Игорь Долголиков
СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА
(по Х.-К. Андерсену)
посвящается Ее Величеству
Пролог
Стакан был из настоящего горного хрусталя и запотевшими стенками и наполовину был наполнен апельсиновым соком.
Она стояла у открытого окна и смотрела вверх, туда, где в ночном небе неясно мерцали звезды, изредка поднося стакан своими тонкими пальцами к вздрагивающим губам и делая маленькие глотки. Потом она резко повернулась и бросила стакан на пол. В гневе она всегда была по-королевски великолепна.
- Сказочник, - сказала она. - Сказочник, эта сказка не про меня! Расскажи мне мою сказку! Иначе я заморожу тебя.
- Я рассказал тебе все свои сказки, но ни одна из них не пришлась тебе по вкусу. Должно быть, у тебя, действительно, ледяное сердце, - сказал сказочник и добавил: - Обратись к Сыну Ночи и Огня. Может, он расскажет тебе сказку, которую ты хочешь услышать... Но будь осторожна! И лед, и огонь способны обжечь руку или сердце человека - в этом они схожи, - но они несут гибель друг другу...
- Ах, как ты мне надоел, придворный сказочник, со своими нравоучениями и приторными сказками, в которых всегда торжествует Добро и вечно счастливый конец! - воскликнула Снежная Королева. - Если ты произнесешь еще хоть слово, то я, и вправду, превращу тебя в сосульку!
Сказочник грустно усмехнулся и, покачивая седой головой, удалился вон из ее покоев.
- Сказку?! - переспросил Он и засмеялся. - Ну, хорошо. Слушай. Это будет сказка черная и ветреная, как Ночь, вздорная и веселая, как Пламя, вечная и красивая, как Лед горных вершин, волшебная и упоительная, как северное сияние твоих глаз, неистовая и мятежная, как кровь, хлынувшая из жил, безумная и жестокая, как сама жизнь! Такую ты хочешь сказку? Тогда садись ближе и слушай внимательно.
- Да-да-да! - закричала Снежная Королева и захлопала в ладоши. - Это как раз то, что я хочу услышать! Ну, начинай же! - и придвинулась ближе.
Рассказ первый
Ну, начнем. Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать не больше, чем знаем теперь, а понимать и того меньше.
Так вот, жил-был один падший ангел, мятежник и насмешник превеликий, попросту говоря, дьявол. И вот, этот самый бес, будучи как-то в особенно хорошем расположении духа, смастерил такое зеркало, в котором все отражалось так, как оно и есть на самом деле, даже если таковым и не выглядело.
Все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, принимая свои истинные размеры; все же плохое и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Лучшие наши люди представали в нем в таком виде, что и сказать-то, право, неудобно, а все их мысли и желания отражались в зеркале невообразимо тупыми и скотскими гримасами. Все это ужасно потешало дьявола, и он не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. А людям, естественно, изобретение не понравилось, и беса повсюду изгоняли. Так и мыкался он со своим зеркалом по белу свету, всем показывая, чего они стоят, до тех самых пор, пока не увидел Снежную Королеву.
Ну, справедливости ради, следует заметить, что Снежная Королева тогда еще ею не была, а была красивой, своенравной и взбалмошной принцеской с широко раскрытыми глазами и слегка вздорным характером, хотя, впрочем, ей это очень шло. Черт же тогда был восторженный и впечатлительный, насколько это позволительно черту, и ему совсем не обязательно было смотреть на людей в свое зеркало, чтобы оценить их по достоинству.
Так вот, увидел бес Снежную Королеву, и так она ему понравилась, что подарил он ей свою игрушку. Посмотрелась она в зеркало и пришла в неописуемый восторг. - Ах, засмеялась Снежная Королева, - Какая же я дурная! Ну, просто прелесть!
Посмотрел и черт на нее в зеркало и ... пнул его ногой!
Разбилось зеркало на миллионы-биллионы осколков, и разлетелись они по всему миру. Попали людям кому в глаз, кому - в сердце, и наделали бед столько, сколько и само зеркало наделать не могло. Человек с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи только дурные стороны. Если же осколок дьявольского зеркала попадал прямо в сердце, то оно превращалось в кусок льда. Люди и без того были глупыми и злыми, а тут началось такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Сам черт не смог бы ничего сделать, если б даже и захотел. А он к тому же и не хотел, вернее, не до того ему стало.
Появились и у черта свои заботы. Разгневалась на него Снежная Королева, запустила в него свою ледяную корону и умчалась к звездам, оседлав черное грозовое облако. А черт понуро поплелся восвояси, вертя в руках ее корону и шепча свои заклинания. И чем дольше он смотрел на корону Снежной Королевы, тем сильнее жгло его сердце черное пламя сатанинской любви, а корона вспыхивала у него в руках ослепительным бело-голубым сиянием и таяла прямо на глазах.
Но сказка эта не про черта...
