собрания, мама рассказала, что некоторые девочки носят такие короткие юбки, что учителю физики, стыдно на них смотреть, когда они пишут на доске. Эта была ключевая фраза! Мое избавление от письменных ответов у доски. Я закрылась в комнате и у одной юбки отрезала все, что только можно было отрезать. Она стала моим пропускным билетом на физику без решения задач.
Сус всегда приходил на урок в аккуратно поглаженном костюме в сочетании с модным стильным галстуком. Он менял его каждый день, и мы с Маринкой решили вести дневник Сусовых галстуков. В тетрадке в клетку мы расчертили таблицу с шестью столбиками и озаглавили их днями недели. Дальше в низ шли строчки. В начале каждой строки мы ставили дату, а на пересечении строки и столбца описание галстука. Хотели проследить, некую закономерность. Но Сус был непредсказуем, его просчитать нам так и не удалось. Пока, вместо прослушивания материала, мы занимались разработкой теории галстуков, физик жутко злился на наше невнимание, и в качестве наказания пересадил на первую парту. На одном из уроков, сижу я как бельмо на глазу на этой самой первой парте, пытаюсь делать умное лицо, будто бы вникаю в материал и вдруг слышу, Маринкин шепот: «Тань, представь Александра Григорьевича голым в бане с шайкой». Я от неожиданности чуть со стула не рухнула. А Сус уселся напротив меня за свой стол, ноги вокруг стула обкрутил и шевелит ими. Меня такой неуправляемый смех разобрал, сижу, вся красная, парта первая - лицо спрятать некуда, плечи от безмолвного хохота уже трясутся. Вижу краем глаза, Маринкины плечи не только трясутся, но и подпрыгивают. Проходит минута, вторая, физик подбегает к нашей парте и кричит: « Хватит смеяться Климова, дай волос для опыта». А я ему: « Не дам»
- Что!!! Люди для науки головы не жалели, а тебе, какого – то волоса жалко! Вот поставлю вам с Ветровой пару, будете знать тогда, как трястись здесь у меня на первой парте. Вы же по физике "О", - и делает из большого и указательного пальца круг. - Ноль, ну совершенно ничего не знаете. Вырастите, придете на завод работать, а я к вам на экскурсию приду. Вы рычаг вверх вниз, вверх вниз дергаете. Пройдет десять лет, я снова приду, а вы с вашими познаниями, так вверх-вниз и дергаете.
- Ничего я дергать не буду, я артисткой стану, - гордо заявила я
- Артисткой, - протянул физик, ну тогда ладно, иди к доске, расскажи, что я Вам задавал сегодня на дом.
Выхожу к доске, а у меня в памяти, только баня, да голый Сус на полке лежит и тазом прикрывается. Верная Маринка стала мне шептать правило Буравчика, шепчет тихо, ничего не слышно, я к ней ухо протягиваю, а физик спрашивает:
«Климова, а ты в артистках роль, тоже с суфлером играть будешь?»
- Без суфлера Александр Григорьевич.
Он улыбнулся в свои песочные усы.
- Ну, ладно, садись, ставлю тебе точку, до четверга не исправишь, артистка, превращу её в двойку.
Я понурая бреду к своей первой парте, а в душе думаю, какой же замечательный учитель физик, и вовсе он не смешной в бане, и двойку мне не поставил. Вот когда стану артисткой, обязательно для него песню спою.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ИСТОРИК.
Самым страшным местом в школе был кабинет истории на четвертом этаже. Когда на переменах, во всей школе царили рай, благоденствие и принцип удовольствия, у кабинета истории - могильная тишина. Лишь изредка её нарушали стук дрожащих зубов, или молитва: «Господи, помоги, сделай так, чтобы не спросил!»
Когда впервые я очутились в этом живом уголке ужасов, и увидела предмет всеобщего страха, то испытала легкое недоумение. Учитель истории, которого боялась вся школа, был красив как римский бог, с правильными чертами лица и обворожительно улыбкой. Но самое главное, что меня в нем привлекло – это рыжие, рыжие веснушки, покрывающие все лицо. Веснушки означали родственную душу, и миф ужасов для меня развеялся сам собой. Прозвенел звонок на урок и перепуганные одноклассники стуча зубами понуро побрели в класс.
- Итак, что Вам было заданно к уроку? – римский бог стоял на кафедре-возвышении, словно на горе Олимп.
Как по мановению волшебной палочки весь класс одним движением, единовременно, будто в синхронном плавании грохнулся на свои парты. Только я, да отличник Филлимонов сохранили вертикальное положение тела. Мои глаза встретились с глазами историка, несколько секунд мы безотрывно смотрели друг на друга.
- Ложись, быстрее ложись, - прошептала мне Маринка, и дернула за рукав.
