Дорога к Счастью

Молодчага
                ( отрывок.)
Солнце поднялось на небе и давало сосредоточенный накал, на отвесные скалы, отсвечивая кривыми бесцветными бликами. Его траектория стала иной, а перемещения едва заметны, лишь долгое наблюдение за тенью выдавало безвозвратно уходящее время.
Теперь снегу не уцелеть ни где, кончилась тирания зимы. Сейчас земля, набухшая река и даже камни с тайным звуком просыпались после долгой зимней спячки. Почва глотала мутную холодную воду, надеясь напиться впрок. Но рыхлое тело не задерживало ее, вода дающая радость и жизнь, теперь начинала специально вредить чтобы показать силу стала рвать тонкую пленку кожи почвы оголяя каменистое кучное устройство. Все что почва копила годами вода по желанию несла в бурный горный Инзер для выращивания подводной жизни. Люди не видели такой несправедливости. Их борьба была давно проиграна и теперь человеки лишь испугано подстраивались под невзгоды всегда убегая от вызова. Но были времена, все было иначе, тогда еще ни придумали что борьба бесполезна, ни кто не уступал, каждый держал свою струю даже самой дорогой ценой.        Это можно почувствовать, лишь находясь в определенном настроении. Не каждому, получается, испытать это шальное чувство, да и, наверное, просто без надобности.
Простая небольшая деревня на юге уральских горбов вмещала в себя совсем не много башкирских людей. Дома, сложенные из плиток песчаника стоят здесь со времен безвластия, их заложили далекие предки возможно даже нынешних людей. С тех пор приходилось менять только деревянные детали и раз в три года перебирать печи, для тяги.
Поздним утром самые трудолюбивые, имели второй сон после дорассветных хлопот.
Сон тихий без звуков, отдыхающие лежали не от утомленности, а в ожидании следующих
занятий, нагнетая силы из утреннего питания. Слышна лишь редкая ленивая возня тех, кто живет не по расписанию. Дети, евшие вместе с со спящими, не задумываясь тратили время отдыха, зная что им не предстоит работать. Они молча болтались по лужайке, щупая молодую, посвежевшую почву. Самые маленькие ползали возле домов привязанные бечевкой и тоже молчали, скрывая свой шумный план. Только река и кузнец безразлично шумели, их звук был неизбежным, но этого ни кто даже самые упрямые и криво мыслящие не сопротивлялись. Кузнец Тэмеруста жил на небольшом отдалении в огромном странном доме прям возле реки, он его не строил, объект уже стоял до него, но был сильно покалечен неизвестной силой. Тэмер пристроил запруду из древних неотесанных дубов, закрепил к ней огромное колесо, от его вращения в доме кузнеца был повторительный гул механизмов и условно огородил хозяйство примерно прямым орешником. За зиму люди отвыкли от этих равномерных звуков, а кузнец по ним соскучился и работал со свежей силой. Вдобавок из кузницы периодически раздавались резкие, резонирующие удары которых раньше не было, от них вода в лужах рябила кругами, а ближний сухой сорняк падал. Свидетели такого явления пускались в различные сплетни. Земля осядет, дома пакрошатся, дно реки провалится, зверь из леса убежит, каждый двигал свой страх, но все сходились в одном - это принесет неминуемые жертвы. Только старики  совсем не пугались, они смотрели на занятие кузнеца с грустным презрением, ища в своей жизни сходства способностей кузнеца. Весь двор вокруг кузницы был загроможден разными железными поделками, созданными с непонятной для окружающих целью. Они, скорее всего, были не закончены или не получились. Но Тэмер все равно не пускал к ним любопытных детей, распугивая их одним взглядом или грозя кулаком, но ни когда не кричал, считая, что при крике уходит нужный в его организме элемент.
  Кузнеца все немного боялись по тому как не понимали и потом он был пришельцем, чужеземцем и наверняка не башкиром а таких всегда не понимали.  Он долгое время расстраивался и терзался муками не понимая такой злости группы. Зачем людей так стремятся разлепить, кому это нужно? Наверное соображал он, это от завести от невежества, или действительно мы все разные виды и нам ни когда не ужиться. Но души то у нас единой мощи, здесь мысль обрывалась кузнец считал себя куском материала а материи не зачем страдать у нее нет времени на радости природы. Материя должна непрерывно изменяться, или разрушаться, тут время строго ограничено. Такие идеи овладевали им  редко ведь на них тоже нужно время. Даже ко сну Тэмер относился как к слабости, и ложился только в моменты сильного опустения сил. Мужчины и умные расчетливые женщины много самодельно думали о Тэмере. Каждого поражал такой напор самозабвенного отдавания себя делу.
 
