Вновь обретённый подарок
С самого начала мне показалось, что в том состоянии, в которое я попал, почти всё исполнимо. Это необычайная легкость, не отягощенная физическими недугами или ощущениями дискомфорта, ошеломила меня, и я сказал себе, что вот, наконец, исполнится невыполнимая мечта моего детства – летать. Теперь я мог это делать почти без труда, не прикасаясь к окружающим меня предметам. Более того, мастерски проникая сквозь них, я становился вездесущим и вместе с тем непричастным к какой-либо сущности.
Мне сказали, что я должен верить в себя, и я старательно верил, но знал, что может встретиться на пути опасность. Везде отражения, и, в первую очередь, мои собственные преследуют меня по пятам. Мои искривленные в огромном зеркале мысли тянутся шлейфом, располагаются в геометрической прогрессии, зачастую являются мне в виде облака или чего-либо ещё невесомого. Мысли трепещут, преследуют, стремятся проникнуть в мою собственную суть, чтобы ненавязчиво пожрать меня. В зависимости от своей природы мысли, впрочем, как и предметы, бывают различных цветов, и я понемногу начинаю разбираться в их влиянии на мою обостренную чувственность. Меня привлекают пурпурные, багряные и ярко-жёлтые тона, но когда я шёл им навстречу, мне становилось невыносимо жутко.
Верил ли я, что здесь будет так? Знал ли я, что только теперь начинается моё настоящее приключение? Знал, но сомневался, верил, но скучал, и к тому же совсем не был готов к некоторым сюрпризам. Теперь я на своей шкуре испытал, что душевное страдание – самое тяжкое в мире.
Мысль возникает, потом её сразу душит мысль-противница. Зарождается сомнение, а затем приходит неуверенность и страх, который губит душу. Мрачно. Я существую реально, и этот факт подтверждается особенно ярко чувствами, которые я испытываю. У меня нюх обострился, как у собаки, зрение стало лучше, чем у орла, и всё, что я знал и ощущал в своем нормальном теле, теперь приобрело для меня весьма странные формы. Всё стало иметь для меня важнейшее значение. Куда идти? От этого зависит всё: моя судьба и мои последующие воплощения.
В фиолетовом полумраке кружат привидения. Острые зубы, слащавые лица, обагрённые кровью руки, изъеденные червивым временем сердца. Я среди них. Я один из них. Стараюсь быть весёлым. Они же желают любым способом напугать меня, придумывают для меня различные уловки и подвохи, наверное, специально для того, чтобы я никогда в жизни не смог выбраться из их магического окружения.
Спрашивают: “Кто ты?” Спокойно отвечаю: “Это я”. И тут же раздаётся эхо: “Это я, это!”, повторяющееся миллион раз. Очертания меняются, и начинается игра в меня. Все вокруг стараются быть мною и кричат, что я – это, якобы, на самом деле, не я, а кто-то другой, а они, видите ли, – это я. Делают это специально, чтобы я совсем запутался и потерял свою сущность. Потом серый призрак прицепляется ко мне и начинает уговаривать, чтобы я лучше стал кем-нибудь другим, потому что так будет приятнее, и тогда я не буду вступать в дисгармонию с другими. В общем, я, конечно, отказываюсь.
Вижу разных людей, родственников. Как хочется мне сказать им, что я искренне люблю их всех. И я говорю это во всеуслышание. Лица привидений искажаются. Они недовольны моей любовью. Рядом со мной мучится какая-то женщина. Хоть я её совсем не знаю, мне всё равно интересно, чем она так подавлена. Я подхожу и спрашиваю её об этом напрямую. Она обращает в мою сторону своё измученное лицо и говорит весьма странную фразу. Она говорит, что мучается из-за того, что ненавидит меня всеми фибрами своей чёрной души. Я не знаю, как ей помочь. Неужели мне нужно каким-то образом измениться, чтобы она перестала меня ненавидеть и, тем самым излечилась от своей болезни. Я пытаюсь дать ей вразумительный совет, но она умоляет меня уйти поскорее прочь. Вот так дела!
Подходят двое, чьи лица скрыты, и заявляют мне, что я скоро стану таким же, как ненавидящая женщина, потому что я, видите ли, преступник. Конечно, я отвечаю, что нечего дурного не совершал, а они говорят, что совершал, а если нет, то скоро обязательно совершу. В общем, они добиваются того, чтобы я себя чувствовал виноватым в каких-то несовершенных мной злодеяниях. “И вина пожрёт тебя!” – кричат они мне вдогонку. – “Ты скоро станешь таким же, как мы! Тебе не удастся избежать этого!”