- О, да у нас новенькие! Давайте познакомимся, как ваше имя?
- Татьяна.
- Очень приятно, а я Владимир Григорьевич. А для класса я повторяю вопрос, какова тема вашего домашнего задания на сегодня? Не вижу ваших рук. Вы, что сюда молчать пришли?
По согнутым телам пробежала легкая дрожь и все глаза с мольбой уставились на вертикального Филлимонова.
- Феодальная раздробленность, - спасительно произнес он.
- Хорошо, более подробно по этой теме нам расскажет …- в классе наступила ужасающая тишина, на мгновение мне показалось, что класс стал пустым, будто все находящиеся в нем ученики по одной команде надели шапки невидимки. Прямой длинный палец Владимира Григорьевича медленно пополз по журналу. - …Бойцова.
- По кабинету легким весенним ветерком пронесся вздох облегчения, головы вразброс стали подниматься с парт, и класс хором произнес: « Какая «и» или «эл»? Дело в том, что у нас учились две Бойцовы Ира и Лена. Ирка тут же начала исполнять свой коронный номер. Один ее глаз смотрел на историка, а второй в это время двигался по направлению к уху. Слабонервные учителя тут же отводили от неё взгляд и обязательно вызывали Лену, но Григорьевич был не слабаком.
- Ну, Ирина, что глаза сделала как у карася, иди к доске.
Трюк не помог и Бойцова И. поплелась к доске.
Со временем я тоже заразилась всеобщей эпидемией страха перед историческим кабинетом, как другие читала молитву, дрожала в обнимку с учебником, падала на парту пока Александр Григорьевич медленно по журналу искал свою жертву. Но через призму прожитых лет скажу, что до сих пор помню многие исторические даты, события и факты. Историк научил меня не только зубрить материал, но и понимать, что все в нашей жизни взаимосвязано добро и зло, война и мир. Он был беспощаден к неуважению отечественной истории, и свято верил в наше коммунистическое счастливой будущее.
В старших классах, нам было заданно выучить определение, что такое коммунизм из «Коммунистической программы партии». Это определение занимало полторы страницы и не дай бог, было переставить в нем хоть одно слово или запнуться, тебя тут же настигала кара: «Садись двойка». Бедная Ольга Копылова несколько раз начинала отвечать злосчастное определение и запиналась каждый раз на одном и том же месте. Получив подряд уже четыре двойки, ей наконец удалось пересказать о коммунизме все и до конца. На последнем предложении её лицо озарила лучезарная улыбка. Историк тут же перехватил её проницательным взглядом и грозно спросил: «А чего это ты улыбаешься, что в коммунизм не веришь?»
- Не а, - откровенно призналась Копылова.
- Садись, двойка. Так, кто еще в коммунизм не верит?
В классе воцарилась привычная тишина.
- Климова и Ветрова, что молчите? В коммунизм верите?
- Верим! – хором отчеканили мы с Маринкой.
- Вот видишь Копылова, все кроме тебя в коммунизм верят. Ну как можно в это не верить и все время забывать определение? Представь, ты врач, а я попаду к тебе на операционный стол, и будешь ты мне делать хирургическую операцию. Зашьешь живот, а ножницы внутри, во мне забудешь, и я тогда всю жизнь мучиться буду.
- Я не ножницы, я что потяжелее забуду, чтоб наверняка было, - отбила нападение Ольга.
- Садись ставлю тебе три двойки в одну клетку. Пусть твои родители порадуются.
Это был не день Копыловой. Для меня до сих пор остается загадкой, почему она призналась в своем коммунистическом неверии и солгала ли я? Мне было 15 лет, хотелось сделаться любимой, счастливой и если коммунизм стал бы этому не помехой, я в него поверила бы без оглядки.
Однажды в конце четверти в журнальной строчке около моей фамилии стояли пять «4» и пять «5». Окончился последний урок и историк выставлял четвертные оценки, в раздумье он остановился у моей фамилии.
- Ну что мы тебе поставим, Климова?»
- Не знаю Владимир Григорьевич. – ответила я.
Он внимательно посмотрел на мое лицо, улыбнулся, взял в руку ручку, в последней клеточке нарисовал жирную «5» и с ухмылкой сказал: « Это тебе за очаровательные веснушки!» Я задохнулась от счастья, потому что заработала первую четвертную историческую пятерку, и наконец мои ненавистные веснушки принесли мне удачу, сделали невозможное возможным. Я всегда чувствовала в историке родственную душу.
ГЛАВА ПЯТАЯ. КОЛБА.
Я любила литературу, но учительница по этому предмету не взлюбила меня с первой минуты. Наше противостояние началось с моего белого воротничка в крупный голубой горох.
