День шестой
1
— Странный он какой-то! — бормотал заказчик. — Сомнительный.
— Зато жизнестойкий. Неприхотливее бурьяна, — ответил исполнитель. — И смекалистее чёрта. Не сомневайся, жить будет. А дизайн!.. Изделие — класс! Твои от зависти перекрестятся. Обрати внимание: тыква, грабли, огуречек… Пятки пеньками, ушки улитками. Шедевр!
— Дай-ка пощупаю.
— Как хочешь верти... э, поостерегись! Зубы заточены!
— Ты глянь: язык! — восхитился заказчик. — Ну на рожна ему язык?
— Гибкий. Шевелиться способен. Волю изъявляет. Вещает о наболевшем.
— Жируем, значит, — взгляд заказчика выражал огромное сомнение в чьём-либо праве вещать о наболевшем. — Сигнальную систему, значит, закладываем, вопреки смете. Оч-чень нужны ему, дураку, изъяснения! Ну посуди сам, Госп: что у одного на языке — то у всех на слуху. Бесстыдство выйдет.
— Я ему фитили вставил… в смысле, смысловые фильтры вкрутил. Скромность, приличия, косноязычие, все дела. Ты, Сата, не гони, всё по спецификациям. Раздел «аксессуары», пункт «разум одноразовый». Загляни — найдешь.
— Всё одно разбазаривание средств. Проглядел я, надо было вычеркнуть!
— Не брюзжи, язык не роскошь, а средство общения. Способствует межличностным коммуникациям, понял? А также воспитанию вкуса. Там уйма рецепторов.
— Очумел? Совсем сдурел старый! Вкус им прищепил, вопреки ТБ… Они же суждениям научатся! судить начнут! Госп, на фига ты дал им запретное?
— Сата, стихни. Я не посмотрю, что ты мой заказчик, будешь на творца гнать — в кору и мантию втопчу! Профессионал так дёшево не лажается, пора бы знать. Во-первых, вкус у них свинячий, никакой, только насчёт пожрать и выпить разборчивый. Затем, Слово им не дано в ощущениях, а лишь в имитации, каждый своё мычанье по-своему понимает. Какая тут магия? Что здесь запретного? Успокойся, не рой копытом землю.
— Но как им общаться, без магии-то?
— По примеру обезьян и компьютеров: путём передачи кодированной информации.
— Не понял.
— Сата, ты тупой. Акустика на что? Пусть по-птичьи чирикают, в фонемах смысл ищут, песни у костра горланят. Галдёж — свойство мыслящей материи. Гляди: гортань, связочки, резонатор, всё как у дракончиков, только форсунки сняты. Проверено временем!
— Да о чём он, такой, в натуре, сказать сможет?
— Ничего, заговорит. Найдет о чём. Я ж его по образу и подобию... а разве достигнешь подобия в глине и хрящевой ткани? Все экономят, все выгоду ищут, а ты выкручивайся как хошь. А сроки? Издевательские сроки у тебя, Сата!
— Так ведь и плачу дьявольские бабки.
— А куда их мне? Зелень в вечность не унесёшь. Это здесь у тебя рынок и экономика, а там, понимаешь, сад блаженства, там ты деньги свои можешь наклеить себе под хвост. У каждого мраморная хата на берегу моря, три яхты и вот такая девка на шее висит. Каждому, кто туда добрался, — по потребностям, по возможности. Завидно?
— Да пошёл ты... в сад!
— Слышь, крутой? Я предупредил. За базар ответишь!
— Извини, сорвалось. Я ж не по злобе. Нервы… Хлопоты… Чёртова жизнь! Несчастлив тот, в ком дух душою не поддержан! Всякая сволочь его презреньем обливает… на себя бы посмотрели, мыши пернатые. Да, я мохнат, скрывать не стану; да, я урод, я бес, я гопник; мне свет не мил, печален жребий мой — а кто виноват, Госп? Кто, кроме этих баб из Ядра, — Судьбы, Любви? Всем они дают, дают что ни попросят, одному мне глаза перчат! Старые перечницы! А судьи кто? Справедливость, которая давно из ума выжила, да хахаль её Закон!
