ЖИЗНЬ ДЛИННАЯ…
Скорая доставила Галкина в больницу. В приемном покое врачебного осмотра ждал долго. Лежал на животе, положив руки под голову, и плакал в подушку. От боли, от обиды, от унижения. Как она посмела? За что она его так? И ревность терзала: где она была в тот вечер?
Врач пришел под утро. Глянул вскользь на распростертое на кушетке тело с облезшей кожей. Сел за стол и начал задавать вопросы.
- Фамилия, имя, отчество?
- Галкин Николай Сергеевич.
- Год рождения?
- 1928.
- Место жительства?
- Болотниковская 5, квартира 3.
- Место работы, должность?
- Институт Стали и Сплавов, младший научный сотрудник.
- Что случилось?
- Чайник… вот…упал..
- Так… ожог второй степени шести процентов кожного покрова…, - эскулап сделал последнюю запись.
- Николай Сергеевич, сейчас придет сестра – сделает уколы: обезболивающий и от столбняка, получите в регистратуре больничный лист и можете ехать домой, через три дня на прием к участковому хирургу.
- А как же я поеду по городу? Меня же в пижаме сюда привезли!
- Позвоните родным, пусть привезут одежду.
- Мне некому позвонить…, - договорить не смог, задушили слезы…
- Хорошо, на три дня оставлю, хотя причины вас госпитализировать нет - сжалился врач, - в палатах все места заняты, придется в коридоре на кушетке полежать.
Доктор ушел. Пришла санитарка.
- Пошли, болезный, отведу тебя на третий этаж.
После укола боль утихла, правда лежать мог только на животе. Не смотря на то, в коридоре постоянно туда-сюда сновали люди и было шумно, уснул - сказалась усталость. Проснулся ночью. Обожженные места уже не болели, душа ныла. Устроившись поудобнее на узкой кушетке, Галкин размышлял. У него теперь нет, ни жены, ни дочери… Дашка загуляла и решила уйти… интересно с кем она теперь… Да, за три года совместной жизни она перестала вызывать какие-либо чувства, кроме раздражения, но представлял ее в объятиях другого… и оплакивал втоптанную в грязь любовь…
Всю ночь думал Галкин, под утро осенило: может быть, жена не изменяла ему, а пришла поздно потому, что у нее что-то случилось? А если так, то понятно, почему она его кипятком… Была бы виновата, прощения бы просила! Конечно, он погорячился, надо было расспросить сначала, а уж потом решать бить или не бить. Это все мать, это она первая сказала, что Дашка – шлюха! Сомнения в виновности жены росли, как на дрожжах. К обеду не выдержал, позвонил. Услышав в трубке голос еще недавно принадлежащей ему женщины, изложил свои проблемы:
- Я в тринадцатой больнице, но оставаться здесь не хочу. Передай матери, чтобы привезла одежду или сама привези, она утром на дежурство ушла на сутки.
Услышав привычное: «Хорошо, я привезу» в ответ, рявкнул:
- Спасибо, любимая, приедешь, поговорим.
С той минуты стоял у окна, смотрел на дорожку, ждал, готовил обвинительную речь с набором угроз. Даже если она не изменяла ему, он все равно прав!
Ближе к вечеру к больничному крыльцу подъехал новенький «Москвич», открылась дверь и Галкин остолбенел: привезли его Дашку…… Мысль, спасающая самолюбие, пришла быстро: проголосовала на дороге и подвез кто-то.
Она поднялась по ступенькам и скрылась в подъезде, автомобиль не уезжал, из него вышел молодой темноволосый мужчина … видимо, попросила водителя подождать и сейчас он отвезет их домой…
- Ну, погоди, сука, дома я тебе устрою…
Сверток с вещами принесла санитарка, она же передала пятьдесят рублей.
- Сказали это вам на такси…
Кинулся к окну, успел увидеть, как жена садится в машину и уезжает.