- Девочка, ты нарушаешь правила школы, выделяешься среди других своим пятнистым воротником, - вместо приветствия сказала она мне.
- Где можно прочитать, какие воротнички носить, а какие нет? – наивно спросила я.
- Да, как ты смеешь со мной говорить в таком тоне. Видно, в прошлой школе культуре тебя не научили. Сядь и молча слушай урок.
Я слушала и скучала. У Колбиной Марии Ивановны оказался редкий талант интересный материал превращать в сухой и пресный. Жизнь писателей и поэтов из её уст представала передо мной в виде набора дат жизни и смерти, названия книг и статей. Биографии великих людей были безжизненны, а сама Колба ( так её прозвали ученики) оказалась эмоциональной мумией. Кто и когда законсервировал её чувства я не знаю, но от этого страдала она сама да и мы. Моей первой попыткой расшевелить её уснувший мозг стало сочинение по произведению Островского «Гроза». Мои размышления на тему: «Была ли Екатерина лучом света в темном царстве?» вылились в тетради в описание судебного процесса по делу главной героини, где я выступала как прокурор. Я не хотела оправдывать поступок женщины решившей уйти из жизни, со свойственным мне юношеским максимализмом я осуждала Катерину, резко клеймила её позором, приводила веские доводы. Прочитав мое творение, Колба пришла в ярость. Что-что, а расшевелить зверя мне удалось. Мумия, как оборотень превратилась в фурию, извергающую над моей головой гром и молнию. За сочинение она влепила мне кол. Протягивая тетрадь с единицей, она громко произнесла: «Да, как ты маленькая дрянь можешь судить людей? Кто ты такая и кто дал тебе на это право? Я обязательно на родительском собрании прочту твое сочинение. Пусть твоим родителям будет за тебя стыдно!»
Наступил день родительского собрания, и я всячески пыталась отговорить маму идти на него. Нет, я не боялась наказания, мне было жалко маму за тот позор, которым хотела заклеймить её за меня злючина Колба. Каждые десять минут я смотрела на часы и воображала, что происходит за стенами класса. Моя мама представлялась мне Зоей Космодемьянской, которую пытают в гестаповских застенках, за то, что она воспитала плохую дочь, по её щекам катятся слезы от обиды, что я не такая как все.
Через два с половиной часа послышались мамины шаги, в замочной скважине повернулся ключ и она вошла. У меня перехватило дыхание, я боялась поднять глаза и посмотреть ей в лицо. «Отец, оказывается у нашей дочери, открылся незаурядный литературный талант» , -в мамином голосе не звучали нотки сожаления и издевки. «Она написала просто гениальное сочинение». Я поймала мамин взгляд.
- Ты шутишь?
- Нет, правда, мне очень понравилось твое сочинение, только пойми, не всегда люди любят, что кто-то свободно выражает свои мысли. Прошу тебя, до окончания школы, как все дети переписывай цитаты классиков из разных книжек и никакой отсебятины.
В моей жизни это была первая единица за которую меня не только не ругали, а даже похвалили. Не знаю, что ответила моя мама на родительском собрании Колбе, но жизнь моя на её уроке с тех пор стала еще невыносимее. Как я ни старалась, но ничего кроме тройки получить не могла. И тогда я совершила второй революционный поступок на уроке литературы. По программе всего один урок отводился на жизнь и творчество моей любимой поэтессы Марины Цветаевой. Я не могла допустить, чтобы её трудная неоднозначная жизнь превратилась в несколько сухих предложений. Я представить не могла, как уста полные Колбиного яда могут произнести святые для меня строчки: «Мне кажется, что вы больны не мной…»
Начался урок, Колба огласила тему урока и посмотрев на меня, возможно чувствуя на подсознании мою магическую тягу к этому предмету спросила: "« Девочка, - она никогда не называла меня ни по фамилии, ни по имени, делая безымянной, возможно стараясь стереть из своей жизни, - тебе что-нибудь говорит имя Марина Цветаева?
- Да, - с вызовом ответила я, - Я знакома с её биографией, стихами и поэмами.
- О, неужели! Может быть поделишься своими познаниями?
И тут на меня что-то нашло, нахлынуло и понесло! Я с запоем вывалила классу, все что мне было известно о Цветаевой, о её семье, о муже Сергее Эфроне и любовнике Константине Родзевиче, об отношениях с Пастернаком, Мандельштамом и Рильке. Я упомянула о любовной лирике посвященной Софьям Голлидей и Парнок. Читая Цветаевские бессмертные стихи, я жила жизнью поэтессы, дышала и переживала как она, в такт её чувствам. Когда окончился мой рассказ, класс зааплодировал. Мрачная Колба выдавила из себя: «Садись – четыре». И тут раздался гром несогласия. Мои одноклассники стали за меня горой. Андрей Шитиков возмущался: «Почему четыре, она рассказывала не по учебнику, привлекала дополнительный материал!»
