Эльдар Рязанов – талантливый режиссёр. «Ирония судьбы» – всеми, в том числе и мною, признанный шедевр. Но честное слово, бывают моменты, когда я думаю, что лучше бы он этого фильма не снимал...
Примерно за две недели до Нового года все кругом оживляются: «Ну ты где встречаешь? А ты?..» И ко мне пристают. Я напрягаюсь, но отвечаю честно, как есть. Далее следует то, из-за чего, собственно, и не люблю я эти разговоры: неумеренный гогот, тычки под рёбра и обильное цитирование, начиная с «каждый год, 31 декабря, мы с друзьями ходим в баню» и заканчивая… Впрочем, конца этому нет. Где логика?! Ведь главный герой «Иронии»» не собирался встречать Новый год в бане. И, главное, он его там не встретил! А мы с друзьями – именно в бане.
Причём не в каких-то пошлых Сандунах, а в настоящей деревенской баньке, которую Саня Генералов, хозяин, – у него свой дом недалеко от Москвы, – холит и лелеет уже сколько лет. То предбанник попросторнее выстроит, то парилку свежей вагонкой обошьёт, а недавно бассейн в огороде выкопал. Все для нас, друзей, старается. И мы уюту, как можем, способствуем. Коляныч как-то диван привез, почти новый, почти кожаный, где взял, не признаётся. Релакс на этом диване отменный. А я в торговом центре, специальном банном отделе, деревянную табличку приобрёл: «Генералов в бане нет». Последнее слово посредством выжигательного прибора «Узор», с детства остался, зачеркнул, сверху антоним вывел. Теперь на стенке красуется правда жизни: «Генералов в бане есть».
31 декабря съезжаемся мы обычно часам к десяти вечера. В одиннадцать уже всё на пару: баня топится, девчонки над столом колдуют. Дальше по заведённому порядку: говорящая голова в телевизоре, новогодний тост, парилка, пиво-водка-оливье, пиротехнические забавы и катание по деревенской улице на больших санях, привязанных к авто, – за руль сажаем самого непьяного, чтобы, не дай бог, кто не покалечился.
А в прошлом году Макс и говорит: «На этот раз, мужики, поступим не по схеме!» – «Какого чёрта, Макс! Схема нас вполне устраивает!» – «Не, хватит, хочется чего-то нестандартного. Поедем в лес». «Иди ты со своим лесом...» – заволновались мы. Генералов даже обиделся: «А баня?!» – «Будет баня, но позже».
Спорить с Максом бесполезно, он прямой и твёрдый, как лом.
Незадолго до полуночи выехали в лес. Шесть машин цугом. В пяти друзья с жёнами, в шестой я. Что делать, не женился пока. Нашли вблизи дороги полянку, снег притоптали, столик походный разложили, на нём всё, что надо, без излишеств: водка, закуски, бутылка шампанского. Стоим, канителимся.
Мороз в том году чувствительный был, градусов под 20. Но мы не мёрзнем – оделись хорошо, да и костерок для тепла развели. А он не только греет: дрова в нём беспрерывно потрескивают, что-то бормочут, вроде как в нашей трепотне участвуют. О чём говорим? Да как всегда – о любимых ласточках, кто какую цацку к своей прикупил. Другая популярная тема – кто что на дороге вытворял и как потом объяснялся с держателями полосатых палок. К очередной нашей встрече у каждого с десяток интересных историй накапливается. Девчонки – о своём.
В какой-то момент я отвлёкся, поднял голову. И странное поймал ощущение: будто нахожусь на дне глубокого колодца. Громадные чёрные ели, тесно обступившие полянку, где-то на безумной высоте отчертили для меня своими верхушками лишь небольшой круг звёздного неба. И он ожил, этот круг, распался на полукружья. А те изогнулись, будто губы, и примерещилось мне, что всасывают воздух из моего колодца – я даже посвист слышу. Нет-нет, думаю, отрываться от земли мне не с руки, здесь, на глубине, лучше – уютно, спокойно, безопасно...
– Эй, Влас, будешь голову сильно задирать, отвалится...
– Мальчики, до Нового года пять минут... Шампанское пора...
– Да ну его на фиг, холодно...
– Не, вы чего, без шампанского нельзя... – барышни любят красивую жизнь и традиции.
И вдруг на краю поляны раздался скрип снега. Кто-то направляется к нам. Все разом повернули головы в сторону шагов. Рыбаков сунул руку за пазуху, он у нас известный оруженосец... Фу-у-у! Это всего лишь бабка. В подвижном, переменчивом свете костра мы рассмотрели только платок, пальтецо клетчатое, громадные валенки и громадные же рукавицы. Подошла поближе, из темноты выступило лицо. Не слишком морщинистое, благодушное. Глаза странные – светлые и совершенно прозрачные.