Опустился на колени, облокотился о подоконник, положил голову на руки и заплакал… Это было больнее, чем кипятком…
В ту ночь, когда Галкин, лежа на животе, решал, стоило или не стоило бить жену, она, как и он, заснула под утро. Гости, Мила, единственная в жизни подруга, и ее муж Дмитрий Бердниковы ушли далеко за полночь. Во время разговора Дима больше молчал, слушал … Только перед уходом подвел итог кухонному заседанию:
- Даша, не принимай никаких решений, сгоряча можно дров наломать... Постарайся не встречаться с ним как можно дольше… Успокоитесь оба, может помиритесь, а если разойдетесь, то как цивилизованные люди. Дочка пока пусть на даче с его теткой поживет, если, конечно, она возражать не будет, а через пару недель устроим ее в садик, моя мама поможет.
Гости ушли, хозяйка легла и хотела уснуть. Не получилось. Стоило закрыть глаза, всплывало в памяти уведенное чуть больше суток назад. Странно прошлой ночью провалилась в сон, едва коснулась головой подушки, а сегодня плачет… Это часть злобы ушла и ее место заняла боль…
Следующий день был воскресным. Даша проснулась поздно, может еще бы поспала, но разбудил стук в окно:
- Просыпайся, подруга, пошли завтракать, - на балконе стояла Мила...
Встала, умылась, причесалась, облачилась в спортивный костюм и через балкон проникла в квартиру соседей.
За столом хозяйничала Пелагея Петровна – мать Дашиной подруги и подруга ее матери. Жареная картошка, квашеная капуста, домашние котлеты – все вкусное обалденно, словно у мамы когда-то… почему в этом доме все напоминает о ее родителях? Может быть, правда, все счастливые семьи чем-то похожи друг на друга… Нет, совсем тетя Поля на маму не похожа, и муж ее дядя Петя ни на кого не похож, а уж о них с Милой и говорить нечего! Мила высокая, полная немного, темноволосая, а Даша роста среднего, худая и бледная, словно прозрачная… И не только внешне они все разные, души у них не одинаковые, а похожи только тем, что когда им хорошо – улыбаются, а когда плохо – плачут.
Сквозь открытые окна услышала телефонный звонок у себя дома.
Подняла трубку - знакомый голос: «Я в больнице…» Сердце екнуло: «Что же я душегубка наделала?!»… а в конце разговора, пожалела, что мало кипятка было в ковшике!
Вернулась к соседям сама не своя – словно еще раз по лицу отхлестали…
- Даш, что он хочет? – Мила без слов поняла, кто звонил.
- Вещи просит привезти в больницу…он в тринадцатой… сейчас найду что-нибудь папино и поеду…
- Не суетись, Дима вечером повезет меня к портнихе в том направлении, пока я примеряюсь, вы с ним навестите болящего. Подождет, не сдохнет!
Домой подруги вернулись к семи часам вечера, Мила звала ужинать, но Даша отказалась, пора и честь знать и так целый выходной ее развлекали. Им завтра на работу, а у нее еще день больничного. Затеяла стирку. Странно, но это занятие никогда не было ей в тягость, даже когда вышла замуж и пришлось стирать руками и полоскать в холодной воде. А уж дома… Клади в машину грязное белье, вынимай чистое. Только успевай полощи и руки морозить не обязательно – удобная вещь газовая колонка… Постельное кипятить нужно, бак тяжело одной на плиту… может Диму попросить? Нет, привыкай справляться сама…
Закончила поздно, вышла на балкон – перед тем как вешать белье провод, предназначенный для сушки, следовало протереть от городской пыли. Облокотилась на перила задумалась… Как странно снова оказаться здесь среди веток огромного тополя… Почему-то вспомнила как в детстве гадали с Милой дорастет он до их шестого этажа или нет. Дорос и перерос … каждую весну опиливали ветки, которые упирались в стену дома и пытались проникнуть в окна, а они все равно росли… Кто посадил здесь тополь? Может, он сам вырос? Так странно, вроде бы стоишь на балконе, а кажется, что на дерево забралась и среди его веток спряталась.
