Страшно знать, каким образом умрешь, но еще ужаснее знать, когда...
Мужчина, чье имя не имеет для читателя, как, впрочем, и для автора, особого значения, неторопливо собирался в дорогу. Он никуда не спешил: сегодня был последний день его жизни: он знал, что умрет, как только выйдет из дома. Его должен сбить грузовик. Человек знал это, но все равно одел свой лучший, а теперь и единственный, плащ, еще раз причесал прилизанные волосы, посмотрел на вычищенные ботинки. Все хотят умереть так, чтобы выглядеть при этом красиво и опрятно, хотя для мертвого это не имеет никакого значения.
Он посмотрел в зеркало: лицо было уже мертвецки бледным, что осуждать никак нельзя. Человек натянуто улыбнулся: глаза же остались прежними, в их уголках прятались страх и надежда. Он перевел взгляд на отражение часов - уже было почти двенадцать – нужно было выходить, он не собирался обманывать смерть.
Для кого-то тридцать пять лет – это много, особенно для парня семнадцати лет, обратившегося к гадалке. Именно столько отмерила она ему, а он лишь улыбнулся и махнул рукой: «Это еще огромная куча времени. До этого возраста жизнь успеет мне надоесть. Я хочу умереть в самом расцвете сил.» Гадалка лишь грустно покачала головой.
Шли годы, парень взрослел, приобрел специальность, начал зарабатывать, но всегда помнил о предсказании. Именно из-за этого он не заводил семью – не хотелось оставлять вдову и сирот. Годы текли, он понимал, что становился все более взрослым, двигаясь к старости, но умирать скоро, например, завтра, ему отчаянно не хотелось. Юношеские мечты о молодой смерти превратились в дым. Каждый день стал для него на вес золота, когда он отпраздновал свое тридцатилетие. Он старался выжить все, что ему дано, не собирая и не копя, но к тридцати трем он стал задыхаться. Предсмертные попытки надышаться только усугубляли положение: жить хотелось еще сильнее. Были времена, когда он был всего лишь на шаг от самоубийства, задыхаясь от обреченности и безысходности. Кислорода надежды в нем почти не осталось…
Но однажды в нем что-то перегорело: он перестал сопротивляться и брыкаться, стал приводить в порядок дела, готовиться к тому, чтобы уйти достойно и благочестиво, оставив о себе только лишь хорошую память. Надежда на продолжение жизни не угасла, но теплилась незаметно, глубоко внутри.
Он успокоился, стал безмятежен как удав, выполнял все, что наметил, но радости при этом не чувствовал, лишь спокойствие и свет. Он прекрасно осознал, что этот мир дан ему лишь в аренду, не имеет смысла пытаться что-либо унести с собой или перепробовать все на свете. Главное - сконцентрироваться на самых важных вещах или людях.
Ему исполнилось тридцать пять; день рождения он встречал один с бутылкой виски – беречь здоровье не было смысла. Он сам не заметил, как заснул. Сон пришел к нему и рассказал о том, когда и как он умрет. Он видел грузовик мусорщика, отрывной календарь на стене, отражение часов в зеркале, как выходит из дома и переходит улицу. Грузовик размазывает его тело по асфальту, только начищенные ботинки остались нетронутыми и стоят на дороге за грузовиком.
Теперь он знал место и время смерти. В нем еще ворочалось желание изменить судьбу, обмануть смерть, выиграть эту гонку, но он слишком долго ждал этого момента, слишком долго готовился к смерти, чтобы жить. Если бы он обманул смерть, то уже не смог бы жить – и никогда бы ни был так готов к смерти, как теперь.
Час Z – часы подали звуковой сигнал: пошли новые полусутки. Конец одного двенадцатичасья и начало другого. Он взял свой кейс и пошел к двери. Внезапно в комнате раздался телефонный звонок, человек остановился. Он думал всего лишь какое-то мгновение, затем сделал шаг и закрыл дверь, за которой беспрерывной трелью задыхался телефонный аппарат.
Два лестничных пролета, которые он видел в последний раз, яркий солнечный свет через стекло над дверью в подъезд. Хороший день для того, чтобы умереть.
Человек вышел на улицу. Слева между деревьями промелькнул борт муниципального грузовика. Мужчина только переступил тротуар, как вперед него выбежал человек в плаще. Грузовик на полном ходу встретил его, протащил между колесами, превратив в кроваво-грязевую массу. Только лишь ботинки остались стоять на месте аварии.
Несколько часов наш герой не мог прийти в себя. До него никак не доходило осознание того, что пророчество было им воспринято неправильно – он остается жить, жить, как и все остальные.
Трудно описать его состояние, когда он понял, что будет жить. Это нельзя сравнить даже с выздоровлением после долгой безысходной тяжкой болезни, при ней человек не может радоваться в полную силу, так как ослаблен.
Целый день он провел на улице, здороваясь с каждым прохожим, набрал массу телефонных номеров девушек и нескольких парней, которым обещал позвонить в скором времени. Теперь он мог дать такое обещание. Вечером он посидел во многих заведениях, истратив все деньги, которые у него оставались. Он остался без долгов, но и без средств к существованию, хотя последнее его мало заботило. Главное, что есть жизнь, а деньги он заработает - пока будет жить на деньги, оставленные для собственных похорон.
Спать он лег далеко за полночь, поэтому встал около одиннадцати. С хорошим настроением он оделся поприличнее и собрался в банк, чтобы снять наличность с похоронного счета. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, на часах было почти двенадцать. На час у него было назначено свидание с симпатичной девушкой, поэтому он почти опаздывал. Когда он закрыл за собой дверь, пикнули часы. Две пролета – легко, свет в глаза – не помеха. Он перемахнул через тротуар, что-то мелькнуло слева. Он успел повернуться. Испуганное лицо мусорщика, радиаторная решетка грузовика. Хорошо, что он успел почистить ботинки.
Восходящее солнце запустило свои лучи в его осиротевшую квартиру – они коснулись календаря, отстающего на один день. Мужчина не успел отправить листок в мусорную корзину.
У смерти тоже есть чувство… юмора и сострадания: нехорошо, если человек умирает в плохом настроении и полной готовности.