В этом движении не было ничего противоестественного. Графическая боль поздней осени, гордое, бессознательное превосходство Меня Другой надо мной прежней было в этом движении. Колкие кромки ломких ногтей полоснули тебя по бледной коже. Ты обескуражено зажмурил глаза. Я нежно, чуть смущенно прошептала: «небо…» и ушла в открытую дверь.
Дальше я мало что помню. Помню, что ветер вертел меня с остервенелой мощью, кидая в глаза обрывки твоих осторожных эпитетов. И еще помню нестерпимую боль в глазах и груди. Как будто небо высыпало на меня все свои острые звезды. Я шла по темной дороге и представляла твои удивленные глаза под черной обескураженностью век. Мне хотелось вернуться и погладить твои губы влажной ладонью. Мне хотелось любить тебя. Но я могла только ничего не понимать. И сейчас я могу только ничего не помнить и резать руки осколками того, что было когда-то тобой. Я смотрю на глубокие порезы и вижу в них успокоение от боли. От той, Другой. Я перегоняла боль от сердца и глаз в ладони и запястья. Всю ночь. В темноте мне было мокро, липко и тяжело. Я не различала своих пальцев. Растворяла их в безжалостном воске ночи. Они еще так недавно нежно перебирали глупый шелк твоих волос, скользили по твоей шее, на них искрились минуты отчаянной страсти, глупости, нужности, нежности, обжигающей привязанности к тебе, тобой, для тебя.
Я закрывала глаза, и в них синим всполохом зажигалась комната и ты посреди нее. Ты не можешь освободить зрачки от сумасшествия испуганных век. Ты боишься. И блики луны танцуют свои дикарские танцы на твоих искривленных страхом губах. А я не могу тебе помочь. У меня настоящее путается с прошлым, боль с наслаждением, сердце – с ладонями, глаза – с губами. А будущее, преломляясь в изгибах моих истерзанных пальцев, ускользает от меня по стенам и потолкам изумрудными тенями.
Воздух серел. Я не хотела видеть утро. Я шепотом попросила тебя дать мне еще один кусочек. Последний и навсегда. Ты молчаливо согласился, и я полоснула осколком воспоминаний по левому запястью. Осколок фиолетово удивился и упал на пол. Боль ушла из сердца и глаз вся, выплеснулась лазурной, жемчужной радостью на синий пол. Белыми губами я прошептала, так же нежно и гулко, как тогда: «небо…»
Ты открыл глаза и подошел к окну. Графическая боль поздней осени шевелила твои шелковые волосы.
28.01.04