Рассказ второй
В одном из старых районов большого города, где столько домов и людей, что далеко не каждому удается найти место не то что для маленького садика, но и для себя лично, жили-были мальчик с девочкой, со своими родителями и старенькой бабушкой. Жили они в небольших, но уютных квартирках со всеми удобствами и общим балконом, на котором в двух больших деревянных ящиках росли лук, петрушка, горох, два кустика герани и гигантская пропыленная пальма. В родственных отношениях дети не состояли, и как только их родители убегали по своим непонятным делам, что за веселым игры устраивали они на балконе под старой пальмой! (Бабушка смотрела на это сквозь пальцы.)
Любили они друг друга так, как могут любить только брат и сестра.
И так продолжалось все лето... Зимой же детям выходить на балкон не разрешалось, чтобы не напустить холоду и не нанести снегу в квартиру, и приходилось им сначала опускаться на много-много ступенек вниз, а потом подниматься на столько же наверх. Делать это было не то чтобы слишком тяжело, но все ж таки утомительно, и дети предпочитали смотреть телевизор и общаться друг с другом по телефону. Иногда они прилипали носами каждый к своему окну, и подолгу рассматривали ледяные узоры на стеклах.
На дворе порхали снежинки.
- Это роятся белые пчелки! - говорила старушка-бабушка.
Бабушка была очень старенькой, и откуда она взялась и в какой именно из квартирок прописана, никто точно не знал, а так как она никому не мешала, то никто этим и не интересовался особенно. Бабушка умела делать то, чего не умели делать мальчик и девочка, и то, что их родителям делать было просто некогда, а еще она слегка лепетала на каком-то иностранном наречии и знала несколько сказок, которые и рассказывала детям в долгие зимние вечера.
- И у них есть своя королева, - говорила бабушка. - Снежинки окружают ее густым роем, но она больше их всех и никогда не остается на земле - вечно носится на черном облаке. Часто по ночам пролетает она по городским улицам и заглядывает в окошки, вот оттого-то они и покрываются ледяными узорами, словно цветами!
- Видели-видели! - говорили дети и верили, что все это сущая правда.
- А Снежная Королева не может войти сюда? - спросила раз девочка.
- Пусть-ка попробует! - сказал мальчик. - Я посажу ее в духовку и зажгу газ, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом.
Вечером, когда мальчик О’Кей (а именно так звали нашего общего знакомого) уже разделся, собираясь лечь спать, он вскарабкался на стул у окна и поглядел в маленький оттаявший на оконном стекле кружочек. За окном порхали снежинки; одна из них, побольше, упала на край цветочного ящика и начала расти, расти, пока, наконец, не превратилась в женщину, укутанную в тончайший белый тюль, сотканный из миллиона белых звездочек. Она была так прелестна, так нежна, вся из ослепительно-белого льда и все-таки живая! Глаза ее сверкали, как звезды, но в них не было ни теплоты, ни кротости. Она усмехнулась и протянула мальчику коробок спичек. Но мальчуган так испугался, что чуть было не свалился со стула; мимо окна пронеслось что-то похожее на большую белую птицу.
Всю ночь мальчик О’Кей трясся в ознобе, накрывшись с головой теплым одеялом. А утром родители вызвали ему врача.
Когда он выздоровел, уже наступила весна. Светило солнышко, цветочные ящики был опять все в зелени, ласточки вили под крышей гнезда, и детям опять было разрешено выходить на балкон.
Все лето на балконе зеленел лук и петрушка, горох спускался из ящиков зелеными гирляндами и восхитительно цвела герань. Дети, обнявшись, сидели под старой пальмой, целовали цветы и друг друга; птицы пели, радуясь ясному солнышку, с которого на них взирал сам младенец Христос. Что за чудное было лето, и, казалось, что будет оно продолжаться вечно!
Мальчик О’Кей и девочка Гетра (кажется, так ее звали) сидели на балконе и рассматривали журнальчик с картинками; на больших башенных часах пробило пять.
- Ах! - вскрикнул вдруг мальчик. - Что-то попало мне прямо в глаз!
- Ой! - пискнула девочка. - Что-то кольнуло мне в сердце!
Девочка обвила рукой шею мальчика; он мигал, но в глазу ничего как будто не было.
- Должно быть, выскочило! - сказал он.
Но в том-то и дело, что нет! В глаз мальчика О’Кея попал осколок, в котором, как мы, конечно, помним, все великое и доброе казалось ничтожным и гадким, а злое и дурное разрасталось; недостатки каждой вещи сразу бросались в глаза. Бедняжка О’Кей!.. Но еще хуже пришлось Гетре. Ведь теперь ее сердце должно было превратиться в кусок льда. (Боль в сердце уже прошла, но сам осколок в нем остался.)
- Господи! Какая же она безобразная! - подумал мальчик О’Кей, взглянув на Гетру, но вслух сказать постеснялся, и вместо этого закричал вдруг: - Фу!.. Этот цветок точит червь! А пальма совсем кривая! Ее давно пора выкинуть на помойку! А чего стоят ящики?! Они похожи на гробы!..