- А тебя не спрашивают, будешь работать учителем, тогда и ты сможешь выставлять оценки, а сейчас сиди и молчи.
Почувствовав за своей спиной мощную каменную стену в виде сопереживания одноклассников, я спросила: «А как мне нужно ответить, чтобы получить у вас пять?»
- Ни как. Не нравится, можешь уходить.
Мне действительно не нравилось, все что происходило в этом кабинете и собрав портфель я счастливо удалилась из класса. Вдогонку, вперемешку со скрипом закрывающейся двери пронеслось: «Обратной дороги у тебя нет, и не будет!» «Да и не надо!» – и я сожгла в все мосты, соединяющие меня с кабинетом литературы.
Едва раздался школьный звонок, мои одноклассники вывалились из кабинета. Многие подходили, хлопали меня, кто по плечу, кто пожимал руку или трепал по голове. Я стала частью одного большого коллектива, они стали моей второй семьей.
На уроки литературы я не ходила несколько месяцев. Однажды в коридоре, во время перемены Колба подошла ко мне и отозвав в сторону произнесла: «Не надо строить из себя великомученицу. Если тебе надо мое прощение, то я его приношу. Завтра же приходи на урок, мне тебя аттестовывать надо». Мы пришли к компромиссу, я ходила на её уроки, она мне ставила четверки.
Пришла весна, на улице зажурчали первые ручейки, воробышки подставляли свои озябшие крылышки начинающему припекать солнышку, небо стало бирюзовым с пушистыми белыми облаками. У Колбы приближался день рождения. Я простила ей все обиды и предложила одноклассникам поздравить Марию Ивановну, преподнести ей букет. Мне казалось, что вместе с природой, после нашего поздравления оттает её замороженная душа, проснуться дремавшие чувства, и она перестанет быть мумией и вместе со всеми научиться радоваться жизни. Мы собрали деньги, купили букетик алых гвоздик и красивую открытку. Текст поздравления сочиняли всем классом: «Уважаемая, Мария Ивановна! В этот теплый солнечный день поздравляем Вас с днем рождения, желаем здоровья, счастья и успехов в личной жизни. Ваши ученики». Мы водрузили цветы в вазу, а открытку положили на самое видное место на столе. Прозвенел звонок, и Колба вошла в класс. Её взгляд зацепился за букетик гвоздик, она как заколдованная не отрывая от них глаз подошла к столу, взяла в руки открытку и начала читать. Я ждала чуда, мне казалось, вот сейчас мумия-куколка превратиться в красивую фею бабочку, её душа станет крылатой, она очиститься от ненависти и начнет порхать и наслаждаться жизнью. Но тут Колбино лицо превратилось в страшную, отвратительно мерзкую гримасу и она закричала: «Сопляки, вам ли мне желать счастья в личной жизни!» Резкое движение руки и гвоздики полетели в урну. В классе повисла тишина, как будто кто-то умер, и у нас поминки – подумала я. А ведь и это правда, поминки по нашим попыткам очеловечить Колбу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. КОЛДОВСТВО.
Почти каждый день после уроков мы собирались у Маринки дома. Прямо под её квартирой жила Бойцова Ира. Не помню, кому из нас первому пришла в голову мысль обедать вместе, но с определенного дня мы тащили домой к Ветровой, все вкусное, что у кого было. По дороге из школы мы обсуждали предстоящее меню. Иногда я пересекала двор с кастрюлей борща или компота, иногда с пирогами или котлетами. Маринкина мама славилась отменными голубцами, ежиками, гречневой кашей и, конечно же жареной картошкой, Ирка делала свой вклад макаронами по-флотски и запеченной курицей. Вообщем меню было не хуже, чем в лучших ресторанах города. Мы уплетали всю эту вкуснятину и болтали обо всем и ни о чем. Обсуждали молодую учительницу французского языка, которая не только одевалась по последней моде, но и делала отменный макияж. Периодически она представала пред нами с лицом без косметики, и мы предполагали, что она дает коже разгрузку.
- Я тоже так буду делать, - говорила Бойцова, и мы как эхо вторили ей: «И мы тоже!» Иногда Ирка приносила из дома косметику своей старшей сестры, и мы пытались стать похожими на молодую француженку. Один раз к нашей компании присоединилась девочка из соседней квартиры Лена Лескова, она принесла с собой книгу «Магия колдовства» и мы с головой ушли в чтение. Чего тут только не было, как увеличить благосостояние, как найти покой и согласие в семье, избавиться от зубной боли, соперницы и от порчи. Наше внимание привлекла глава «Как приворожить любимого».
