“Скажи, мальчик, а сам то ты знаешь, кто родился в Рождество?
Как кто, Дед Мороз, конечно.“
В первую очередь белорусский город Жлобин известен своей меховой
фабрикой.
- Ну что за жизнь такая, сколько можно над людьми издеваться? - Нина с
упреком посмотрела на мужа.
В глубине души она прекрасно понимала, что муж ни при чем, что
зарплату почти всем в городе уже полгода платят натурой. Муж работал в цехе мягкой игрушки и в очередной раз принес домой меховой зверинец.
Нина надеялась, что хоть к празднику руководство подкинет живых
денег, а то, что муж с мешком игрушек напоминал молодого, только что
демобилизованного Санта Клауса, лишний раз напоминало о празднике и
наполняло сердце Нины тоской и безысходностью.
- Это зарплата, вот это зарплата, я тебя спрашиваю? - Нина вытащила из
мешка подозрительно фиолетового зайца и размахивала им перед лицом
невесть в чём провинившегося супруга.
- Нет, Нинуль, заяц он эта..., он премия, - виновато ответил муж и
бесшумно выскользнул из квартиры, надеясь переждать бурю в ближайшем
гастрономе.
Нина бессильно опустилась на корточки, не выпуская зайца
из рук. Из оцепенения ее вывел голос шестилетней дочки Верочки.
- Мама, а можно я пока с зайцем поиграю?
Вечером зашла соседка Нины и подруга по совместительству Зоя.
- Будем двигать, - сказала Зоя, внимательно осмотрев игрушки.
- Кого и куда мы будем двигать? - непонимающе залепетала Нина.
- Ты, Нинка, как ни разу в Польшу не ездила. Игрушечки твои будем
продавать завтра на вокзале. Товар - деньги - навар. Формула. Хотя какой тут навар, хоть бы свое вернуть. Завтра в шесть тридцать у подъезда, форма одежды - теплая.
- Мам, а можно с вами, - вступила в разговор взрослых Верочка.
- Ни в коем случае, - отрезала Нина.
- А вот это напрасно, - Зоя принялась собирать игрушки назад в мешок. - У ребенка лучше берут. Девочка, чтобы купить себе на праздник немного еды, продает любимые игрушки, - Зоя натурально всхлипнула и продолжила как ни в чем не бывало, - трагедия.
Мать с дочкой впервые за вечер весело рассмеялись.
- Мама, а можно зайца оставить?
- Все можно, да можно! Нельзя! Может только его и возьмут, откуда я
знаю?
Утром, встретив у подъезда Зою, Нина удивилась обилию сумок и узелков. В узелках что-то радостно позвякивало. По дороге Верочка все время просила оставить зайца, на что получала твердое материнское «нет».
На вокзале Зоя чувствовала себя как дома, заявив, что если недобитые
партизаны не постарались, то московский прибудет ровно через десять
минут. Первая трудность ожидала женщин у выхода на платформу.
Трудность обладала фуражкой, устойчивым к низу телосложением и
называлась Макарыч. Рядом с Макарычем переминалась с ноги на ногу
стайка женщин с мешками, пакетами и такими же как у Нины меховыми
игрушками.
- Бабаньки, повторяю, торговать с платформы строго запрещено. И те из
вас, кто не хочет или не может меня предварительно отблагодарить,
пусть кататся к чертовой бабушке.
- Макарыч, да не расторговались же еще, платить нечем, - попыталась
взять милиционера нахрапом Зоя.
Макарыч строго посмотрел сначала на Зою, потом на часы, потом снова на Зою.
- Интересно у вас получается, мол, погоди Макарыч, сперва наторгуем, а потом бросим тебе, псу сторожевому, кость? Так что ли? А я не могу спокойно видеть злостное нарушение государственной законности и правопорядка не опохмелимшись! Можете вы это понять, жопы спекулянтские?
На слове „жопы“ Нина попыталась закрыть Верочке уши, но не успела.
Тогда она подхватила мешок и потащила Верочку к выходу. Зоя догнала
их уже на улице.
