Папа точил карандаши, мама рисовала девочку – вот тебе, Сашенька, девочка – глаза-вишни; маленькой была, пионер Коля Семечкин, сосед, склонившись над альбомом, ласково: эх, Иринка, глаза-то у тебя вишенками, так и нарисую! Так и рисовал. И косы у тебя были, мамуленька? И косы были, белые-белые, а у дядек-то моих, тёток всё рыжие-рыжие, кучерявые головы, да и глаза – васильки. А у Федьки какие? А у Феденьки зелёные, как у кота, так его бабушка и зовёт – Матроскин.
Рисовали на уроке маму, я – Федю, гуашью. Это что же за кот в свитере такой? – заискрился Геннадий Петрович, накорябал пятёрку, отпустил пораньше; папа замахал рукою отстань, а дедушка на фотографии ну хохотать-ухахатываться, умница ты моя разумница, медведь, Сашенька! Совершенный медведь! Дед мой без Гоголя никак не мог, а глаза у него серые как камушки.