И он толкнул ящик ногой.
- Не смей этого делать! - завопила Гетра, а он, увидя ее испуг, вырвал цветок с корнем и убежал от миленькой маленькой Гетры.
Девочка Гетра совсем перестала его интересовать. Но он был воспитанный и культурный мальчик и не говорил этого вслух, а изливал свое раздражение на старенькую бабушку, придираясь к ее словам, передразнивая ее походку, надевая очки и подражая ее голосу. Выходило очень похоже - и это смешило людей. Скоро мальчик научился передразнивать и всех соседей, и люди говорили: - У этого мальчугана просто талант! Вырастет, наверняка пойдет в Театральный!
А девочка Гетра думала: - Конечно, это дурной мальчишка! И мне он совсем не нравится. Но с ним все хорошо... И пока нет ничего лучшего... К тому же я люблю его... Ведь я люблю его, кажется?.. - и она продолжала приходить к мальчику О’Кею и приносить ему книжки с картинками. А люди говорили: - Она любит его всем сердцем. А про себя думали: - У этой девчонки губа не дура!..
И так продолжалось до той самой зимы, когда О’Кей неожиданно исчез, уйдя покататься на санках вместе с другими мальчишками.
В парке каталось множество детей. Те, что посмелее, привязывали свои санки к большим саням и уезжали таким образом довольно далеко. Веселье так и кипело. В самый разгар его откуда-то появились большие сани, выкрашенные в белый цвет.
- Вот это да! - подумал мальчик О’Кей. - Мне бы в такие сани! - и он живо привязал к ним свои санки.
Большие сани понеслись быстрее, а затем выехали из парка. О’Кей несколько раз порывался отвязать свои санки, но в больших шикарных санях сидела симпатичная молодая женщина в белой шубке, и что-то останавливало его. Сани уже выехали за городские ворота. Снег вдруг повалил хлопьями; стемнело так, что вокруг не стало видно ни зги. Мальчик испугался и закричал - никто не услышал его! Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгороди и канавы. О’Кей весь дрожал, руки у него посинели от холода, и он не мог отвязать веревку... Он хотел было прочесть «Отче наш», но в уме вертелась только одна таблица умножения.
Внезапно снежные хлопья разлетелись, сани остановились, и сидевшая в них женщина поднялась. Это была Снежная Королева.
О’Кей взглянул на нее: она была так хороша! Более прелестного лица он и не мог себе представить. Глаза ее то темнели, то вспыхивали и переливались, как северное сияние. Несколько снежинок игриво вились вокруг ее головы, и тихонько смеялись льдинки-сережки в ушах.
- Славно проехались! - сказала она. - Но ты совсем замерз - полезай ко мне в шубу! - и, посадив мальчика к себе в сани, поцеловала его.
У!.. Поцелуй ее был горячее льда и пронизал его холодом насквозь, и дошел до самого сердца. На миг О’Кею показалось, что он вот-вот умрет, но нет, напротив, стало легче, он даже совсем перестал зябнуть. А Снежная Королева поцеловала его еще раз, - и он позабыл и Гетру, и бабушку, и всех домашних...
- Больше не буду тебя целовать! - сказала Снежная Королева. - А не то зацелую до смерти!
- А она не такая уж ледяная, как кажется! - сообразил мальчик О’Кей. Он больше не боялся ее и рассказал, что знает все четыре действия арифметики да еще с дробями, знает, сколько жителей и квадратных миль в каждой стране и прекрасно разбирается в политике, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показалось, что и впрямь знает он мало, и он устремил свой взор в бесконечное воздушное пространство, думая о том, что быть Снежным Королем не так уж плохо...
В тот же миг Снежная Королева взвилась с ним на темно-свинцовое облако, и они понеслись вперед. Буря выла и стонала, распевая старинные песни; они летели над лесами и озерами, над морями и городами; под ними дули свирепые холодные ветры, выли волки, сверкал снег, летели с криком черные вороны, а над ними сиял большой месяц. На него-то и смотрел, вздыхая, О’Кей всю долгую-долгую зимнюю ночь, добиваясь любви Снежной Королевы, - днем он с ней спал.
Рассказ третий
А что же было с Гетрой, когда О’Кей не вернулся? Куда он девался? Никто этого не знал, никто ничего не мог о нем сообщить. Поговаривали, будто унесло его не то на льдине, не то на черном облаке; не то замерз он, не то пошел к реке и утопился. Так или иначе, но никто о нем особо не сожалел, у всех были свои заботы. Не было их только у девочки Гетры.
- Чтобы О’Кей да утопился?! Нет, тут что-то не так, - думала она в долгие и мрачные зимние вечера.
Но вот снова наступила весна. Выглянуло солнышко.
- Правда ли, что О’Кей утопился? - спросила девочка Гетра у солнечного света.
- Да... Не может этого быть, - отвечал многозначительно солнечный свет.
- Говорят, он умер и больше не вернется, - крикнула она пролетающим мимо ласточкам.