– Ты кто? – Макс везде у нас первый.
– А вы кто? – голосок звонким оказался. У меня внутри отпустило: значит, не ведьма – у тех голос, как у ворон, они всё больше каркают.
– А мы... – Макс обвел нас задумчивым взглядом, будто что-то прикидывая. – А мы... двенадцать месяцев!
– Тогда я Снежная Королева! – бабка зашлась в мелком жизнерадостном смехе. – И где же ваш двенадцатый? Считаю, не получается.
– По нужде отошел.
– Ну-ну, нужду бы не отморозил, не май на дворе.
– Не май, не май, – Макс, покачивая головой, оторопело смотрит на бабку – та на одно его слово отвечает двумя. Это редкость. Обычно он такого никому не позволяет. Потом будто освободился от наваждения:
– Слушай, зубы мне не заговаривай, сейчас куранты начнут бить, а у нас ни в одном глазу. Подтягивайся, ты двенадцатой и будешь, в пару к Власу, он, как всегда, без женщины...
«А это разве женщина?» – мелькнуло в голове. Спорить не стал.
Из моей машины уже раздаётся: бом-м-м, бом-м-м... Шампанское откупорили, по пластмассовым рюмкам разлили, поорали что-то невразумительное, надо же обозначить, что ещё одну временную грань переступили.
Моя подшефная возле меня... Не хочется с ней возиться, но присмотрелся – прикольная!
– Слушай, – спрашиваю, – тебя как звать?
– Клёпой.
– Оп-п-па! Клёп-п-па! – Макс стоял рядом.
– Э-э-э! Не мешай общаться, – я пихнул его локтем, он едва удержал равновесие. – А полное имя?
– Клеопатра...
– Вот! Сознайся, Макс, у тебя никогда не было женщины по имени Клеопатра. И не будет! Потому что для этого надо быть, как минимум, Цезарем. Или на крайняк Марком Антонием.
– Да мне и не надо. Цезарь, блин... – Макс отвернулся.
Тут затеяли прыгать через костёр. Но кто-то резонно заметил, что он почти прогорел. Клёпа всполошилась:
– Ой! У меня ж там, возле ёлок, коробка с шишками, для самовара собирала, завтра приятельницы придут – чай пить с маковыми бубликами. Сейчас приволоку, костёрчик освежим...
Пошёл ей помогать. Коробка оказалась огромная, из-под телевизора «Рубин» старого образца, и доверху набитая еловыми шишками. Как с ней Клёпа в лесу управлялась?
Когда шишки вывалили в костёр, он зашкворчал с удесятерённой силой, искры поднялись аж до неба. Посмотрел с опаской вверх – не, губ уже не было... Прыгать расхотелось: все притихли, просто молча стояли и смотрели на костёр. У каждого на лице своя философия нарисовалась...
– Ну всё, помёрзли, а теперь в баню! – скомандовал Макс.
Мужики заехидничали:
– Как же так – все по стандарту получается! А где обещанные небывалости, Макс?
– Н-да, что-то не свинтилось... Ладно, свежим воздухом зато подышали... Влас, старушонку с коробчонкой прихватишь?
– Да не, мне домой пора, – заторопилась Клёпа, – я тут рядом живу, в дачном посёлке. Кот уж заждался. Подружки опять же...
– Послушай, Клёпа, ну что кот? Все кот да кот. Или подружки? А тут в бане попаришься с настоящими мужчинами и всё такое... – Макс был добр и щедр, вроде как и.о. Деда Мороза. Сам без небывалостей остался, так пусть хоть Клёпе одна явится.
– Ну разве что с настоящими, – задумчиво бормотала Клеопатра, пытаясь втиснуться ко мне в салон вместе с коробкой.
– Оставь её, завтра заберём.
В бане было тепло и сухо. Все переоделись в халаты, Клёпе досталось что-то из гардероба Таньки Генераловой. Скоро народ потянулся в парилку, девчонки первыми. Этот момент я особенно люблю. Дело в том, что паримся мы все вместе и без стеснения, в чем мама родила. Стало быть, каждый раз, когда начинается парилка, девчонки разоблачаются, и я будто присутствую на параде женских фигур, которые представлены в нашей компании очень широко. Есть тонкие, как лезвие бритвы, а есть и с весьма пышными формами.