— Хватит, Сата, ну ты нашёл время стебаться…
— Мля! Наболело! Личная жизнь не сложилась, рога как у оленя, состригать не успеваю; грехов — потопом не отмоешь. Ангелочки носики зажимают, думают, я дезодорантами не пользуюсь… Попотейте с моё у горна, хлопокрылы, сами начнёте серой вонять! А конкуренты, гады?.. Всех в ад не отправишь! А налоговая? Это тебе не братки хвостатые, это беспредельщики в законе! Им там светло, в Ядре галактическом, им до Периферии дела нет, вот и гребут всё под себя: типа, платите, черти, и спите спокойно… Знаешь, Сава, когда-нибудь я стану старше...
— Тише. Хватит. Разорался... Я понимаю. Сам вот подхалтуриваю… Вернёмся к нашим баранам. Как назовешь изделие?
— Это что? — заказчик наугад ткнул в бездыханное тело.
— Чело. Средоточие воли и дремлющего разума.
— А это, над глазами?
— Веки.
— Чело-веком назовем. Человек — это звучит! Гордо как-то звучит… а впрочем, прилично звучит. Нейтрально. И как бы по науке.
— По науке — хомо.
— А вот этого не надо! И так, гляжу, над нами небо голубое... Экий он безмятежный. Бабу бы ему. Чтобы жизнь мёдом не казалась. Сделаешь?
— Ещё и бабу? В конце смены?
— У тебя ненормированный день.
— А различать их как?
— Ты творец, придумай что-нибудь. Мое дело — озадачивать. Субсидировать. Перспективы высвечивать. Не ленись, браток, там еще два резервных набора сгружают! Можно трёхполую систему ввести. Муж, жена и утешитель, а? Наверху все исхохочутся.
— Не мельтеши, — мрачно сказал Госп. — У меня неделя закончилась. Что ж, и в выходной ишачить?
— Зачем? По-быстрому делай. Подсуетись, технология у тебя налажена. Что-нибудь прибавь, что-нибудь убавь по своему разумению и согласно чертежам… Только смотри не запори болванку. Акт не подпишу! А помнишь, старый, как мы с тобой на Проционе гудели... эких уродин изваяли на скорую руку... Как молоды мы были, каких тварей плодили!
2
Вокруг разливался свет. По планете бегали звери, ползали гады, сновали туда-сюда сборочные бригады богов и шабашников. Молодые, творчески неудовлетворённые демиурги пользовались случаем на халяву проявить своё видение Реальности. Монументалист Дин лепил с собственной супруги альтернативного владыку мира, динозавра. Неуравновешенный эксгибиционист Лох пыхтел над талией русалки Несси. На этих двоих давно махнули рукой, наперёд зная, что все ими зачатое неизбежно вымрет.
Инженер душ Головодов вдувал жизнь в крокодила. Крокодилы были его пунктиком. Даже на ледяной планете Ариде, населенной блохами, умудрился он утвердить своего любимца. Аридское чудище отощало, обозлилось, инеем покрылось да и сдохло, а инженера за злостное экспериментаторство вызвали на ковёр к Триединому.
Вызвали-то его, а влетело другому. Головодов отвертелся, спихнув всё на безответного компьютерщика, подрядившегося рассчитать термоизоляцию для биосистемы, питающейся блохами. Компьютерщика изгнали из рядов. Головодов в утешение подкинул ему авангардный выводок — альбиносов с мраморными крылышками и благостно просветленными мордами. Жрали они вдвое против обычных, но непрерывно улыбались и плакали, словно невесты перед венчанием. Крылищи влачились по земле, будто бороны, омерзительно дребезжа и давя насекомых. Компьютерщик впал в перманентную аффектацию, аллигаторов передушил своими руками, а Головодову обещал по ноздрям, но ограничился тем, что наставил рога, — тогда ему ещё можно было наставить рога. Сколько угодно! В те времена Афра-Дитта ещё любила любить кого ни попадя.
Но вскоре эти двое — инженер душ и программист тел — прониклись взаимной, необычайного оттенка, симпатией, и компьютерщик стал захаживать к Головодову на огонек с оттопыренным карманом, предпочитая эти посиделки обычным забавам юношества. Ходили в обнимку, пили пиво, крутили кукиши Афре. Жена, оставленная без внимания, разрыдалась и убежала топиться в Лете, но топиться у неё не срослось — бессмертным Смерть не по карману. Мужики рассказывали: вышла прекрасная из вод, пеной прикрывшись, и всех, кто ещё не спрятался, конкретно построила. Стоят они стояками, а Дитта прутиком знай постёгивает, до белого каления доводит. Озверела баба!