- Умер! Ха-ха! И не вернется! Хи-хи! - загалдели разом ласточки и скрылись из виду.
- Нет, не может с О’Кеем случиться что-нибудь плохое, - решила Гетра. - Надену-ка я свои новые красные гетры - О’Кей ни разу еще их не видел - да отправлюсь искать его.
И как сказала, так и сделала, - побежала одна-одинешенька за город, прямо к реке.
- Не видела ли ты О’Кея? Я подарю тебе свои чудные красные гетры, если ты скажешь, где он!
И девочке почудилось, что волны как-то странно ей кивают, - тогда она сняла свои красные гетры и бросила их в воду. Волны засмеялись и продолжали странно кивать ей.
- Ну и дура! - каркнула пролетающая мимо ворона. Но Гетра уже и сама поняла, какую глупость она совершила. Влезла она в лодку, качавшуюся в тростнике, и, став на самый краешек кормы, протянула руку, чтобы вернуть свои новенькие гетры - самую большую свою драгоценность. Лодка не была привязана и оттолкнулась от берега. Девочка, забыв про гетры, хотела было скорее выпрыгнуть на берег, но - поздно, лодку уже понесло по течению.
Мимо раскидистых дубрав и тенистых рощ, мимо красивейших лугов с чудесными цветами, вдоль бесконечных зеленеющих берегов.
Но вот она приплыла к большому вишневому саду, под сенью которого приютился домик с соломенной крышей и с цветными стеклами в окошках. У дверей дома стояли двое в форме: один дубовый, а другой - одноногий и совсем оловянный.
Гетра закричала им - она приняла их за людей, - но они, понятно, не ответили ей. На второй крик девочки из домика, опираясь на клюку, вышла подозрительная старушка в большой расписанной цветами шляпе.
- Ах, бедная крошка! - воскликнула старушка, ловко цепляя лодку своей клюкой. - Пойдем-ка со мною скорей, да расскажи, кто ты, откуда, как сюда попала и зачем, а я уж потом решу, что с тобой дальше делать.
Гетра начала рассказывать ей обо всем, а старушка покачивала головой и время от времени повторяла:
- Так, так, продолжай.
Но вот девочка кончила и спросила старуху, не видела ли она О’Кея. Та ответила, что он еще тут не бывал, но, рано или поздно, обязательно попадет, так что и беспокоиться нечего.
- А пока что, деточка, напиши-ка вот здесь свое имечко, - сказала старушка, протягивая Гетре бумагу и перо и ласково не нее глядя.
Девочка ответила, что писать пока что не умеет, зато вот О’Кей умеет не только писать, но еще к тому же знает всю таблицу умножения.
- Так, так, - снова повторила старушка, записывая что-то в толстенную книгу, лежащую на столе. Потом она взяла Гетру за руку, отвела в соседнюю комнату и заперла на ключ.
Окна были высоко от пола и все из разноцветных - красных, голубых, желтых - стеклышек, от этого и сама комната была освещена каким-то удивительным радужным светом. На столе стояла корзинка со спелыми вишнями, и Гетра могла есть их сколько душе угодно; пока же она ела, старушка расчесывала ей волосы золотым гребешком. Волосы у нее вились и кудри окружали свеженькое, круглое - словно роза - личико девочки золотым сиянием.
И так вот они и жили душа в душу. Гетра все ела и ела вишни, а старушка расчесывала ей волосы, загадочно улыбаясь. И чем дольше расчесывала, тем больше Гетра забывала и дом, и старенькую бабушку, и мальчика О’Кея, и даже кто она сама.
Как вы, наверное, догадались, старушка была совсем не старушкой, а Доброй Феей, приносящей счастье.
Днем Гетра выходила погулять в сад, где росли цветы, умеющие рассказывать сказки. Она помогала Доброй Фее ухаживать за ними, любоваться ими, слушала их сказки и мало-помалу стала все больше и больше походить на какой-то цветок.
- Ах, какой славненький миленький цветочек получится из этой малышки. Пора бы тебе, детка, выучить свою легенду, - говорила, бывало, старушка, потирая руки.
Гетра уже ничему не удивлялась, ей уже не хотелось больше вишен, она все чаще оставалась в саду и на ночь, выбрав себе местечко по вкусу возле вкопанной в землю дощечки с непонятной надписью «Haetera rubrа».
Но вот однажды над домиком и садом разразилась невиданная по своей силе гроза. По небу пронеслось черное косматое облако, засверкали молнии, на землю посыпались градины размером с куриное яйцо и хлынули струи ледяной воды.
Добрая Фея в бешенстве выскочила из дома, затопала ногами и заорала:
- О, эта чертова девка, не признающая ни законов, ни границ! Вот я тебе задам! - и с этими словами стала тыкать в небо своей клюкой.
Но Снежная Королева, - а это была именно она, - по ошибке или прихоти ради залетевшая в страну вечного лета, была уже далеко.