Ночь на исходе…. Как же слышно все на рассвете, каждый шорох. Кровать у соседей скрипнула, Дима жене шепнул:
- Мил, проснись…
- Отстань, не буди…
- Проснись, пожалуйста…
- У тебя совесть есть?
Ушла, решила белье повесить позже, не подслушивать же. Хорошо, что им повезло, нашли друг друга… А ей, Дарье, видимо, не судьба - быть счастливой… Да, послушайся она тогда родителей, не кинься на шею первому встречному, все могло сложиться по-другому... как у Милы с Димой… Подруга оказалась умнее, долго выбирала и выбрала… Все правы, только она, Даша, кругом не права… Если бы можно было вернуться в прошлое, ни за что не вышла бы замуж в восемнадцать и против воли родителей. Но в одну сторону жизни улица и нельзя ничего исправить…
Николай приехал домой ближе к ночи. Разделся, лег в постель, но так и не уснул… Под утро пришла с работы мать. Увидела, что сын дома, спросила:
- Что уже выписали? И в пижаме по Москве ехал?
- Как видишь… лечиться по месту жительства… а одежду Дашка привезла.
- Ты что все простил?
- Нет, она прощения и не просила, передала вещи в приемный покой, даже встретиться не захотела… с мужиком своим приезжала.
- Зря ты, Коль, на нее заявление в милицию не хочешь написать…
- Мама, она же вся в синяках в тот день была.
- Дел-то куча, жену-шлюху поучил.
- Сколько раз тебе говорить, если начнется разбирательство, ей ничего не будет, а мне позор до конца дней…На работе неприятности, из партии попрут. Я ей суке отомщу по-другому, я ей Зойку не отдам!
- Не отдавай, она только порадуется. Ей сейчас без ребенка хорошо будет – гуляй сколько хочешь! Ты еще девчонку сюда, к нам, пропиши! А она вырастет и мужа к тебе пропишет! А у тебя может к тому времени от другой жены двое детей будет, вот Дашка повеселится.
Застонал в бессильной злобе:
- Сука, ей это дорого встанет, в порошок сотру…Завтра пойду и отделаю так, что навек запомнит.
- Нет, сынок, за это тебя посадят. Оставь ее в покое теперь… жизнь длинная, случай отомстить еще представится…
Прошла неделя. В субботу Даша позвонила Галкину на работу. Повод для звонка был, более того она не могла просто так навсегда исчезнуть из его жизни – у его тетки осталась дочь. А если бы не Зоя, позвонила бы она когда-нибудь мужу? По закону он все еще был ее мужем, да из сердца его окончательно еще не выкинула… три года жизни в один день не забудешь. Прошлого всегда жаль, каким бы оно ни было, а ведь не только плохое было между ними, были и счастливые минуты…
И все-таки сама бы она ему звонить не стала, ждала бы его звонка. Какое все-таки гадкое чувство ревность, умом понимаешь, что измену прощать нельзя, а душа рвется на части от тоски и боли. От любви до ненависти не один шаг, это долгий путь босыми ногами по острым камням.
- Здравствуй Коля.
- Что тебе?
- Я получила место в яслях для Зои, хочу ее забрать.
- Поезжай и забирай, кто тебе не дает?
- Надеюсь, тебя там не встречу?
- Даже если встретишь, тебе ни что не угрожает. Ни умолять тебя вернуться, ни тащить в свой дом силой я не буду. Ты уже подала на развод?
- Нет.
- Я подавать не буду, мне это совсем не нужно…
- Мне пока тоже. Все давай. Когда машину вернешь? Я не собираюсь делать тебе таких подарков, - последняя фраза это уже в бессильной злобе, от приступа отчаяния, от того, что мосты горят…
- Добровольно никогда, только через суд…
- Да подавись ты…
Дочку забрала. С тетей Паней даже не поговорили толком. Вроде врагами не были, а разошлись холодно. К яслям Зоя привыкала тяжело, много болела в тот год. Тяжело одинокой работающей женщине с двухлетним ребенком. Да еще соседи убедили пойти на подготовительные курсы, чтобы на следующий год поступить в институт. Время словно ускорило свой бег, замелькали дни и недели. Не успела оглянуться зима кончается и путь от любви до ненависти позади.