Компьютерщика звали Поль-Леон, а прозвали Алкран, что означало — «АЛлигаторам — КРАНты!». Действительно, с той поры за ним замечались премногие странности, и не только невменяемая ненависть к неповинным крокодилам, но также стойкое презрение к божественным радостям плоти. Отныне он работал на Сату и числился в штате системным аналитиком. Любимой поговоркой Поль-Леона было: «баба — нуль без палочки». Сата ценил его.
3
Госп, гундося что-то малоразборчивое насчёт маньяков, которым нужно не нужно, а девку подавай, выдирал из макета ребро. Ребро гнулось и скрипело. Заказчик беспокоился.
— Дед, да ты не дёргай, не яичницу готовишь! И не сквернословь как обворованный бес на Арбате. Матом дела не поправишь. Аккуратнее, родной!
— Сдалось тебе… — ворчал творец.
— Я лишнего не требую, только необходимое. Героев должно быть двое! Так надо. У меня в замысле всё увязано, в проекте все отражено.
— Ты хоть раз в проект этот заглядывал?
— Хотел! — горячо вскричал заказчик. — Неоднократно хотел. Дела, понимаешь... У меня паренёк есть — ах, душка! — он и занимается бумагами. Поль-Леон! Подь сюда, милый!
Алкран развинченной походкой приблизился к Главному демиургу.
— Что, дорогой, за хрень ты выдумал? Зачем она изделию? — сурово спросил Госп.
— Это не хрень, а основа репродуктивной системы, — с достоинством ответил системный аналитик. — Это имманентный принцип саморазвития. Дуализм, борьба начал. Конкуренция концов. Единство двух противных друг другу оположностей. Неразрывность обеспечат выступ и впадина, настойчивое удилище и томящаяся в ожидании прорубь. Это универсальный вселенский механизм, воплощённый в субатомных полевых структурах. Притяжение, проникновение, изменение. Пара — основа бытия! Дао осуществится в ней! Это одно целое, где нет разделения на внешнее и внутреннее, твёрдое и мягкое… ведь только в молчании слово, лишь во тьме свет… ведь крокодилов нужно творить для того, чтобы их уничтожать… ах, до чего ты прекрасен — творец над непроснувшимся детищем!
— Что несёт этот дурак? Издевается, а? Чего — основа?
— Ты такой несообразительный, — Савва не преминул подколоть Госпа. — Этот корешок необходим изделию для того, чтобы плодиться и размножаться. У меня большие планы. Пара безмятежных идиотов меня не устроит. Мне нужны миллиарды!
— Как ты этого добьёшься, злодей?
— Посмотрите вот сюда, на чертёж второй особи, — вновь вмешался в разговор аналитик. — Здесь мы с вами делаем выемку для стыковки, внутри располагаем репродуктивный резервуар. Очень практично. Теперь вы понимаете, почему потребовалось спроектировать эту, как вы говорите, хрень. Без неё нечем воздействовать на спусковой крючок, который расположен…
— Поди вон! — взревел Госп.
Алкран повернулся и пошёл вон, как велели. Припеваючи нечто непристойное. Его зад вызывающе вихлялся, гребень посреди головы нагло пылал пунцовым отражением заката.
Творец смотрел вослед. «Любовь страшнее крокодила, мне мама это говорила!» — донёсся до его рецепторов рефрен модного шлягера.
— Ну и наворотил он хрени на мою голову, рационализатор чёртов… Сата, зачем ты слушаешь этих уродов?
— Как же иначе, великий ты наш? Новое время, другая эстетика. Молодые такое окороками чуют. А мы, ретрограды, должны прислушиваться к ним.
— Зачем? — спросил создатель.
— А чтобы котироваться! — ответил ему заказчик.
4
— Идеологи! — ворчал Госп. — Им что горилла, что этот... человек... Чертежи друг у друга сдувают, бараны. А потом — претензии! Нет уж, сделаем по уму... — тут он с силой выдрал из макета длинную кость и, не устояв, повалился на бездельничающих за спиной ангелов.
— Прочь! Прокляну!
— За что, о господи? — пискнул придушенный ангелок.
— А ни за что! Развелось вас как собак нерезаных! Тунеядцы! Прочь, прочь!
Госп наподдал несчастному третьей, свободной парой рук. И смачно харкнул. Попал прямо в макет. Человек, естественно, ожил. Икнул, заверещал басом, вентилируя легкие, и принялся хлопать глазами. Эта умилительная сцена отчего-то привела творца в ярость. Едва удерживаясь от рукоприкладства, он сущим демоном рычал на творение своё:
— Стоять! Смирррна! Утрись, урод!