А девочка Гетра так перепугалась, что выскочила со своей грядки и, перемахнув в мгновенье ока через высокий забор, бросилась вон из сада Доброй Феи.
Наконец она устала, присела на камень и огляделась кругом: лето уже прошло, на дворе стояла поздняя осень, а в чудесном саду старушки, где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен года, этого и не было заметно!
- Господи! Как же я замешкалась! Ведь уже осень на дворе! Тут не до отдыха! - сказала Гетра и опять пустилась в путь.
Рассказ четвертый
Когда Гетра присела отдохнуть в следующий раз, все листья с деревьев уже осыпались. По желто-бурому ковру прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головой, и наконец заговорил:
- Кар-кар! Здрасьте! Приехали, значит!
Видно было, что он желал девочке добра, но выговорить этого по-человечески не мог. Выслушав историю Гетры, он задумчиво помотал головой и сказал:
- Видел я твоего О’Кея. Но теперь он, верно, забыл тебя со своей принцессой!
- Разве он живет у принцессы? - спросила Гетра.
- Вот послушай! - сказал ворон. - Расскажу, как сумею, хоть мне и трудно говорить по-вашему.
И он поведал девочке обо всем, что только сам знал.
- В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая разумница, что можно с дубу рухнуть! Она прочла все газеты на свете и уже позабыла все, что прочла, - вот какая умница! Раз как-то сидела она на троне, - а веселья-то в этом ведь немного, как говорят люди, - и думала о чем-то умном. И так ей это надоело, что решила она выйти замуж за какого-нибудь умника, который будет думать вместо нее. И вот на следующий день все газеты вышли с каймой из сердец и с вензелями принцессы. В газетах было объявлено, что каждый молодой человек приятной наружности может явиться во дворец и побеседовать с принцессой; того же, кто будет держать себя вполне свободно, как дома, и окажется всех красноречивее, принцесса изберет себе в мужья! Ну, понятно, народ повалил во дворец валом, давка была страшная, но толку не вышло никакого ни в первый, ни во второй день. На улице все женихи говорили отлично, но стоило им перешагнуть дворцовый порог, как их брала оторопь. Увидят холуев в золоте да гвардию в серебре, подойдут к трону, где принцесса сидела, и мелют разную чепуху или молчат, как воды в рот набрали, а у самих коленки дрожат. Ну, а принцессе вовсе не этого было нужно!
- Ну, а О’Кей-то, О’Кей? - спросила Гетра. - И он тоже пришел свататься?
- Постой! Постой! Теперь мы как раз дошли до него! Явился твой О’Кей на третий день. Растолкал женихов, ворвался во дворец, приказал первому министру подать шампанского, приняв его за лакея, подошел к трону и выдал принцессе передовицу от корки до корки единым махом, все так и обалдели. В общем, держался он очень свободно и речи умные говорил непрестанно, как и подобает будущему принцу. Понятно, принцессе он понравился, а там и свадьбу сыграли.
- Да, да, это О’Кей! - сказала Гетра. - Он ведь такой умный и воспитанный! Он знал все четыре действия арифметики, да еще с дробями! Ах, проводи же меня скорей во дворец.
- Легко сказать, - ответил ворон, - да как это сделать? Не очень-то туда впускают таких девочек, как ты!
- Меня впустят! Пусть только попробуют не впустить! - сказала Гетра. - Если бы О’Кей услышал, что я здесь, он живо бы прибежал за мною!
- Ладно, подожди меня здесь у решетки, - сказал ворон и, тряхнув головой, улетел.
Вернулся он уже под вечер и в клюве принес ключ от черного хода.
И вот они пробрались в сад, а оттуда, когда все огоньки в дворцовых окнах погасли, через маленькую полуотворенную дверцу на черную лестницу, ведущую к покоям принца и принцессы.
О, как билось ледяное сердечко Гетры, когда они вступили, наконец, в спальню, обитую розовым атласом, затканным цветами. Потолок напоминал верхушку огромной пальмы с хрустальными листьями; с середины его спускался толстый золотой стебель, на котором висели две кровати в виде лилий. Одна была белая, в ней безмятежно спала принцесса, негромко посапывая, другая - красная, и в ней Гетра надеялась найти О’Кея.
- Р-роскошно!.. Весьма!.. - крякнул ворон.
Девочка отогнула один из красных лепестков и, увидев темно-русый затылок, нырнула в постель. - О’Кей, - негромко сказала она. Но это был вовсе не О’Кей. Впрочем, принц походил на него и был так же молод и недурен собой. - О’Кей, - чуть слышно повторила Гетра.
- Разврат! - каркнул ворон и исчез.
На другой день Гетру одели с ног до головы в шелк и бархат, дали симпатичные туфельки и муфту, усадили в золотую карету с сияющими, как звезды, гербами принца и принцессы, с настоящим кучером, форейторами и лакеями, и пожелали ей счастливого пути.