- А, что давайте, кого нибудь приворожим! – предложила Маринка.
- Чушь все это, - сказала я, вспоминая свой колдовской опыт.
- И вовсе не чушь. Одна женщина, много лет не могла выйти замуж и благодаря этой книге нашла суженного, - парировала Лена Лескова.
- Тань, ну давай попробуем, - с мольбой в глазах попросила Ира.
- И кого же мы будем привораживать? – задала я резонный вопрос.
- Я, Ковалева из 10-б, - с замиранием сердца сказала Маринка.
- Нет, я Ковалева, - перебила её Лена, это ведь моя книга.
- Знаете, что я тоже хочу Ковалева, - не отставала от них Бойцова.
Надо сказать, что Игорь Ковалев был неким секс символом нашей школы. Ростом метр восемьдесят, с кудрявой шевелюрой, голубыми глазами. Он был круглым отличником и знаменосцем нашей школы. Каждая вторая девочка была по уши влюблена в него. Редким исключением из правил была я, потому что давно, тайно и безнадежно сохла по актеру Рыбникову из кинофильма «Девчата».
- А давайте напишем фамилии знакомых мальчиков, и каждая из нас вытащит бумажку с фамилией. Кто кому достанется, тот того и приворожит, - предложила я, совершенно не веря в успех этого предприятия.
- В этом есть смысл, - поддержала меня рассудительная соседка Лена.
- Давайте так, - с надеждой, что все-таки ей достанется Ковалев, согласилась Бойцова.
Бедной Маринке ничего не оставалось, как подчиниться большинству. Каждая из нас написала несколько знакомых имен, мы перемешали бумажки, и вытащили по-своему суженному. Ковалев остался лежать невыбранным и невостребованным. Маринке достался Зацепин Сашка из параллельного класса, Ирке – Бойцов Лешка из нашего, соседской Лене – Громов Дима из выпускного класса, а мне самый ушастый ученик школы – Семушкин, живой чебурашка во плоти.
- Привораживать будем разными способами, чтобы узнать, какой метод самый действенный, - в надежде, что когда нибудь ей достанется Ковалев, опередив всех, прошептала Бойцова.
Еще не читая текстов приворота, каждая из нас назвала цифру от одного до двенадцати (ровно столько способов предлагала книга) и жребий определил, кто, как будет действовать. В календаре каждая из нас с завязанными глазами отметила дату начала приворота.
Первой на эксперимент пошла Маринка. Чтобы приворожить Зацепина требовалось наговорить на какую нибудь еду заклинание: «Помину усопших от млада до седины, от кровных корней до чужих людей. А с ними и раба Александра, не в земле лежащего, по земле ходящего. Царство Небесное – светлое место. Аминь». В конце учебного дня мы купили наш школьный деликатес - каравайчик с розовой глазурью за 11 копеек. В коридоре на подоконнике Маринка произнесла над ним волшебное заклинание. Половина дела была сделана, оставалась вторая – заставить Зацепина его съесть. После уроков Ветрова легкой походкой подплыла к Сашке и сказала: «Зацепин, хочешь каравайчик? Мне Климова купила, а я такие не употребляю». Ничего не подозревающий Зацепин, схватил булку и в один укус засунул её себе в рот. Было такое чувство, что каравайчик сразу же провалился в его желудок.
- Даже спасибо не сказал , - расстроено произнесла Маринка, - и на черта мне такой нужен?
- Нужен для чистоты эксперимента, потом мы его от тебя отворожим, - пообещала Ира.
Следующей жертвой приворота был Семушкин. Передо мной стояла трудная задача, следовало купить новую булавку приколоть на себя и носить три дня, потом наговорив на неё: «Носи, не потеряй, рабу Татьяну не забывай. Аминь», пристегнуть на неприметном месте на одежде Семушкина. Булавку я купила и наговор произнесла, но как незаметно пристегнуть ее к одежде Семушкина?
- На физкультуре проникнешь в мальчишескую раздевалку и приколешь, - внесла рацпредложение Маринка.
Но этот план сорвался, потому что освобожденный по болезни Швабрин оккупировал раздевалку и пока мы занимались физкультурой сдувал у ничего не подозревающего Филимонова алгебру.
- Придешь к Семушкину в гости, скажешь, что плохо себя чувствуешь и попросишь принести стакан воды, - подкинула новую идею Маринка.
- Фигушки, я к нему домой не пойду. Мне мама не разрешает к мальчикам домой ходить, я ей слово дала, - стала сопротивляться я.
- Тогда, попроси на перемене у него пиджак, скажи, что тебя знобит, - не унималась моя подруга.