— Тише, старый, усмири норов, — зашептал заказчик. — Раз уж вдохнул в него душу, то хоть сделай вид, будто так и надо. Избавь нас от пересудов, Госп!
— Смотри: смотрит, скотина! Вот щас как дам!..
— Ак-дам... — внятно произнес новорожденный мужик. — А-дам…
— Адам, Адам, — тоскливо отозвался творец. — Вот и заговорил. Вот дурак... Ну что, принимаешь работу? — повернулся он к заказчику. Тот дипломатично ответил:
— Как только самочка оживёт, сразу подпишу.
— Куда она денется? Дрожжей маловато... ан и так сойдет!
— Маловато? Смотри, какая пухленькая! Румяная какая! Слушай, отдай её мне? На пару деньков?
— Я тебе другую изготовлю, из запасной болванки, — мрачно пообещал Госп. — А эту оставь в покое. Она тварь подотчётная… Сперва с делами закончим. Ночь на носу. Наш припадочный Адам уже по сторонам озирается. Инстинкт!
— Инстинкт, — вздохнул заказчик. — Не успеешь отвернуться — грешить начнут, козлы.
— Полегче с будущим временем, — буркнул Госп. — Он же слышит!
— Ладно, понял. Оживляй бабу. Посмотрим, что получится.
Создатель плюнул в изделие номер два и торжественно произнёс:
— Восстань, дева!
— Е-ва, — мгновенно откликнулось создание. — Ева я. Я — Ева, — подтвердила дева, потрогав себя за соски. — Ева ела еду. Мама мыла раму. Ты —мама, — сообщила она Госпу. Того перекосило.
— Я твой отец, дура! — крикнул он.
— Отец, у-ра! — возликовала она. — Ура, Отец! Он — кто? — поинтересовалась, игриво глядя на заказчика.
— Он твой хозяин, женщина!
— Милый, — и Ева схватила Сата за хвост. — Длинный. Твёрдый! Будь мне мужем.
— Сударыня, в этом нет ни малейшей необходимости, — галантно ответил чёрт. — У меня уже есть рога. Но вашим образованием я непременно займусь…
— Ты вначале на акте подпись поставь, — напомнил Госп. — И деньги на депозит скинь. Тогда они твои, делай с ними что хочешь.
— Подпишу, мастер, как не подписать. А с транзакцией, боюсь, ничего у нас не получится: банковский день закончен, и завтра у них выходной. Вот если налом снять…
— А налом мне влом. Снова фальшивки подсунешь!
— Почему? Ты же меня знаешь…
— Вот именно. Знаю. Поэтому и не беру зеленью. А по закону, пока я оплату не принял, сделка не завершена. Придётся нам с тобой подождать благоприятного расположения светил.
— Старый, ты ранишь недоверием! Мы с тобой столько миров освоили!
— А сам? Помнишь, как ты меня на Марсе кинул, пакостник? Все твои монеты, как оказалось, какой-то последыш Гермеса из ольхи нарубил. И металл напылил, для вида… До сих пор валяются где-то, деревянные. А последствия припоминаешь? То-то! Ищи теперь следы жизни на четвёртой планете… Нема дурных, Сата. Будешь снова мухлевать — и здесь страшный суд учиню!
— Ну как скажешь. Можно и подождать. А с этими как? — кивнул он на Адама с Евой.
— А никак. Денёк в моём саду посидят. Познакомятся, поговорят, освоятся, с ангелами наиграются. Пусть и у них будет выходной… А я к себе в общагу. Устал. Заходи, если что.
— Ладно, зайду. Завтра. А пока тут погуляю. Хороший экий у тебя садик… ты его с ТОГО слизал, верно?
— Тебе-то что? Не для тебя растил! — сварливо отозвался Госп. И, не теряя зря времени, направился в сторону ресторации «Приют демиурга».
— Скряга! — вздохнул Сата. — Слышь, молодёжь? Папочка ваш жадина необыкновенная. Попробуйте хоть одно яблоко с ветки снять — увидите, что будет. Падалицу можно… она, типа, как раз для нас, подлых… Ну всё, спокойной ночи, малыши. Не давайте воли рукам!
А затем, разлёгшись в густой траве, заказчик миров начал медленно и целеустремлённо вытягиваться, превращаясь в огромную, беспощадную змею.
ПРО_7
15000 зн.