- Витенька, вы же знаете, как я ценю ваш ум?
Леонид Моисеевич был маленьким, лысым, он невозможно картавил. Шутил мало, говорил нудно, и казалось, что это длится бесконечно. Сейчас его большие усталые глаза смотрели на меня с мольбой.
- Да, да, Витенька, не спорьте со мной! У вас еврейский ум, и совершенно еврейское понимание жизни. Скажите, может, у вас все-таки были в роду евреи?
Я виновато развел руками.
- Жаль, очень жаль, такой славный мальчик. – Леонид Моисеевич покачал головой и надолго задумался.
Я не стал ему мешать. Он сильно сдал в последнее время. Лицо было серым, а случившийся в прошлом году инсульт вверг Леонида Моисеевича в беспросветный пессимизм.
- Вы же знаете моего Алешу? Он добрый честный мальчик. У него огромное сердце, и широкая душа. Он доверчивый, и не знает жизнь. А она этим пользуется…,- тут Вайсман болезненно сморщился, - вы же знаете эту девочку, Витенька?
Знаю ли я Алешу и его жену? Что меня всегда раздражало в Вайсмане-старшем, так это умение задавать десятки ненужных вопросов, ответы на которые он знал и сам. Мне ли не знать моего лучшего друга и его жену, красавицу Ксюшу!
Мы поступили с Алешей на один факультет политехнического, более того, в одну группу. Мне он не понравился сразу. Замкнут, водку пить не умел, к девочкам ходить отказывался. В общем, он не хотел заниматься ничем из того, что мы любили. Алеша занимался спортом, ни разу не пропустил ни одну лекцию, и не увлекался карточными играми. Понятно, что при таком способе ведения студенческой жизни друзей у него не было. Но подшучивать над ним тоже никто не решался, потому что Алеша был рослым и плечистым, а его угрюмый взгляд исподлобья не обещал шутнику ничего хорошего.
Мне же было восемнадцать, я был хорош собою, и я не собирался тратить жизнь впустую. Девушки любили меня, а я им ежедневно отвечал взаимностью.
Я не помню, из-за чего мы поссорились тогда с этим длинноволосым парнем на очередной общаговской пьянке. То ли не сошлись наши музыкальные пристрастия, то ли из-за девушки. А, скорее всего – оба были пьяны. Он, этот парень, на двадцать минут куда-то исчез, а потом вернулся, и вывел меня в коридор. И я пошел за ним, заранее уверенный в своем превосходстве. В коридоре меня ждал сюрприз. Длинноволосый быстро отошел в сторону, и показал на меня грязным пальцем троим мужикам, дожидавшимся меня: «Вот он»!
Меня еще ни разу так не били. Больно, жестко, ногами по печени, пока я извивался на полу. Я думал, что пришел мой смертный час. Но тут внезапно все прекратилось. Я в кровавом тумане видел, как невесть откуда взявшийся Алеша профессионально вертит моих мучителей в воздухе и обрушивает на грязный общаговский пол. Как потом оказалось, он случайно зашел сюда к нашему одногруппнику за книгой.
Через две недели, когда я вышел из больницы, я подошел к Алеше, и сказал ему, что он спас мне жизнь, и что я его должник. С той самой минуты мы стали лучшими друзьями. Мы нашли множество общих интересов, и нам было интересно. Все вокруг удивлялись, как такие разные люди могут дружить.
А потом появилась она. Белокурый ангел с голубыми глазами неслышно впорхнул в аудиторию, и оставил в ней свежий запах сирени.
Ах, сирень, сирень, дьявольское отродье, сколько невинных душ загубила ты, сколько лживых обещаний о сказочной любви навеяла ты своим ароматным цветом, разбила их, растрепала и пустила по ветру!
Я понял, что погиб. Я, имевший десятки ненужных побед, не знал, как подойти к белокурому ангелу.
Она знала. Я переспал с Ксюшей через неделю после того, как она появилась в нашей группе. Я задыхался в ее жарких объятьях, и бесконечно спрашивал: «Ты любишь меня?» Ее смех чистым колокольчиком разносился по стенам комнаты, и она отвечала: «Я тебя обожаю»!
На следующий день ко мне подошел Алеша, и, потупив глаза, сказал: «Витя, я люблю Ксюшу! Это моя первая и единственная любовь. Я тебя прошу как друга, оставь ее мне»!
Я не знал, что делать. Целую ночь я не спал, придумывая ответ. Наутро я его знал.
«Я – твой должник, - сказал я Алеше, - если сможешь, бери ее, и мы квиты».
Через три недели Ксюша вышла за Алешу замуж.