Как только раздался звонок, я вся скукожилась, мелко застучала зубами и подошла к Семушкину. «Сергей, меня знобит, не одолжишь мне свой пиджак?»
- А мои трусы и брюки тебе не подойдут? – тут же предложил стоящий рядом Швабрин.
- Твои не подойдут, - вступилась за меня Маринка. – Семушкин, тебе, что пиджака жалко, смотри, как Климова трясется.
- Может быть, она мои три рубля украсть хочет, - возмутился Семушкин.
- Да, пошел ты, - вдруг вырвалось у меня. Может быть, я тебя навеки приворожить хотела, а ты свои три рубля за мою любовь пожалел.
Огромные уши Семушкина стали красными, и он закричал: «Упаси меня господи, от твоей любви!» Казалось, что я сорвала весь эксперимент, но буквально на следующий день толи специально, толи нет, Семушкин забыл свой пиджак в классе, и я приколола злополучную булавку в шов под воротник.
Самый трудный способ приворота достался Ирине. Нужно было найти на кладбище гвоздь, взять его с собой и после наговора вбить в порог предполагаемого суженного. В воскресенье мы вчетвером отправились на Петровское кладбище искать гвоздь. Из далека кладбище было похоже на парк, с огромными плакучими ивами. Но приближаясь к нему, мы увидели, как ветви деревьев, словно корявые руки смерти, цепляются за кресты и могилы. В центре стояла полуразрушенная церковь, как черной лентой увенчанная стаей ворон. Ветка под моей ногой громко хрустнула, и стая с пронизывающем криком-плачем устремилась вверх. Церковь, лишившись на мгновенье своего траурного убранства, все равно осталась безжизненной. У меня по спине побежали мурашки, я краем глаза посмотрела на девчонок, было видно, что и они чувствовали себя не лучшим образом.
- Давайте, разойдемся по разные стороны, чтобы побыстрее найти гвоздь и уйти из этого страшного места, - сказала Лена.
- Лучше будем передвигаться парами, - предложила я трусливую альтернативу.
- Парами, парами - хором поддержали меня Марина и Ира.
И мы разошлись по разные стороны. Моя рука крепко сплелась с рукой Маринки и мы как сиамские близнецы неотрывно побрели между могильных рядов. Мои глаза вместо гвоздя, искали могильные надписи. В каждой из них было сосредоточено так много любви и горя одновременно. Вот, портрет совсем молодой девочки, такой же как мы. Я никогда не знала её, но на глаза вдруг навернулись слезы, что мы здесь ходим, ищем гвоздь, а она никогда уже не увидит синего неба, теплого солнца, зеленой ароматной травы. Жизнь, стала драгоценной, я поняла, каким великим сокровищем владею.
- Нашли, нашли, - где-то на другом конце кладбища прокричали девчонки. И мы с Маринкой стали выбираться наружу. За кладбищенским забором, воздух показался совсем иным, свежим, веселым и не таким холодным. Он сдул с меня трагические думы и мы отправились вбивать гвоздь в порог Бойцову Лешке.
Завершила практикум по привораживанию Лена, она сожгла пучок соломы у форточки, предварительно вынув одну соломинку из пучка и положив его под подушку, сказала трижды: «Иди, дым до раба Дмитрия, чтоб по ветру дымка вертелась и кружилась, чтоб я моему милому каждую ночь во сне снилась. Аминь».
Прошло две недели, никаких существенных изменений в поведении мальчишек мы не наблюдали. Приближался школьный вечер, посвященный майским праздникам, где мы собирались окончательно разобраться с тем, какой из приворотных способов самый надежный.
Глава седьмая. Вечер.
Я долго примеряла весь гардероб из шкафа. Наконец, приобретя, на мой взгляд, неповторимый образ я предстала перед родителями в моей полосатой зелено-красной юбке с кружевом, в папиной синей рубахе, в черных с красными вставками туфлях на высокой платформе моей мамы и разноцветными веревочками в волосах. Папа, читающий газету, увидев меня застыл с открытым ртом.
- Ну, как? Сногсшибательно? - уточнила я у него.
- Я бы с тобой такой даже в лифте не поехала, - опередив папу, произнесла испепеляющим голосом мама.
«Значит великолепно, взрослые никогда не понимали современной моды», - заключила я и начала раскрашивать веки зелеными тенями.
- Пусть идет такой, какой ей хочется, - предотвратил мамин запрет папа.
Я вышла на улицу. Наш кот Жора перестал драться с Васькой и задрав голову, с восхищением посмотрел на созданный мною имидж. Я почувствовала себя королевой.