Тишина в душе пустота. Только свят место долго пусто не бывает. Почему не вырвала из сердца ростки новой любви пока они были слабыми? Почему призналась себе, что любит мужа подруги, только тогда, когда чувство выросло, стало огромным и что хуже всего – взаимным…?
ЛЮДИ ДОБРЫЕ
Весна на исходе, последние денечки мая… Дни жаркие, словно летом, вечера ласковые, а утро вот прохладой тело покусывает… Листва огромного тополя спрятала-скрыла от посторонних глаз крохотный балкончик. Зима и весна незаметно наступили и отступили, сколько ж воды утекло?
Полгода как ушла от мужа. Был рядом мужчина, что-то было меж ними по ночам, он этого требовал, она подчинялась. Почему сейчас она этого хочет? Почему каждую ночь во сне приходит к ней муж лучшей подруги и она позволяет ему любить себя. Нельзя, Дашка, табу это, не твой он, уймись дуреха… Даже если наяву придет и скажет, что любит и мучается так же как ты, все равно ничего не выйдет у вас, на чужой беде – счастливой не станешь. А как жить подле него и видеть, что счастлива с ним другая женщина, та, которая подставила плечо в самую тяжелую пору.
Чтобы она, Даша, делала, если б не помогли ей тогда подруга и ее муж? Все хорошо у нее теперь, живи радуйся, да вот беда – пришла любовь!
Словно сама судьба ее в то утро на прочность испытывала. Мила с родителями уехала на две недели в подмосковный санаторий. Дима дома один остался…
Постояла возле балконной двери, перед тем как спать ложиться, подумала: «Закрыть… не закрыть…». Решила не закрывать, что будет то и будет, пусть…
Всю ночь не спала, каждый шорох ловила, ждала… Перед самым рассветом задремала ненадолго, и проснулась дрожа всем телом, потому что померещилось будто он на край кровати сел…Встала, вышла на балкон, притаилась среди тополиных веток, ласково касающихся тела нежной листвой, толи задумалась толи сон решила досмотреть. Зачем он снится каждую ночь этот сон, обещает невозможное, манит туда, куда идти нельзя?
Услышала скрип кровати в его комнате, разум закричал - беги, а силы оставили…
Ноги стали ватными, сердце остановилось, в горле ком. А он встал, вышел на балкон, покурить решил, видимо. Ее увидел, глаза потеплели, губы дрогнули…
- Дашка, - шепчет дрожащим голосом, и руки на плечи кладет, - какая ты красивая, - волосы целует и лоб и виски и губы…
Словно безумная руки на его шее сомкнула, прижалась всем телом. Но уже через секунду оттолкнула от себя и убежала.
А он словно пьяный за ней в ее дом, в ее спальню…
Окаменела в миг, застыла словно изваяние:
- У тебя с головой как? Пошел вон отсюда, чтобы никогда… ты слышишь чтобы тебе в голову больше это никогда не приходило.
Так посмотрел, что сердце, каменное минуту назад, растаяло. Но сдержала себя, не кинулась вслед. Когда ушел, балкон заперла, на кровать кинулась и разревелась.
Ничего между ними не было в то утро, но сказали друг другу все. А от посторонних глаз любовь свою так запрятать старались, чтобы и в голову никому не пришло ее искать.
Друга для любовных утех Даша нашла себе летом. Мила путевки достала и поехали они с детьми в Ялту. Беспечна жизнь в санатории: ешь, пей, гуляй… Зойка почти самостоятельная три года как никак. Вечером Мила выпроваживала подругу на танцы, а сама усаживалась с книгой в кресле.