Клёпа ко всему этому непривычная, сидит насупившись. Хотел было предложить ей пойти вслед за всеми. Но, думаю, парилка и без нас полна. Остались вдвоём, молчим. О чём с ней ещё разговаривать, не знаю. Она ведь в нашей компании чисто инопланетянка...
Минут десять прошло, повалили обратно. Разгорячённые, окутанные паром, со спутанными влажными волосами и глазами, будто только что побывали в жерле вулкана и приобщились к его глубинной, жаром клокочущей тайне.
– Давай, Влас, твоя с Клёпой очередь, – а сами рожи многозначительные корчат. – Мы тебе веничек запарили.
– Как температура?
– Отличная! Градусов 90.
– Холодно, – вдруг прорезался Клёпин голос.
– Ты чего, Клёпа. Нам цыплята-гриль вместо вас не нужны, у нас еды на столе хватает...
– Холодно, – Клёпа обернулась ко мне, – подбрось пару полешечек.
Её прозрачные глаза ни о чем не просили. Они внятно объясняли, что я должен делать. А я женщину, какая бы она ни была, никогда не ослушаюсь. Меня так мама приучила.
Прихватил полешки, скинул халат – и в дверь. Клепа за мной, не раздевается, стесняется. Кинул я дрова в топку, сел на лавку и глаза отвожу, чтобы ей спокойнее было. А Клёпа веник из тазика вытащила, тряхнула им, так что горячие брызги во все стороны полетели...
– Ну, Власушка, – говорит, – ложись, сейчас ты меня полюбишь на всю оставшуюся жизнь.
Ого, думаю про себя. Лёг на спину, вытянулся, зажмурился. Причинное место ладонями прикрыл. Сексуальной агрессии со стороны немолодой женщины, конечно, не опасаюсь, но...
Слышу, смеётся:
– Да на живот, дурила.
Кряхтя, перевернулся. Ну и всё, больше меня живым не видели. Шутка. Такой парилки ни до, ни после у меня уже не было.
Сначала она, маша надо мной веником, как опахалом, нагнала к моему напрягшемуся телу горячего воздуха. Я расслабился, растёкся по полку... Раскалённый шёлк листьев приложила к пяткам. Ей-богу, молния ударила в пах, в сердце и раздвоилась к подмышкам. О, еее! Потом лёгкими движениями, едва касаясь кожи, повела веник от ног к плечам. Правая сторона, левая, вдоль позвоночника... Тело, с благодарностью принимая на себя волны ласкового жара, кажется, теряло очертания. Кости размягчели, стали, по моему разумению, едва ли не жиже киселя...
– Взбздануть?
Я едва понял, о чем она:
– А... давай!
Она дважды плеснула на камни, и дважды раскалённая влага кругом обошла парилку. Кожу слегка обожгло.
Ну а потом Клеопатра разошлась. Она охаживала веником мои ноги, зад, спину со всё возрастающей страстью. «Переворачивайся!» И то же самое – ноги, ...«эээ, это место не надо» – «да что я, изверг», живот, грудь.
– Ну, Клёпа, ну ты... – вполне возможно, что я стонал, и громко.
Не будучи любителем всяческих сравнений, тут всё-таки не удержусь и вот что скажу: ощущения от Клёпиного веника я бы поставил в ряд самых сильных в моей жизни.
Из парилки едва выполз. Клёпа скромно следовала сзади. Друзья таращились на меня в недоумении, девчонки смущенно покашливали. Повисло молчание.
– Влас, вы чем там занимались? – Макс решил прояснить обстановку.
– Парились... – за меня ответила Клеопатра.
На следующее утро я проснулся легко. Подошёл к окну. Было солнечно и морозно. Генераловский кавказец по кличке Цезарь с громоподобным лаем гонял вдоль забора, взмётывая задними лапами фонтанчики снега. Знаете, я почувствовал себя вполне счастливым. Чёрная кошка, египетской грации, вилась возле моих ног. Я наклонился было её погладить, но она, поведя в мою сторону янтарными глазами, шагнула в сторону... Я обошёл дом, все еще спали. Отправился на улицу, заглянул в баню. Клёпы нигде не было... Как она сказала? «Полюбишь меня на всю жизнь...» Хм.
Целый год мне везло практически во всём. В работе, с девчонками – попадались красивые, незанудливые, легко прощающие. А поскольку я окончательно решил, что не женюсь, это мне было в самый раз.
И вот снова декабрь. И снова: где ты будешь встречать Новый год? Подруга надеется вытащить меня в Таиланд: тепло, море, тайский массаж... Но у нас – баня. И эх, как бы мне мою Клеопатру разыскать?
Или счастье не возвращается?