Жизнь за пазухой
Холодный пронизывающий ветер толкает меня в спину и в бок, подло пытается спихнуть с едва видимой в снежном безумстве дороги и протяжно воет в вершинах деревьев. Метель беспощадно, наотмашь бьет в лицо, бросает мерзлые иглы в глаза и хохочет ледяной ведьмой над утопающим в снеге, холоде и тьме городом.
Но я упорно рвусь вперед, продираясь сквозь вакханалию обезумевшей непогоды.
Я тороплюсь домой.
Дома тепло и светло. Дома горячий чай, тишина и блаженство тепличного мирка на диване перед яркими мельтешащими картинками слепого телевизора.
Но не только домашний уют манит меня, и не только непогода заставляет, пригнув голову, торопиться и стремиться вперед сквозь снег, пургу и ночь.
Зима. Жизнь уснула, жизнь в стылой апатии ожидает весеннего расцвета, схода снегов, журчащих ручейков, а следом летнего буйства света, цвета и запахов. Жизнь так слаба, жизнь постоянно требует тепла, она просит любви и при малейших холодах опадает грустным желто-бурым листом на продрогшую от сырости и серости землю, медленно укрываясь морозной периной.
Но я подобно незабвенному паровозу братьев Люмьер, разрывая драпри снежных вихрей, держа и сберегая у груди тепло щедрой нежности и наивной доброты, рвусь с белого полотна темной ночи в испуганную моим упрямством и беззаветной отвагой непогоду.
Но метель так просто не сдается. Вот она, оправившись от первых мгновений удивления и растерянности, кидает мне навстречу убитых пургой и холодом, но более хмелем и скудной закуской троих в стельку пьяных мужчин, которые, заметив меня, странно двигаются в сторонку. В мою сторонку.
Быстро обходя их, я тут же наталкиваюсь на сумасшедшего водителя, вздумавшего в эту ночь устроить на обледенелых дорогах, при максимальной видимости – пять метров, гонки с ветром и со смертью. Страшно ведь, что смерть несет он не только и не столько себе…
Но я с честь выхожу и из этого испытания. Я сегодня не один, от моей жизни зависит судьба близкого мне существа. Его сердце бьется рядом с моим, его тепло сливается с теплом моего тела, мы вдвоем, мы вместе, и против нас сегодняшняя ночь.
Я быстро ухожу, и вслед мне несутся проклятия и ругань. Позади лишь тьма, холод и ненавистная стужа; там впереди дом и теплый покой, а со мной – все то же теплое дыхание, частый стук маленького сердечка и приятные обязательства.
И я дойду. Это неизбежно. Мои сомнения давно уже остались далеко в прошлом.
И вот я, наконец, стою перед знакомой дверью. Где-то снаружи протяжно воет ветер и в безудержной, но и в безнадежной злобе бьется о кирпич и стекло.
Я шумно, облегченно вздыхаю, отряхиваю с плеч и с шапки снег. Белые хлопья опадают на пол, расплываются в черные лужицы. Я нажимаю кнопку звонка, и мелодичный перезвон разносится по квартире. Скоро я слышу торопливые и такие знакомые шаги. Щелкает замок, и дверь отворяется.
– Здравствуй, – говорю я и улыбаюсь.
– Здравствуй.
Она тоже мне рада. Она улыбается.
– Проходи.
Здесь тепло, светло и все знакомо. Мне всегда здесь нравилось. Это не мой дом, но именно здесь меня ждут, здесь меня любят. Я смею надеяться на это…
– Смотри, – говорю я и наполовину расстегиваю молнию куртки.
Она, сложив руки на груди и с интересом глядя на меня, подходит ближе.
– Ух ты! – восклицает она. Глаза ее радостно и восхищенно блестят. – Где ты достал такую прелесть?
За пазухой у меня сидит маленький пушистый зверек, черные глазки его смотрят испуганно. Он прижимается ко мне, он не хочет в очередной раз уходить от тепла в чужие руки.
– Ну иди же ко мне, мой маленький!
Она протягивает руки, и я осторожно опускаю зверька ей на ладони.
– Он, наверное, хочет кушать? Он голодный? – спросила она, вопрошающе и с надеждой глядя на меня.
Я пожал плечами.
– Наверное.
– Налить ему молока?
– Налей, – киваю я.
Она уходит на кухню с новым гостем, с новым другом – пушистым, милым и добрым, теплым и испуганным.
Я снимаю куртку, разуваюсь, прохожу в комнату и сажусь в кресло перед телевизором. Его черный экран смотрит на меня бездушно, безразлично, но он словно пытается напомнить мне о чем-то. И я ведь действительно что-то забыл, я что-то упустил, что-то очень важное…
Я отворачиваюсь к окну.
А за окном по-прежнему стонет метель, обреченная на одиночество и вечный холод. Она ненавидима, она гонима, она рыдает от одиночества и в бессильной ярости набрасывается на город, разбиваясь о каменные стены и безразличие заледеневших сердец.
Боже, но как же все-таки славно притронуться к счастью родного человека, получая частицу радости и принимая счастливый блеск глаз и улыбку за единственную и самую важную награду! Боже, спасибо тебе за те мгновения истинной жизни, что ты даришь нам в эти мрачные дни холодных ночей!
Я улыбаюсь, поднимаюсь с кресла и иду на кухню. Ведь там сейчас находятся два милых существа, что подарили мне тепло в эти зимние дни, что дают жизни глоток необходимой любви, и именно они не позволят ей замерзнуть и умереть, согревая ее надеждой, сберегая в себе частицу светлой веры в счастье в этом тихом и уютном мирке.
И многие верят, и многие смеют надеяться на любовь…
Но по-прежнему одиноко рыдает метель за окном, и хохочет ветер над ночным городом…