- Ну, что ты такая нежная, Нин, ну узнал ребенок как попа по-русски
называется, заметь, не от сявки какого, от милиционера, - тараторила в
спину Зоя,- Да остановись же ты.
- Больше я туда не пойду.
- Да брось, Нинка, где наша не пропадала.
- И денег все равно нет.
- У меня тоже нет, может водки ему дать, - предложила Зоя и позвенела
пакетом.
- Мама, а пошли под мостом, там проход секретный, - вмешалась Верочка.
- А ты откуда знаешь? - Нина удивленно посмотрела на дочь.
- Подробности потом, показывай девочка. - Зоя схватила сумки, - Давай,
поезд вот-вот подойдет.
На платформе Нине показалось, что она попала на рынок. Кого и с чем
здесь только не было. Зоя свалила свои сумки в уютный закуток,
предварительно выудив из недр пару бутылок водки, конфеты и
хрустальную вазу. По радио объявили о прибытии московского поезда, и Верочка тут же стала проситься в туалет. Нина оставила на платформе мешок и, подхватив дочь на руки, побежала через переход к туалету, а потом очень быстро назад. Все это время Верочка крепко прижимала зайца к себе. У Нины в суматохе мелькнула мысль все таки подарить зайца дочери, раз она с ним так прощается и никак расстаться не может. Когда они снова выбежали на платформу, поезд уже стоял, рядом с вагонами оживленно шла торговля. Где-то в самой гуще мелькала Зоя. Нина, не выпуская руки дочери, побежала к своему мешку. Одновременно с Ниной, но с другой стороны приближался опасно веселый Макарыч. Было заметно, что с ним все-таки расплатились натурой.
- Все лезут и лезут, - сам себе, но довольно громко декламировал Макарыч, - А я ведь предупреждал. Торговля строго воспрещена.
Макарыч обвел перрон мутным взглядом и уставился на сиротливо приткнувшийся в нескольких метрах Нинын мешок.
- Каждый год, 31 декабря, мы с друзьями..., - страж порядка икнул и продолжил, - ходим в баню! - С этими словами он ударил ногой мешок. Игрушки покатились по перрону. Большая часть скатилась на рельсы, под колеса стоящему поезду.
Увидев как Макарыч расшвыривает игрушки, Нина на мгновение оцепенела.
Из окна последнего вагона неожиданно показалась жизнерадостная голова. Голова была обрита под ноль и ее вид не оставлял никаких сомнений в том, что ее обладатель не так давно подробно ознакомился с отдельными главами уголовного кодекса.
- Мать, зайца продаёшь?
Нина кивнула, а Верочка отрицательно помотала головой.
- И сколько хочешь?
- Пятьдесят, - еле слышно прошептала Нина.
Верочка снова отчаянно замотала головой и, пользуясь тем, что мать ее
не видит, поудобней схватила зайца поперек туловища и изо всех сил
принялась отрывать ему ухо.
- Сколько, сколько? - переспросил лысый.
- Пятьдесят, - еще тише ответила Нина.
- Ну держи, - лысый протянул Нине банкноту в пятьдесят долларов.
- Так ведь пятьдесят рублей, - пролепетала Нина.
- Ты, мать, давай, не торгуйся. Дают - бери.
Нина успела подумать, что так не бывает и где-то наверняка кроется
подвох. В этом момент она услышала треск рвущейся материи и
обернувшись, увидела дочь. На лице Верочки застыло довольное
выражение, в правой руке она держала фиолетового зайца, а в левой
только что оторванное заячье ухо.
- Неужели правое оторвала, огонь девка, - расхохотался лысый.
Больше всего на свете Нина хотела провалиться под землю. Понимая, что
пришить ухо на место до отхода поезда не получится, Нина протянула
деньги назад. Но лысый, продолжая смеяться, отрицательно помотал
головой.
- Оставь, мать. И зайца отдай ребенку.
Поезд тронулся. Лысый повернулся к окну боком, и мать с дочкой
увидели, что у него тоже, как у зайца, нет уха, причем тоже правого.
- Назови зайца Тимуром, как меня, - услышали Нина с Верой последние
слова лысого.
- Мам, а давай ухо назад пришивать не будем, зайцу идет, - сказала
Верочка.