Карета, битком набитая сахарными крендельками, фруктами и пряниками, тронулась с места, а Гетра, сидящая в ней, слегка загрустила, - уж очень ей не хотелось уезжать от столь любезного принца. Карета проехала первые три мили. Тут простился с девочкой и летевший следом ворон.
- Кар! Кар! - каркнул он. - Скатертью дорожка!
И, взлетев на дерево, долго-долго махал черными крыльями, до тех пор, пока карета не скрылась из виду.
Рассказ пятый
Вот Гетра въехала в темный лес, но карета блестела, как солнце, и сразу бросилась в глаза разбойникам. Они не выдержали и налетели на нее с криками: «Золото! Золото!» Схватили лошадей по уздцы, убили форейторов, кучера и слуг и вытащили из кареты Гетру.
- Ишь, какая славненькая, жирненькая. Орешками откормлена! - сказала старуха разбойница с длинной жесткой бородой и мохнатыми нависшими бровями. - Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет?
И она вытащила острый сверкающий нож. Вот ужас! Но тут раздался пистолетный выстрел. Старуха выронила нож из рук, подпрыгнула и со страшными ругательствами завертелась на месте. Разбойники захохотали. Из леса верхом на великолепной лошади выехала смуглая молодая девушка в ярко-красной шапочке на темных кудрях и с пистолетом за поясом. Разбойники почтительно расступились. Гетра заплакала. Молодая разбойница подъехала поближе, легко спрыгнула с лошади и, посмотрев на Гетру своими черными, но какими-то печальными глазами, сказала:
- Терпеть не могу, когда хнычут. Утри слезы, детка! Никто не тронет тебя, пока я на тебя не рассержусь! Ты, верно, принцесса?
- Нет! - отвечала девочка и рассказала, что пришлось ей испытать и как она любит О’Кея.
Молодая разбойница серьезно поглядела на нее, слегка кивнула головой и сказала:
- Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя, - я лучше сама убью тебя!
Потом Гетру снова посадили в карету и карета под свист и улюлюканье разбойников помчалась по пням и кочкам в чащу леса.
Вот лес расступился и они въехали во двор полуразвалившегося разбойничьего замка.
Ночью разбойники устроили большой пир. Они разожги костры прямо в залах замка и жарили на вертелах зайцев, кроликов и лесных пичужек. То один, то другой из них подымался с пола и зачерпывал ковшиком вино из громадной бочки. Разбойники от души веселились, смеялись, играли на разных музыкальных инструментах, пели. Временами возникала перебранка и тогда слышались выстрелы и сверкали ножи. В общем-то, было весьма весело. Одна только несчастная Гетра забилась в угол рядом с клеткой, в которой сидели лесные голуби, и дрожала от страха. Но вот к ней подошла молодая разбойница. В руке у нее был бокал с вином, а грусть куда-то исчезла из ее больших черных глаз; теперь в них прыгали бесовские искорки.
- На, выпей, малышка! - сказала она. - Да расскажи мне еще раз про О’Кея и о том, как ты пустилась странствовать по свету.
Гетра рассказала. Вдруг лесные голуби в клетке взволнованно заворковали:
- Курр! Курр! Мы видели О’Кея! белая курица несла на спине его санки, а он сидел в санях Снежной Королевы. Они летели над лесом, когда мы, птенчики, еще лежали в гнезде; она дохнула на нас и все умерли, кроме нас двоих! Выживают наиболее приспособленные!.. Курр! Курр!
- Что вы говорите? - воскликнула Гетра. - Куда же полетела Снежная Королева?
- Не знаем! Не знаем! Спроси у северного оленя, что стоит на привязи во дворе!
- ... Она полетела на мою родину. Там вечный снег и лед, чудо, как хорошо! - сказал северный олень. - Там прыгаешь себе на поле по бескрайним сверкающим ледяным равнинам. Там раскинут летний шатер Снежной Королевы, а постоянные ее чертоги - у самого Северного Полюса!
- О’Кей, мой милый О’Кей! - вздохнула Гетра. - Снег и лед...
- Снег и лед... - мечтательно произнесла молодая разбойница. - Я никогда не видела снега. Ведь на нем так заметны следы, и когда снег выпадает здесь, мы уже далеко - там, где моя родина. Туда Снежная Королева никогда не заглядывает... А возможно, мы могли бы стать подругами. Говорят, что и она превыше всего ценит свободу... Ладно! - сказала она Гетре, - сегодня у меня хорошее настроение! Садись на оленя, он отвезет тебя к самому дворцу Снежной Королевы, - и ищи своего О’Кея!
Северный олень подпрыгнул от радости. Гетра живо вскарабкалась на него, и олень пустился во всю прыть через пни и кочки, по лесу, по болотам и степям в страну Вечного Холода и Чистого Снега.
