Как всё неожиданно кончилось. Кажется, ещё вчера кипела жизнь, и вот - кипит, но - смерть. Неизвестно, откуда это пришло. Можно предположить, что это какая-то болезнь... очередная чума очередного века. Но наверняка уже никто не скажет, потому что сказать некому.
Мы теперь - вымирающий вид, города опустели, стало тихо. Когда всю жизнь живёшь среди гула и гама, страшно оказаться в тишине. Начинаешь думать, а что хуже для человека, чем задуматься? А теперь больше ничего не остаётся.
Скоро будет совсем тихо. Мёртвые не шумят. А пока - бродят какие-то тени с изуродованными лицами (им уже немного осталось) и тени как тени, но их-то тем более надо избегать. Нужно быть подозрительным - тогда протянешь подольше. Неясно, правда, зачем; а зачем вообще мы живём?
Поправка - жили.
Я хожу каждый раз новой дорожкой. То ли путаю следы, то ли просто от нечего делать. Только сейчас у меня появилась возможность получше узнать город. За последний месяц я увидел столько, сколько не видел за предыдущие 20 лет. Оказывается, здесь красиво. Немного, правда, уже рушится, но и в разрушении есть своя сладость. Жаль, я не умею рисовать, так бы я непременно раздобыл бумаги и красок и... Но я не умею, хожу себе и смотрю, когда надо - бегаю.
Вот сегодня решил сходить в супермаркет. Денег у меня нет, но кредит неограничен, бери, что хочешь. Раньше бы я обрадовался, а теперь только криво ухмыляюсь. Всё приедается. Да и что радоваться дорогой вещи, если само понятие дороговизны стало бессмысленным. Когда не перед кем хвастать, вообще как-то невесело становится.
Придумываешь, конечно, что-то. Сегодня я выбираю предметы красного цвета. Носки, майки, кепки, пиджаки (они, кажется, когда-то пользовались популярностью), игрушки какие-то, овощи, фрукты... Интересно, а как быть с арбузом? Он красный только внутри, но корку ведь я не ем? Беру....
..И тут краем глаза замечаю движение. Делаю рывок - и едва успеваю увернуться от этой твари... А вот ещё... Как они подобрались? Совсем расслабился, ворона.
Бегу, бегу по рядам, куда деваться? Стена. Лезу - ну и обезъяной же я стал... Теперь не достанут.
Я наверху, забился в какую-то щель. Отдышался, гул в ушах прошёл, слышу - голоса. Что такое? Женские. Гляжу украдкой - движение; их четверо, и что-то такое знакомое.
Она? Не может быть... Она! Вниз. Но как же высоко я забрался, даже страшно. Ничего. С паучьей ловкостью, цепляясь за выступы и трубы, стремительно спускаюсь.
Привет!
Мы вместе. Как светло это чувство. Я с благоговением смотрю на галочку её лона, касаюсь её губами, целую, питаюсь влагой. Её подруги улыбаясь смотрят, щебечут: чик-чирик... Она смеётся глубоким бархатным тоном.
Я целую её живот, приникаю к груди, она невозможно тёплая. Я трудно изгибаю левую руку, собираю пальцы горстью и огибая ребро лобка, проникаю в её суть, так тяжело и неудобно, так неудобно и хорошо...
Я погружаюсь, тону.
Голоса. Что с ним? Он болен. Он умирает. Ты думаешь, ему больно? Врядли. Пусть ему будет хорошо. Я так хочу.
КОНЕЦ