Три вечера Даша возвращалась в номер поздно, веселая и суматошная. На четвертый, заглянула в дверь, шепнула тихо подруге: «Меня не жди. Я загуляла», встретила в ответ ее улыбку и ушла…
Ночь южная черная, звезды – словно фонарики, месяц молодой с острыми рожками… хорошо. Куда он ее ведет и почему она на все согласна? Потому что тело того хочет и душа по любви стосковалась, а если не будет любви ее можно и выдумать…
- Даша, пойдем ко мне в номер? Сосед сегодня уехал, до утра никого не подселят…
- Нет… Давай погуляем, смотри ночь какая красивая…
Он ни ночи ни звезд не видит, ее в темноте разглядеть пытается… платье белое, кожа бледная, словно прозрачная, коса светлая через плечо, как же хочется ее в постель затащить. Голова чуть кружится, руки сами к ней тянутся…
Ведь дрожит вся в его объятиях, что ж упирается-то… ведь не девчонка, дочка же у нее…
А она сама не знает почему, но не уступает, не может и все… Хочет она этой ночи, конечно, только ведь ночь кончится и будет новый день. И в тот день она проснется уже другим человеком… и еще что он о ней подумает, если, едва познакомившись, все позволить? И Диме она изменит, если сейчас с новым другом… Разумеется, не причем здесь Дима, у него своя жизнь – у нее своя…
- Нет, Женя, проводи меня, поздно уже.
Две недели мучила его и себя. Почему сдалась в ту ночь? Почему позволила расстегнуть молнию на спине и спустить платье с плеч. Почему отдалась во власть его рук, когда он дыханием кожу обжег и не целовал, а лишь касался губами шеи, ушей, ямочек над ключицами. Силы кончились сопротивляться, а еще оттого, что Мила сказала, проснувшись утром: «Дашка, я кажется беременна. Представляешь, как Димка обрадуется, он так давно хочет ребенка»
Все рано или поздно кончается, за два часа самолет перенес из безоблачного тепла в дождливый московский август. Три дня по приезду хандрила под шум дождя. Из дома вышла всего один раз, за продуктами. Нужды мокнуть не было, До первого сентября на работе отпуск, можно позволить себе акклиматизацию. Была уверена, что курортный роман по приезду в Москву забудется, но ошиблась.
- Здравствуй, - в трубке знакомый, чуть хрипловатый голос, - можно я приеду в гости?
Евгений приехал со стандартным джентльменским набором всех времен и народов: коробка шоколадных конфет, бутылка хорошего вина, цветы. На приглашение хозяйки проходить, спросил:
- А которая твоя комната?
- Все четыре мои.
Глаза у Жени забегали вдоль коридора, пытаясь проникнуть за неплотно закрытые двери, заблестели. Пустячок, а не приятно…
Зойка в коридор вышла, Дашу за подол потянула:
- Мам, я пить хочу…
На ребенка гость внимания не обратил, не разозлился, не сказал: «Уйди, не мешай», но и не улыбнулся.
Если женщина от любви голову потеряла, она таких мелочей не видит, а если разум холоден, если пытается понять, с чем к ней поклонник пожаловал, не заметить их не может.
И все-таки тогда она его не прогнала, ночь провели в поисках телесных радостей. Это была их последняя ночь, она так решила…
Подруга действительно оказалась беременной. Животик рос, на лице выражение задумчивое все чаще появлялось… Капризничала… И родители и муж каждое желание старались исполнить. В конце марта наследника ждали…
Мила проснулась ночью от тупой боли внизу живота. Так уже было неделю назад, немного поболело и прошло. По ее подсчетам до родов оставалось дней десять и потому решила, что скоро это пройдет. Но не прошло, а как раз наоборот скрутило так, что вскрикнула. Дима проснулся мгновенно:
- Что с тобой?
- Болит…
Это было последнее членораздельно произнесенное ею слово, а потом началось… толи визг, толи стон… Мила то сжималась в комок, то металась по кровати…
Хорошо, что скорая приехала быстро.