С тех пор прошло десять лет. Их брак не был идеальным. Алеша любил Ксюшу бесконечно, а она… Белокурый ангел с голубыми глазами имел черную душу. Ксюша измывалась над Алешей, бесконечно скандалила, и изменяла ему на каждом шагу. Алеша все знал и прощал ей...
- Поговори с ним, Витенька, - Леонид Моисеевич снял большие роговые очки, и слеза блеснула в его печальных глазах. – Я не могу видеть, как тает мой сын, а тебя он послушает, я знаю.
- Хорошо, я поговорю.
А что мне оставалось? Я заранее знал всю бессмысленность этого разговора, но я обещал, и я выполнил свое обещание.
В результате я лишился друга.
- Как ты смеешь говорить такое про Ксюшу?! – кричал он, и мне было страшно. Я впервые видел его таким. – Я люблю ее, понимаешь, люблю! А все, что ты мне рассказал сейчас – это ложь, подлая ложь! Убирайся отсюда, и не приходи ко мне больше никогда! – Алеша положил голову на руки, руки на стол, и страшно заплакал. Так страшно, как могут плакать только сильные мужчины.
Я не знал, что еще сказать. Я пришел к себе домой и три дня беспробудно пил. Мне было плохо, и я не знал, как с этим справиться. Через три дня соседи вызвали «Скорую помощь», и я три недели провел в доме скорби.
Через год все Вайсманы уехали жить в Германию, и я, казалось, навсегда потерял их след.
А еще через семь лет я по делам своей фирмы приехал в Бремен. Я был голоден, и зашел в ближайший маркет - купить себе чего-нибудь к обеду. Возле самого выхода стоял старый маленький еврей, и слепо щурясь, рассматривал ценники на своих покупках. Леонид Моисеевич был неисправимым. Его крылатая фраза: «А чего я им должен доверять? Что они мне – мама?» осталась его девизом на всю жизнь. Он сверял стоимость покупок на чеке с их стоимостью на продуктах.
Я искренне обрадовался старику. Я подбежал к нему, легко поднял, и закружил на глазах удивленных немцев:
- Это я - Витя! Вы меня не узнаете?
- Витенька, - старик, наконец-то, узнал меня, - я так рад вас видеть. Только поставьте меня, пожалуйста, на место.
Я опустил его на землю и нетерпеливо спросил:
- А где Алеша? Он тоже тут?
Леонид Моисеевич возвел на меня печальные глаза и тихо спросил:
- А вы разве ничего не знаете, Витенька? Алеши больше нет.
- Как нет? - До меня не доходил смысл слов старика. – Он в другом городе?
- Нет, он не в другом городе. Его вообще нет. Он умер.
- Как умер? – я ничего не понимал, и не хотел понимать.
- Да, Витенька, умер. – Крупные слезы катились по старческим щекам. – Три года назад. Он повесился.
Я отказывался верить, что это – не сон.
- Он застал свою жену с любовником. И не смог пережить это. Он закрылся в своей комнате, и через час мы его нашли там. Это было жутко… Мой Алешенька… Я его предупреждал… Ее не было даже на похоронах… - речь старика становилась все менее разборчивой, громкие всхлипывания мешали ему дышать.
- Где она?! – кричал я, тряся старика за плечи. – Где она живет?!
- Тут, рядом, совсем недалеко, в доме, где Алеша… Но Витенька, даже на похороны… Будь она проклята!
Я уже не слушал старика. Такси домчало меня до указанного адреса в пять минут. Я нашел нужную мне дверь и позвонил.
- Wer ist da? – раздался за дверью голос Ксюши.
Она очень обрадовалась мне. Она посадила меня за стол и поставила чайник. Ксюша совсем не изменилась с тех пор, когда я ее видел в последний раз. Тот же белокурый ангел с голубыми глазами и смех колокольчиком.
- Портрет Дориана Грея, - сказал я, любуясь Ксюшей.
- Какого Дрея? – не поняла она, и рассмеялась своим волшебным смехом. Она не читала Уайльда.
- Ты сиди здесь, а я переоденусь, и мы с тобой погуляем. Только, чур, не подглядывать, - по квартире вновь зазвенел веселый колокольчик.
Я подождал две минуты, потом встал и осторожно прошел в Ксюшину комнату.
- Ты - нехороший, Витя, - засмеялась Ксюша, я же просила – не подглядывать!
Я подошел сзади, и нежно взял Ксюшу за плечи. Она не сопротивлялась. Я провел руками по ее белокурым кудряшкам, потрепал по мягкой щечке. Потом опустил руки на горло и сильно сжал.
Через минуту все было кончено. Я взял со стола полотенце и аккуратно протер дверную ручку, вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Замок тихо защелкнулся, и я осторожно спустился вниз по лестнице.
Через два часа улетал мой самолет на родину. У меня больше не было здесь дел.