Невозмутимо съесть жасмин

Мерлуза
                Т.Т.


- ДЕньгам, а не деньгАм!  – ору я.
- ЗвонЯт, а не звОнят! – ору я.
- Ты понял, козел?! – ору я.
 Я выключаю телевизор.
 Звонит телефон.
- Алло?! – спрашиваю я.
- Я знаю! – говорю я.
- Ничего не случилось! – говорю я и кладу трубку. Я включаю телевизор. Я забираюсь под одеяло. Я пью зеленый чай с жасмином. Жасмин прилипает к зубам и к небу. Я плююсь прямо на пол. Жасмин – это цветочки, белые, горькие цветочки. Как грейпфрут. Или как таблетки.
 Жасмин прилипает к зубам, к языку, ползет по языку, проползает  в горло. Я кашляю, давлюсь, я задыхаюсь – и умираю. Я жива! Я выплевываю жасмин. Выковыриваю прямо из горла, отдираю от голосовых связок. Я швыряю чашку на пол. Чашка красивая, оранжевая с зеленым. Люминарк. Стеклокерамика. Не бьется. Она опять не бьется.
 Надо вымыть пол.
 Надо быть невозмутимой.
 Я курю в постели. Пол мокрый и весь в лепестках и листиках жасмина. Надо подмести и вымыть пол. Я курю.
 Жасмин – цветок. Белый, красивый. Пахнет хорошо... Отвратительно пахнет сигаретами. Надо открыть форточку. Жасмин на шторах. И на столе. И на обоях. Красиво.
- Не шипи, - предупреждаю я и пальцем тыкаю в телевизор. Телевизор старый, кинескоп сел. Изображение прыгает и двоится. Оба изображения прыгают, как ненормальные.
- Прекрати, - предупреждаю я. Я швыряю подушкой в антенну. Антенна исчезает за телевизором. Прыгающие полосы тоже исчезают. Все исчезает. Все шипит.
 В постели крошки. Я внимательно разглядываю крошку. ТМИН!
- Кто здесь ел?! – ору я.
- Я ела, - осторожно отвечаю себе. Захожу в тупик.
Посреди экрана цветет белый цветок.
 Становлюсь босыми ногами на пол. Вытряхиваю простыню. Непонятно откуда выпадает белый камешек и закатывается под диван. Крымский! Я стою на коленях и на локтях на полу. Я ложусь на живот и ползаю по полу в поисках крымского камешка, который может оказаться какой-нибудь старой фасолью. Пол весь в чае. Я вся в чае. Я поднимаюсь с пола. Снимаю футболку и выкручиваю на пол. Не выкручивается. Мало чая, наверное. Расправляю футболку. Она вся в симпатичных мокрых пятнах. И в листочках. Тщательно вытираю пол футболкой.
 Наступаю на чашку. Теряю равновесие и с грохотом падаю на пол.
- Какие красивые звезды, - говорю я одними губами. Громко говорить страшно.  Звезды вспыхивают и расползаются по стенам.
- А где же луна? – спрашиваю я немного огорченно.
- Наверное, за тучами, - улыбаюсь я своей недогадливости.
 Звезды на потолке голубоватые и зеленые как море. А море зеленое как глаза. А в глазах – звезды.
- Можно загадать желание? – спрашиваю.
 Сквозняк. От сквозняка раздуваются шторы. Занавеска пропадает за окном и опять заползает внутрь, протаскивая за собой птиц, снег и трек-лист на пьесу Бекетта. Я прислушиваюсь. Окно хлопает, со стола падает пепельница и катится ко мне. Я дотягиваюсь до сигарет и зажигалки. Задумчиво курю, лежа на полу под звездами. Звонит телефон.
- Алло, - кричу я. Телефон звонит.
- Дураки, - говорю я. Я поднимаюсь, и хромая, иду к телефону. Телефон замолкает.
 …Я сижу на постели и рисую на простыне красные цветы, которые пахнут жасмином. Должны пахнуть жасмином, потому что это жасмин. Просто белые цветы на белой простыне не будет видно, потому они красные. Это жасмин, он пахнет гуашью.
 …Я сижу перед зеркалом и синим карандашом рисую не щеке цветок. Это – жасмин. Белого карандаша у меня нет. Звонит телефон.
- Алло? – спрашиваю я оскорблено.
- Я не курю, - говорю я, - курить вредно, да. Я рисую.
- Я сошла с ума,- говорю я.
- Тарантино не пришел, - говорю я.
- И Линч не пришел, - говорю я.
- Я еще не закончила рисовать, - говорю я.
- Приходи, потанцуем, - говорю я. Я роняю трубку. В трубке голос продолжает говорить.
- Я ничего не слышу, - кричу я трубке, и в бровь упирается синяя линия.
- Ничего не понятно, - кричу я трубке, и синяя линия поворачивает под глаз.
- Ни за что! – кричу я трубке и ломаю карандаш.

   Я загадываю желание.
   Я хочу летать.

                1.02.2004