- Ничего, сейчас покричит, зато потом все вместе порадуетесь, - улыбнулась на прощание, акушерка, - Чем больнее, тем быстрее… Я думаю, к обеду родит, судя по силе схваток.
К обеду не родила, и к вечеру не родила, на звонок Димы дежурная ответила, что боль была не родовыми схватками, а приступом аппендицита.
Ночью Мила умерла. Дочку ее врачи спасли.
Организовывать похороны родители Милы оказались не в состоянии. Оба вмиг стали старыми и беспомощными. Передвигались с трудом, никого не узнавали и почему-то постоянно ссорились. Кричали друг на друга, обзывались до тех пор, пока кто-то один не срывался на плач… рыдали вместе, в обнимку, жалея друг друга и пытаясь успокоить…
Дима из молодого, сильного мужчины неожиданно превратился в беспомощного капризного ребенка. Даша пыталась заставить его действовать, но безрезультатно. Привела в гараж, почти силой затолкала в машину. Завел. Опустил руки на руль и заплакал. Из гаража так и не выехал. Плюнула, вышла на дорогу, поймала такси и все сделала без него. Заказала гроб и венки, выбрала место на кладбище, купила для подруги последний наряд… Не потому все сумела организовать как положено, что душа на части от горя не рвалась, а потому, что некому больше было это сделать…
Сомневалась можно ли ехать в церковь, все-таки отец подруги директор фабрики, член партии и у него могут быть неприятности. Будет от этого польза мертвой или только проблемы живым? Вошла в храм и сомнения оставили – вдруг осознала, как хрупка и коротка жизнь, и все на что человек ее тратит – ничтожная сиюминутная суета, которая обязательно кончится рано или поздно и придет холодная вечность… может быть эта вечность и есть смысл жизни? Захотелось верить, что Бог все-таки есть и когда-нибудь, через много лет она встретит подругу на небесах и маму с папой она там встретит…
На третий день после похорон Милы, позвонили из роддома и сказали, что можно забрать девочку. Дима кое-как пришел в себя, смог сесть за руль и в сопровождении Даши тронулся в путь. Странно, но к дочке он никак не относился, не было никаких чувств в душе.
В роддоме Дима беспомощно озирался по сторонам, не совсем понимая, что должен делать и куда идти. Даша подошла к дежурной.
- Мы за девочкой, - ее мать умерла при родах, Людмила Бердникова…
- Сейчас позвоню, - в голосе и взгляде медработницы явно читалась враждебность. Но выяснять причину недовольства незнакомой женщины не было ни желания, ни сил.
Получив команду: « Давайте вещи», Даша протянула сверток. Ох, и наревелась же она, собирая эти крошечные вещички. И беременность свою тяжелую вспомнила, и родителей, не доживших до рождения внучки, и Милку в гробу ледяную и красивую словно колдунья.
Взяла сверток из рук санитарки, глянула на сморщенное красное личико, прижала к себе родной комочек, вцепилась двумя руками: «Никому не отдам». Поспешила к выходу, боялась, что сердце не выдержит, разорвется. Дима перед ней дверь открыл.
- Все мужики одинаковые, - услышала за спиной, - не успел жену схоронить и уже с другой…
- Да, они, наверное, еще при ее жизни снюхались…
Поняла, что Дима сейчас устроит скандал, повернула голову в его сторону и почти шепнула:
- Я умоляю тебя пошли отсюда…
Вечером Даша, уложив Зойку спать, отправилась к соседям. Помогла искупать и накормить малышку, пеленки отполоскала, вышла на балкон, чтобы их повесить. Дима направился следом. Она вешала, а он на стуле сидел, курил. Не заметил как сигарета догорела и обожгла пальцы, выронил ее вскрикнув… посмотрел перед собой, ничего не видя и не соображая. Даша подошла, встала рядом и прижала его голову к своей груди. Ее слезы ему на затылок падали, а его впитывались тканью ее халатика…
- Вы б хоть сорока дней дождались, - словно по лицу хлестнула Пелагея Петровна, - Видать рады Милочкиной смерти, больше прятаться не от кого…
- Как вам не стыдно, тетя Поля!