Рассказ шестой
Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до самой земли дверей же и окон не было вовсе, вместо них была только дымовая труба, в которую и постучался олень. В избушке жила приземистая, грязная женщина, не то лапландка, не то просто чукча. Она жарила рыбу и ходила полуголая. Ну и жара стояла в ее жилище! Да еще этот жуткий смрад от рыбы, хоть затыкай нос и вылезай обратно в трубу! Женщина живо стащила с Гетры платье, муфту и меховые сапожки, которые подарила ей молодая разбойница, постоянно чавкая съела весь хлеб и ветчину, данные Гетре на дорогу, запила все это вином из бурдюка и только тогда, уставившись на девочку и оленя мутным немигающим взглядом, спросила:
- Чего надо?
Тут олень рассказал ей свою историю, а потом историю Гетры - своя история казалась ему гораздо важнее.
- Ты такая мудрая женщина! - сказал олень. - Не изготовишь ли ты для девочки такого питья, которое дало бы ей силу Южного Ветра? Тогда бы она одолела Снежную Королеву!
- Силу Южного Ветра! За кого ты меня принимаешь? - сказала чукча или лапландка. - Ну и совет!
С этими словами она достала с полки пропыленный кожаный свиток и развернула его: на нем стояли какие-то удивительные письмена; женщина принялась читать их и читала до того, что ее пот прошиб, она даже заучила все наизусть и стала декламировать, приплясывая и притаптывая, но так ничего и не поняла. Вслух она, конечно, этого не сказала.
Тут олень опять принялся просить за Гетру, а сама девочка смотрела на нее такими умоляющими глазами, что она даже заморгала, отвела оленя в сторону и шепнула ему:
- О’Кей действительно у Снежной Королевы, но он вполне доволен и думает, что лучше ему нигде и быть не может. Причиной тому, должно быть, осколок бесовского зеркала, что попал ему в глаз. Его надо удалить, иначе не видать девчонке О’Кея, как своих ушей!
- Но не поможешь ли ты Гетре это сделать?
- Ищи дураков ссориться со Снежной Королевой! Тем более что у девчонки-то сердце совсем ледяное, а с таким сердцем она нигде не пропадет! В двух милях отсюда начинает сад Снежной Королевы. Отнеси туда девчонку, спусти у большого куста, покрытого красными ягодами и не мешкая возвращайся обратно.
С этими словами женщина посадила Гетру на спину оленя, сунув ей при этом пузырек с глазными каплями для О’Кея, и олень бросился бежать со всех ног.
Несмотря на то, что на Гетре мало чего осталось из одежды, ей совсем не было холодно: сердце ее, ставшее совсем ледяным, сделало ее нечувствительной к холоду.
Олень летел по снежному насту, как стрела, где-то вдали выли волки и каркали вороны, а небо горело и выбрасывало столбы чудесного голубого пламени - это Снежная Королева зажигала в своем саду голубые бенгальские огни.
Олень добежал до куста с красными ягодами, тут он поспешно простился с девочкой и пулей пустился обратно.
Гетра, оставшись одна, побежала вперед, что было мочи; навстречу ей несся целый полк снежных хлопьев, но они не падали с неба - небо было совсем ясное и на нем пылало северное сияние, - нет, они бежали по земле прямо на Гетру и, по мере приближения, становились все крупнее и крупнее. Все они одинаково сверкали белизной и, что самое главное, все были живыми. Это были передовые отряды гвардии Снежной Королевы.
Плохо пришлось бы Гетре, если б она не вспомнила случайно подслушанное у Доброй Феи заклинание. Снежные воины долетали до девочки, но вдруг рассыпались на тысячи мелких снежинок, словно натыкаясь на гигантский щит, и падали замертво на землю, покрывая ее белым саваном.
Северное Сияние погасло, задул теплый ласковые ветерок, и по-весеннему заблестело солнышко... А что же сама Снежная Королева? А Снежная Королева была в это время далеко и ничего не знала о том, что делается у нее в чертогах.
Посмотрим же, что делал в это время О’Кей. Он и не думал о Гетре, а уж меньше всего о том, что она стоит перед замком.
Рассказ седьмой
О’Кей сидел посередине огромного пустынного зала перед гигантским ледяным экраном, за которым шла жизнь, и был крайне доволен собой, так что даже не замечал, что от поцелуев Снежной Королевы уже весь посинел и даже местами совсем почернел. Снежная Королева сказала ему утром:
- Теперь я полечу в теплые края! Загляну в черные котлы!
Котлами она называла кратеры огнедышащих гор - Везувия и Этны.
- Я побелю их немножко, это полезно для лимонов и винограда.
На самом же деле ее очень мало интересовали и виноград, и лимоны. После того, как она дала отставку своему придворному сказочнику, она гонялась по всему свету в поисках того, кто сможет рассказать ей ее сказку. В черных котлах, среди огня и пепла, Снежная Королева и надеялась найти его. Она не знала, что тот, кто ее интересовал, в это время, оседлав скакуна цвета ночи с горящей огнем гривой, направлялся к ее собственному дворцу в стране Вечного Холода...
Итак, Снежная Королева улетела, а счастливый мальчик О’Кей остался один. Но тут перед ним возникла девочка Гетра.
