Старость уже давно пришла к нему, и вот теперь, последние несколько лет, он поджидал ее постоянного сменщика - смерть. Жизнь давно наскучила ему, хотя он этого и не осознавал - для осознания было необходимо ничтожное напряжение ума, но силы для этого поглотила старость. Он сидел в таком же дряхлом, как и он сам, кресле и жадно впитывал тепло солнца, быть может последнего солнца в его жизни.
Он был очень стар. Настолько стар, что едва ли нашелся бы человек, который вспомнил бы его имя. Он и сам забыл, как его зовут.
Жил он в маленьком полуразвалившемся домике на окраине старой заброшенной деревни. Еще лет пять назад их было трое. Старики часто заходили к нему в гости, и они молча вспоминали далекие времена молодости, когда солнце было ярким, небо синим, а жизнь казалась бесконечной и прекрасной. Но и эти двое скоро пропали, а когда он, трижды отдохнув по дороге, наконец-то дошел до них, то его встретил лишь сладковатый отвратительный запах. Они были его друзьями и соседями, но он не смог даже похоронить их по-человечески; единственное, что он сделал - это согнал мух и накрыл трупы чистым покрывалом.
Усталый и изможденный, он вернулся домой и сел в свое любимое кресло, поджидая смерть. Но она не торопилась.
Его кормили куры. Непонятно, как они выжили, но факт оставался фактом - домаш-ние птицы наполовину одичали, но продолжали нестись и даже плодиться. Ел он скорее по привычке, нежели по необходимости. Если бы он понял, что отказавшись от еды, тем самым ускорил бы свою смерть, то перестал бы беспокоиться о такой мелочи, как еда. Но его отупевший в одиночестве ум по инерции поднимал его и отправлял на поиск куриных кладок. Найти яйца было несложно: куры неслись где попало, даже в самом доме, но добраться до кладок было неимоверно трудно. Иссохшие ноги уже не держали, и иногда, особенно по утрам, когда все кости ныли и болели, старику приходилось вставать на четвереньки, чтобы доползти до еды.
Месяцев девять назад, когда он еще мог уверенно держаться на ногах, ему довелось в последний раз поесть мяса. Он хорошо помнил тот день. Тогда, бродя по дому в поисках яиц, он не устоял на ногах и упал на какую-то старую облезлую курицу, свернув ей голову. Он выпотрошил ее тупым ножом, на что ушли остатки всех его сил, и даже почти ощипал ее, а на следующий день сварил. Курицы хватило ему на неделю...
Старик заерзал, встревоженный этим воспоминанием. Он посмотрел в окно и подумал, что если не будет дождя, то скоро ему нечего будет пить. Вода капала через дырявую крышу, а он собирал ее в разные посудины, расставленные по всему полу.
Издавая звуки, похожие на скуление щенка, старик стал медленно сползать с кресла, становясь на четвереньки. Пришло время обеда, и он, медленно перебирая руками и ногами, пополз вперед, тщательно огибая расставленную на полу посуду.
В одном из углов комнаты, на куче старого тряпья, он нашел яйцо, разбил его об пол и стал слизывать растекшийся белок, как вдруг его внимание привлек какой-то странный шум. Его ослабевший слух не смог распознать гул автомобиля, но смутные воспоминания затуманили мозг, и слабый огонь разума появился в его глазах. Он замер в неудобной позе и напряженно вслушивался в шум, доносящийся снаружи.
На улице раздался стук захлопнувшейся двери, и звонкий молодой голос удивленно произнес:
- Ты смотри, а здесь, вроде, еще кто-то живет!
Старик блаженно улыбнулся, сердце его не выдержало, и он упал лицом прямо в разбитое яйцо.
Когда он умирал, по его щекам, перемазанным желтком и куриным пометам, текли чистые слезы радости.