- Это тебе должно быть стыдно, думаешь, я не видела, как ты подруге завидовала? Теперь он твой, дождалась!
Оправдываться перед обезумевшей от горя матерью не было сил. И правоту и неправоту этой женщины Даша понимала, и любила ее как родную и лишней боли причинить не могла. Улыбнулась ей грустно и пошла домой.
После того случая Диму не видела целый год. На другой день зашла к соседке, спросила, может помочь чем, но увидела в ее глазах холод и враждебность и ушла. Через неделю услышала его стук в балконную дверь. Не открыла. Крикнула в форточку: «Уходи» и задернула занавеску.
Работа в школе, учеба в институте по вечерам, домашние дела, забота о дочке - суета , бег по пересеченной местности. И снова на дворе май, тепло, в открытые школьные окна рвется запах лета.
Учебный день закончен, дежурные убирают класс, учительница физики заполняет журнал и контролирует ситуацию.
- Дарья Михайловна, - позвал детский голос, подняла голову и увидела в дверях кабинета Диму, а рядом с ним одну из своих учениц, - это к Вам.
- Спасибо Галя… Проходите Дмитрий Сергеевич…Я скоро освобожусь.
Открыла дверь в лабораторию:
- Подождите меня там.
Сидел за ее столом, рассматривал приборы, вспоминал свою школьную физичку.
Наконец, дежурные закончили уборку и ушли. Даша позвала:
- Пошли, я освободилась.
Она знала, зачем он пришел. От этого знания, словно после марафонского забега стучало сердце, кружилась голова, горели скулы, пересыхали губы. Она уже сдалась на милость победителя, подчинилась почти полностью… Но остатки благоразумия и еще что-то не позволили раскидать свою и его одежду по кабинету и отдаться прямо здесь на полу или на школьной парте. Для нее это было невозможно, несмотря на то, что могла запереться изнутри, и никому никогда в голову бы не пришло, заподозрить Дарью Михайловну в чем-либо недостойном.
Спустились вниз, сели в его машину, поехали.
- Куда ты меня везешь?
- А как ты думаешь?
- Может быть не надо, Дим…
- Кому не надо? Тебе что хорошо без меня! Почему мы должны мучиться каждый в своей норе? Может быть, Мила вернется, если мы с тобой не будем вместе.
- Обещай мне, что об этом никогда не узнают родители Милы.
- Обещаю, сам хотел тебя об этом просить…
Приехали, пешком поднялись на пятый этаж, лифта в доме не было.
- Это мой дом, я здесь прописан, у нас с мамой и братом две комнаты, - сказал Дима, когда шли по темному коридору коммунальной квартиры.
- Здесь направо, а теперь стой, сейчас я отопру дверь, ну вот проходи…
Словно в омут нырнула, переступив через порог. О чем говорить, если давно все ясно, если жить друг без друга невозможно, если ночью пуховая перина доской с гвоздями кажется. На его поцелуи сумасшедшие отвечала, почти теряя сознание, помогала снимать с себя одежку.
С родителями Милы в конце концов помирилась. Горе даже самое острое с годами притупляется, раны рубцуются, благоразумие берет верх. Как жить, имея территорию общего пользования, не общаясь? И за что на подругу покойной дочери злиться, если кроме добра от нее ничего не видишь? Стыдилась Пелагея Петровна за свою несдержанность… если б что было между ней и зятем, он давно бы ушел, а так живет в той комнате, что когда-то делил с Милой. О дочке заботится, их жалеет. А то, что раньше девяти вечера домой не приходит, так работа у него такая. Может и женщина какая есть… живой ведь, не в монахи ж ему подаваться.
ПРОДОЛЖЕНИЕ:
http://www.proza.ru:8004/2004/02/02-16