Она бросилась к нему на шею, крепко обняла его и воскликнула:
- О’Кей, милый мой О’Кей! Наконец-то я нашла тебя!
Но О’Кей все сидел, такой же неподвижный и холодный, как и был, тупо уставившись на мерцающий ледяной экран. Тут девочка Гетра достала пузырек с глазными каплями и побрызгала им О’Кею в глаза. Ресницы мальчика дрогнули, слезы выступили на глазах, а вместе с ними вытек и осколок дьявольского зеркала. О’Кей широко улыбнулся и крепко прижал Гетру к себе, тело его приобрело свой естественный оттенок. Гетра же почувствовала, как забилась ее сердце - от ласк О’Кея оно мгновенно оттаяло и перестало быть ледяным.
На личике девочки заиграл здоровый румянец, и она засмеялась. Гетра поцеловала О’Кея в обе щеки, и они заалели розами; поцеловала его в глаза, и они заблестели, как ее глаза; поцеловала его руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым... А потом мальчик и девочка упали на колени и принялись читать молитву Спасителю. Но тут вдали послышалось конское ржанье...
- Что я слышу? Или слух изменяет мне?! - воскликнул черт, слегка сдерживая своего бешеного скакуна. - Никогда не поверю, что Снежная Королева постриглась в монахини! Не иначе как измена катит! Ну-ка, брысь отсюда! - не успел он этого сказать, как неистовый и безумный Западный Ветер ворвался во дворец, подхватил О’Кея и Гетру и вместе с мусором вышвырнул их вон.
Они пролетели над избушкой чукчи...
Из трубы все так же поднимался черный дым и на всю округу воняло жареной рыбой...
Они пролетели над городом, где жили принц и принцесса...
Внизу на городской площади столпилась масса народу, все они желали посмотреть, как в полдень будет повешена молодая разбойница.
Они пролетели над садом Доброй Феи... Здесь, как и всегда, все было чудесно и цвели цветы всех мастей и всех времен года...
Наконец, они упали, чуть было не сломав при этом старую пыльную пальму, росшую в деревянном ящике на балконе. Это был их балкончик! Дети взялись за руки и вошли в комнату, где все было по-старому: так же тикали часы, так же двигалась часовая стрелка, так же сидела старенькая бабушка и читала Евангелие...
- Какой бред мне сегодня приснился! - сказал О’Кей, потерев глаз и отглотнув кофе из чашки, и тут же снова уткнулся в газету.
- Да и меня всю ночь мучили кошмары! До сих пор сердце болит!.. Надо бы показаться врачу, - отозвалась его жена Гетра.
Должно быть, будет гроза, - заметил О’Кей, взглянув в окно, где низко над землей повисло черное свинцовое облако, и зевнул...
В половине двенадцатого Его и Ее Высочества заняли места на трибуне напротив наспех сколоченного эшафота. Без четверти двенадцать принц нетерпеливо захлопал в ладоши, принцессе было не до того - ее мучила зубная боль.
Дробно застучали барабаны. Потом все стихло, и принц произнес длинную и умную речь. Герольд огласил приговор. Толпа расступилась, и на площадь вывели молодую разбойницу в сопровождении двух конвоиров. Впереди, семеня, шел священник с Евангелием, прижатым к груди.
Низко над землей нависло черное грозовое облако. Духота стояла невыносимая. С минуты на минуту могла начаться гроза, и принц подал палачам знак поторапливаться.
Девушке связали руки и подвели к виселице. Священник хотел было причастить ее, но она отрицательно мотнула головой. Тут все слегка замешкались, потому что внезапно пошел снег. Снег, которого тут никто не видел уже лет сто!
Девушка подняла свои черные глаза к небу и улыбнулась. Снежинки ласково кружились вокруг ее головы, падали ей на лицо и застревали у нее в волосах.
Священник заметил слезы, выступившие у нее на глазах и, истолковав их по-своему, снова сунулся к ней:
- Покайся, дитя мое! Не то гореть тебе в аду!
- Ну, что ж. По крайней мере, там не так скучно! Да если б мне предложили выбирать - я бы выбрала ад!
А где-то вдали раздался конский храп и в тот же миг ударила молния. Снег прекратился так же внезапно, как и начался. - Начинайте же! - воскликнул принц.
Священник оглянулся и махнул рукой...
Эпилог
... - Ну, а дальше? Что же было дальше? - спросила Снежная Королева.
- Дальше? - переспросил он и засмеялся. - Дальше Снежная Королева встретилась со своим чертом и поцеловала его.
- Да ты врешь! - воскликнула Снежная Королева. - Ведь этого не было!
- Ну так будет, - сказал черт.
Снежная Королева засмеялась и поцеловала его...
- Как душно! Невыносимо душно!.. - сказал старый сказочник, смахивая капли пота с носа.
В небе таяло черное грозовое облако. Грозы не было.
- Так, значит, она не послушалась меня. Этого и следовало ожидать, - добавил он, качая седой головой.
29.06.85