Я ухожу от них, а сам думаю про себя: “Неужели здесь все такие плохие и желают мне зла?! Или, может быть, это мне наказание за то, что я когда-то в детстве обидел свою маму?!” Я сказал ей, что мне не понравился подарок, который она мне подарила на день рождения, и она, я помню, в сердцах, выбросила его в окно. Так и летел он с высокого этажа, развёрнутый, ненужный, оплакиваемый мной подарок, трепеща в воздухе разрезанными цветными ленточками, как диковинная рыба плавниками. Ушёл от меня мой подарок жизни. Точнее я сам легкомысленно упустил его, и мама здесь не причём. Конечно, она не виновата. Виноват во всём только я сам. А может быть, это те двое заставили меня осознать свою вину и теперь я, скорее всего, буду из-за этого мучиться. Нет, не буду! Я клянусь, что не буду, и замечаю, что чем больше я стараюсь отогнать неприятные мысли, тем больше они преследуют меня. Мысли-присоски. Люди-пипетки. И вы все пойдите прочь! Почему я прогоняю всех, вместо того, что всех расцеловать?! Неужели я постепенно, сам не замечая того, превращаюсь в ненавидящую женщину?!
Лечу дальше, чтобы посмотреть, чем заняты люди. Это настолько омерзительно, что я думаю, что очень хорошо, что они меня не видят. Они льстят, лгут и едят втихомолку, прячась от постороннего глаза. Они вредят и насильничают. В общем, они ненавидят. Ненавидят, прежде всего, самих себя из-за того, что услаждают себя. На самом деле, они не знают, что они кормят удовольствиями и радостями жизни не себя, а ненасытного червя по имени Время. Им приятно. Они думают, что это им приятно. В действительности это червь пыхтит и раздувается.
Я настойчиво спрашиваю у пространства, почему злые духи преследуют меня. “Вспомни, какое при жизни было твоё любимое слово”, – услышал я в ответ.
Я раздумываю и при этом качаю головой. Я не знаю.
“Это было слово «да» или слово «нет»?”
“Скорее, слово «нет»”, – отвечаю я.
“Почему ты так говорил?”
“Потому что я был возмущён установленным порядком вещей и сознательно старался его изменить. Иными словами, я был против”.
“Знай, что тот, кто воспитал своё сердце в отрицании, будет постоянно находиться в мираже, непонятном и пугающем”, – услышал я в ответ.
“Значит, то, где я нахожусь, это большой мираж. Я так и думал”.
“Может быть да, а может быть нет. Во что верил ты при земной жизни: в Бытие или в Небытие?”
“Как это можно понять?”
“Думал ли ты, что ты будешь жить после земной кончины, или ты думал, что умрёшь, и душа пропадёт вместе с тобой?”.
“Я верил в Небытие”.
“Теперь ты убедился в том, что был не прав. Ты убедился в том, что тот, кто веровал в Небытие, окажется в самом жалком положении. Так и случилось”.
Я не хочу верить в то, что сейчас услышал своими собственными ушами.
“Нет, я обязательно изменюсь к лучшему!” – кричу я, бросая вызов пространству. “Я буду страдать и бороться, если это будет необходимо! Я выиграю!”
“Ты уверен в своей победе?”
“Конечно”.
“Теперь я скажу, что ты проиграл только потому, что бросил вызов мне. Ты не можешь выиграть, не уверовав в то, что я сильнее тебя. Если ты хочешь иметь шансы на успех, ты должен попросить у меня прощения, а потом помощи”.
Я становлюсь на колени. Молюсь и каюсь. Я покорён силой пространства. Я ничто. Я раб, который мнил себя королём.
“Как мне теперь жить?” – спрашиваю я, поднимая голову.
“Живи, как тебе подсказывает сердце, но не забывай обращать внимание на знаки. Всё, что происходит вокруг тебя, имеет огромное значение”.
“А что если в моей душе зародится сомнение?”
“Отбрось его и немедленно проси у меня поддержки”.
Я огляделся. Обезумевшие лица куда-то исчезли. Воцарилось спокойствие и торжество мироздания. В тихой дымке плыли умиротворённые людские образы, которые внушали приятные чувства. Они смотрели на меня и блаженно улыбались. Со всех сторон сочился тёплое звучание вселенной. Это была музыка летнего бриза, звона утренней росы на просыпающихся листьях травы и ещё многое другое, необъяснимое словами.
Я стоял, глядел на всё окружающее меня великолепие и, не в силах больше сдерживать внезапно нахлынувшие чувства, тихо-тихо плакал.