С Маринкой мы договорились встретиться у школы. Либо я пришла раньше, либо Маринка задерживалась, но у школьной двери я оказалась в полном одиночестве. Мимо проходили, менее чем я, нарядные ученики. Вдруг передо мной предстал лопоухий Семушкин.
- Ну, и что это ты так вырядилась?
- Тебя не спросила, - ответила я и отвернула голову в сторону, показывая этим, что диалог закончен.
- Да меня, такие как ты, трое у подъезда ждут, - торжественно произнес Семушкин.
- Вот и иди к ним, чего ко мне-то пристал, - снова отвернув голову с раздражением произнесла я.
- А вот и не пойду, буду за тобой ходить по пятам!
- Да и ходи, - махнула я на него рукой.
Наконец, пришла Маринка и мы, взявшись за руки, вошли в актовый зал. Там собралось много народа, мы здоровались со своими одноклассниками и девчонками из параллельных классов, переходили от одной группы друзей к другой. Семушкин как привязанный таскался за нами по пятам.
- Чего это с ним? – удивилась Маринка.
- А я откуда знаю, вот привязался и ходит сзади.
- Дак, он приворожился!!!!!!! – громко закричала моя подруга, и все посмотрели в нашу сторону.
В это время заиграла медленная музыка и мальчики стали приглашать девочек на танец. Я с испугом подумала, что сейчас привороженный Семушкин предложит мне руку и сердце на глазах у всей школы. Такого я позволить не могла и резко повернувшись, так что все разноцветные веревочки на моей голове как по мановению волшебной палочки подскочили вверх, я не вглядываясь в лица стоящих рядом парней, преложила первому попавшему: «Можно тебя на танец?»
- С великим удовольствием, - ответил он мне.
Когда же я подняла глаза, то увидела перед собой… Кого бы вы думали? Ковалева! Он взял мою руку в свою и повел. Танцевать он умел. Я начала спотыкаться и сбиваться с ритма. «Расслабься и не сгибай руки», - поддерживал меня вежливый Ковалев. Мамины туфли стали спадать с моих ног , я проклинала привороженного Семушкина, а женская половина школы проклинала меня. Казалось, что танец никогда не кончится. «Только бы не упасть, не упасть», - думала моя голова, и ноги стали выравнивать танцевальный шаг. Наконец музыка закончилась, и я поплелась к Маринке.
- Притворщица, - обижено выпалила мне в лицо подруга.
- Почему? – искренне не поняла я.
- Я люблю артиста Рыбникова, а сама, тоже глаз на Ковалева положила! Такой неискренности и предательства я от тебя не ожидала.
И Маринка, бросив меня, перешла к обществу Иры и Лены. Они о чем-то шептались, я стояла у окна в полном одиночестве, а по правую руку от меня скучал Семушкин. Вновь заиграла музыка, только теперь веселая, хит сезона от Boney-M, и разодетые ученики энергично задвигались в разные стороны, девчонки подпрыгивали и махали руками. Мы с Семушкиным , как пораженные столбняком торчали у окна. Мне было обидно, что Ветрова развлекается с Бойцовой и Лесковой, а на меня даже не смотрит. Это была первая ссора в нашей нерушимой дружбе, первая трещина в моей душе. Она даже не выслушала моих объяснений, подруга называется. У меня на глаза наворачивались слезы, казалось, что вечер безнадежно испорчен. Снова заиграла медленная мелодия, на этот раз «Отель Калифорния» Eagles и тут случилась очередная катастрофа. Прямо на меня, широко улыбаясь, как в фильме про девчат актер Рыбников, ко мне подошел Ковалев.
- Разрешите пригласить Вас на медленный танец.
Голос меня покинул, ноги стали подгибаться, руки задрожали, но тут я почувствовала, что уже плыву в ритме танца с Игорем Ковалевым. Поворот, еще один, как во сне мимо проплывают завистливые лица старшеклассниц, открытый рот Лены Лесковой, пораженная Маринка и мрачный Семушкин у окна.
- Очень давно хотел с тобой познакомиться, но не решался. На вид ты вся такая независимая, - начал мой кавалер.
- Отчего же, напротив, - поддержала я разговор.
- А тот парень у окна, он твой друг?
- Что ты! Мы просто учимся в одном классе.
- А я уже думал, что твое сердце занято.
Я скромно промолчала про артиста Рыбникова.
Потом звучала разная музыка, но на все медленные танцы я была ангажирована всеобщим любимцем Ковалевым. Я не понимала, что происходит, я единственная, кто не сох по нему из всей школы и именно меня он решил покорить. Когда прозвучал заключительный танец, Игорь предложил: «Можно я тебя провожу до дому!» Наверное, для кого-то это был бы триумф, для меня сплошные «непонятки».
