И дождь стекает по листве

Аксенов Сергей
…И дождь стекает по листве,
Как будто клавиши рояля
Поочерёдно нажимает
В своей задумчивой игре.

Он приходил к этому дереву каждый день. С необъяснимой силой его тянуло именно сюда, именно под эту старую липу, где он, устроившись поудобней на своём неизменном месте, дремал или подолгу смотрел перед собой в какое-то ему одному видимое пространство. Все уже давно привыкли к нему, привыкли к его понурому виду и бесконечным шатаниям изо дня в день. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы шатания эти были совсем бесцельными, - нет, глядя на него, создавалось впечатленье, что он твёрдо знал, к чему стремится и куда идёт. Просто он был бездомным, это было очевидно по всем признакам, и как у всех бездомных, время у него распределялось иначе, чем у других. В первую очередь, конечно же, приходилось физически выживать, но тем-то и отличался он от многих, что это не заполняло всю его жизнь. Ему была свойственна некоторая склонность к задумчивости, к созерцательности, к мечтательности даже. В его положении, по видимости, это было просто нелепо, но таким уж он родился от природы. Впрочем, может, и не столько от природы, а развилось с годами, - никто об этом ничего не знал. Никто из тех, кому он попадался на глаза. Не знали его имя, откуда он пришёл и как жил раньше. И когда однажды он куда-то исчез, и больше никогда не появлялся, спросить о нём было некого. Все так и решили, что ещё одним бездомным существом на свете стало меньше.
Собаки вообще уходят умирать туда, где их никто не видит. К тому же, пёс он был самостоятельный, и от людей особых милостей не ждал.
Как это ни может показаться странным, у него был хозяин. Звали его Андрей. Просто Андрея этого забрали в армию, а родители не захотели возиться с собакой; они изначально были против любых собак, и Андрей шёл им наперекор. Когда же его призвали, родители отвезли пса за тридевять земель, и через два года Андрей ничего не мог о нём узнать.
Они разругались страшно, Андрей и родители. Он даже ушёл из дома, и какое-то время жил у одного приятеля. А потом решил учиться на ветеринара. Из-за тоски по своей собаке, из-за распространяемой на всех животных любви, а главное, - в пику родителям. К вступительным экзаменам он готовился с каким-то одержимым остервенением, и в итоге, конечно же, поступил. Доказал то, что хотел.
Его душевное равновесие как будто восстановилось. Но уже ко времени первой сессии он стал чувствовать, что сел не в свои сани. В сущности, ему были не интересны предметы, которые пришлось изучать, и своего призвания в этом, положа руку на сердце, он не видел. Хуже всего было то, что призвания не было видно и ни в чём другом. Он неплохо играл на гитаре и пробовал сочинять песни, но даже на его курсе множество студентов занимались этим ничуть не уступая ему. У него была склонность и к рисованию, но заурядность таких опытов была слишком очевидна. В армии он развился физически, и одно время его увлекала мысль выучиться на охранника, но потом охладел и к этому. И он заметался. Пропадал целыми сутками в сомнительных компаниях, пил водку, а, протрезвев, запоем читал книги, всё, что попадалось под руку. Но смысл проживаемой жизни упорно не прояснялся.
Он подолгу стоял у окна в своей комнате, и всё смотрел, смотрел… Прохожие спешили по своим делам, и каждый из них, похоже, твёрдо знал, к чему стремится и куда идёт. Андрей выходил на улицу и шёл в парк. Там ему особенно полюбилось одно место, где росла старая липа. Он устраивался под этой липой поудобней и часами сидел, глядя перед собой в какое-то одному ему видимое пространство. Однажды он так засиделся, что не заметил, как начался дождь. Капли дождя стекали по листве, как будто поочерёдно нажимали клавиши рояля. Эта игра была совсем тихой, но от неё взмокло всё - и листья, и волосы, и плечи, и бывшие когда-то такими живыми глаза.