Первый зимний день. Впервые по-настоящему холодно. Ярко-синее небо в лёгких облаках. Я лежу. Больше неохота смотреть в окно. Лежу в незаселенной постели. Тепло. Нега, лень, тоска. Глаза закрыты. Нет ничего, еле заметные безымянные чувства бродят вокруг, тонкие, как лесные запахи. День. Пахнет вечностью. Открываю глаза. Комнату не узнать. Ярко-синее морозное небо, заглянувшее в окно, изменило её до неузнаваемости. Такая детская лёгкость и беспечность посреди яркого рабочего муравьиного дня! Закрываю глаза опять. Снова вечность ― не тёмная, а печальная и торжественная. Опять открываю глаза (Игра!) ― и опять озарение, чудо. Взгляд сразу, сналёту находит портрет Моцарта, освещённый солнцем. Взгляд приземляется ― планирует на портрет, который прежде был незаметным. Луч выбрал именно его, все предметы в комнате темнее и строже, стоят на своих местах, как взрослые. А солнце играет на портрете великого композитора и на словах, которые стоят рядом ― «Волшебная флейта». Эта пластинка, и раньше украшавшая комнату, стала вдруг почти иконой. Она излучает свет и чудо, играет, поёт, веселится, танцует. И солнце не случайно выбрало, выделило именно её, это уж точно и ясно, как день.
Мяу. Светло, легко, отрадно и чуточку трепетно. За окном тихонечко шевелится листва. Моцарт отзывается каждому шороху. Небо заходит в комнату, пронзительная синева разбавлена ангелочками-облачками.
(нет, это здорово! Мяу!)
Светло, легко, отрадно и чуточку трепетно. День. Пахнет вечностью и жилой комнатой одновременно. Луч играет, и я играю, ― открываю и закрываю глаза. Где-то мороз, а мне тепло.
Это всё - музыка Моцарта. Разве не так? Это всё он ― от луча на портрете до... не знаю, чего.
Ладно, мне пора идти за хлебом.
Моцарт с вами, ребята!