Мы вышли из школы и медленно побрели к моему дому. Краем глаза я видела, что Семушкин плетется у нас по пятам, на безопасном расстоянии. Я чувствовала себя не в своей тарелки, как будто бы съела чужой кусок дороженного торта. Ковалев рассказывал мне про звезды, о том, что наверное где-то около одной из них, живут какие нибудь мыслящие существа и мечтают, так же как и люди найти братьев по разуму. Я задрала голову и посмотрела в небо. Удивительно, но раньше я никогда не думала об этом. Для меня небо было синонимом бесконечности и бессмертия. Мы подошли к моему подъезду, Игорь протянул свою горячую ладонь, и сказал: «Надеюсь завтра тебя увидеть в школе». Полумертвая я поднялась на свой восьмой этаж и замертво упала в постель.
Глава восьмая. Болезнь.
Всю ночь мне снились кошмары. Будто-бы Колба заставляет меня выйти замуж за Семушкина. Она стоит у доски и кричит: «Климова, нельзя быть такой безответственной. Раз приворожила Семушкина, значит будь его женой!» В класс входит святой отец и спрашивает: «Желаешь ли ты Татьяна быть женой Семушкина?»
- Нет, - отвечаю я.
- А тебя никто не спрашивает, - перебивает меня Колба. Запишите святой отец - согласна.
- Все объявляю вас мужем и женой…
Кто произнес последние слова, я так и не разобрала, потому что прозвенел будильник, и я открыла глаза. Холодный пот и мелкая дрожь сковывали мое тело. «Это наверное нервное», - решила я и попыталась встать. Сделав первое движение, я тут же упала на постель. Жутко кружилась голова, стучало в висках, и совершенно не было сил.
- Мама, - прокричала я в пустой коридор, в надежде застать ее дома.
Послышался легкий шорох ее шагов.
- Что случилось?
- Не знаю.
- Да ты вся горишь, измерь температуру.
Красная линия на термометре добежала до отметки 39,8 .
- Господи, надо срочно вызвать скорую,- последнее, что разобрала я и впала во временное беспамятство.
Теперь, мне снилось, что я это Ленин и стоя на броневике призываю народ отдать все силы на борьбу с империализмом.
- Тише, тише, сейчас я сделаю тебе укол, и станет легче, - вернул меня из коммунистического бреда голос врача.
От холода и озноба я не почувствовала, как игла входит в мое тело, и живительное лекарство растекается по организму. Было больно смотреть на свет, из глаз текли слезы, а врач думал, что я плачу от боли.
- Такая большая, а плачешь, - пристыдил он меня.
- Я не пла….- и мое сознание вновь погрузилось в небытие.
Сколько времени я спала, не знаю. Первое, кого я увидела, открыв глаза, был мамин любимый кот Жора. Он внимательно смотрел на меня, а потом подошел и лизнул в щеку. Наверное, пытался зализать болезнь. Я где-то читала, что в слюне котов находится много полезных веществ, которые и позволяют быстро залечивать раны. Потом, он по хозяйски прошелся по спинке дивана и мурлыча прикорнул у меня на груди.
Я болела целых две недели. Высокая температура, горсти лекарств и уколы, совершенно отбили у меня аппетит. Я как снегурочка таяла и белела на глазах. Мама каждый день придумывала экзотические рецепты блюд, но ни одно из них не приживалось в моем организме. На десятый день болезни, когда столбик термометра не поднимался выше 37,8, мама протянула мне трубку, и сказала: «Маринка, звонит каждый день по десять раз, переживает. Поговори с ней!»
- Алле, - произнесла я слабеющим голосом.
- Тань, мне так без тебя плохо и одиноко, приходи скорее в школу. Я по тебе скучаю, - сквозь слезы прорыдала Маринка.
- Я тоже по тебе скучаю, - в ответ зарыдала я. Марин, честное слово, не нужен мне этот Ковалев, забери его, если хочешь. Я с его помощью от Семушкина спасалась.
- Я знаю. А Ковалев мне тоже не нужен.
То ли Маринкин звонок, то ли регулярные Жоркины облизывания, а может быть и лекарства, но на поправку я пошла семимильными шагами. И вот, наконец, врач выписал меня в школу.
Глава девятая. Летний лагерь.
После болезни и майских праздников закончилась школа и начиналась трудовая смена в подшефном лагере в деревни Усть-Волма. Нам предстояло полоть морковку и вязать веники для корма скоту. Завод – шеф выделил для поездки новенький Икарус и мы помчались навстречу трудовым будням. Разместили нас на втором этаже двухэтажного кирпичного корпуса. Комнаты по правую сторону были девчоночьими, а по левую – мальчишечьими. Центральное место занимал квадратный холл со стеклянной стеной. Я подошла к окну. Боже, как красива наша русская природа!