К кузнецу однажды приехала подруга из его далекой неизвестной родины, она, как и он, была кузнецом, но видимо жила другими принципами. Женщину звали Минсулу, зрелая плечистая женщина, мощная фигура, накопленная сильной работой, мужики смотрели на нее как на угрозу мужского доминирования. Странно как такая опасная на вид мощь может не пугать а гипнотизировать любящих все-таки слабый пол мужиков.  Она щупала людей добрыми равнодушными глазами, и общалась только кротким прерывистым голосом, не находя среди толпы интересов. Но детей любила отдельно, как болванку будущего человека,  взрослый человек уже готовый, неизвестно кто. Сгоревший уголь или нет, выглядит, одинакова, а польза от него разная. А ребенок натасканный вовремя, редко забудет урок. На второй день после появления, с утра, Минсулу вышла к реке, где маялись дети с кастрюлькой наполненной сухофруктами, она вошла в самую гущу игры и села на растущую траву как большой полезный ребенок, ведь если ты хочешь, чтобы ребенок окончательно тебя понял, общайся с ним с установленной высоты, вспоминала воспитатель. Сначала дети пугливо стеснялись за поведение взрослого, но Минсулу показала свой опыт и знания натуры души, сразу поймала самого застенчиво мальчика и сунула своей крепкой рукой сухофрукт в жаждущий ротик. Мальчуган облизал потертые губы и принялся размачивать заморскую мякоть, не узнавая вкуса.
-Кто ты мальчик? 
Евший молчал, его глаза наслаждено смотрели в женщину, а молодое тело омякло работая только ртом.
Тогда Минсулу равнодушно махнула рукой, подзывая остальных детей и уровняла всех, раздав каждому положенное. Теория работы через желудок, оказалась верной сознавала Минсулу, это работает!
 Тэмер видел все со стороны и где-то завидовал Минсулу и  жалел ее, ведь умная воспитательная  дама сама не могла иметь ребенка, она употребляла траву лебеду, от нее росла мощь, но инстинкт размножения исчезал навсегда. Сколько лет кузнец ее знал, и всегда удивлялся что ее интерес к детям так же устойчив как любовь к железному делу.
Сам он считал мясное тело низшим по положению материалом чем метал и по тому не достойным интереса. А существование личности или души это то что нельзя пощупать.

 Жил в деревне еще один сильный я имею ввиду влиянием тип. Нух, он был установлен властью  контролером людских интересов. Староста удобное положение,  за которое приходилось жертвовать, он не мог иметь семью, родственников, друзей чтобы в нужный момент сохранить трезвость рассудка. Работа была проста, но в тоже время утомительна
Не дать людям веры, не пускать паломников и собирать дань. В глубине души Нух замечал, что религия группе нужна, с ней они спокойны и отвлеченны, но работают хуже.
- Так пусть же лучше лишнее время в пользу дела уйдет, оправдывался Нух.
Он каждую неделю ходил всквозь по избам, уничтожая, всякие идолы, тотемы, дощатые кресты, стирал свастику со стен и всяческим образам истреблял зачатки письменности, всякий раз устраивая громкий выговор, в назидание последователям.
Но это ни чего не давало, человеческий фактор от этого становился только хитрее, изворотливей. Нух не заметил, что Сажи Уламатыва по ночам поклонялась корове, совсем перестала доить и резать скот, от чего он развелся у нее в огромном количестве и стал убегать в дикий лес. Священная корова, в конце концов, сдохла от разрыва молочной железы. Тело ее долго не распадалось, Сажи ежедневно ходила смотреть на кости. Потом вокруг останков священной коровы образовалась группа из трех человек, Сажи и две сестры соседки, Кита и Ашатан они смотрели, лапали их пока череп не начел мироточить.
Группа долго не могла решить, что положено делать с этим даром коровы, в результате каждый пришел к своему применению, подруги рассорились. Потом еще лесник тоже нашел свою нишу, где хоронился в жаркие летние дни. Нух его засек, нашел и обвинил в безделии. Таких примеров были сотни, особенно зимой, уйма свободного времени семьи сидят по домам много общаются и обязательно что-нибудь изобретают для общего поднятия духа. Поэтому Нух в зимний период становился более бдительным, он каждый вечер ходил по сугробам как лис, выжидал, терпел, прятался, и, наконец, нападал, на трусливых изворотливых платонистов. Те не злились, ведь большинство религий, изобретенных и занесенных миссионерами, презирали, гнев на темные заблудшие души делающие нападки на слепую веру.
Однажды Нух столкнулся с необычным феноменом, он как обычно, сделал обход деревни, уже шел было домой, проходя мимо дома Юхи, услышал шепот мольбы с большим количеством букв р. он подошел к двери и пытался разглядеть двигающиеся тени, тень ходила кругами, и вдруг рассеялась, опав пеплом. Нух стоял в растерянности, не желая двигаться, нюхая теплый кислый запах из щели,
- торрррус   уррррфукс  ррррриноррос! – снова раздалось из комнаты, и тень неловко поднялась с пола.
Нух не наподдал потому, что хотел изучить новое направление этой сопрелой бабы.
Но не смог, из щели что-то брызнуло, прям в открытый удивлением рот, и Нух уснул насильным сном.
                _____________________________________
 Открыв глаза, Нух ощутил сильное головокружение, языком нащупал осколки зубов, поколотые без его ведома. Весь организм сопротивлялся движениям, мышцы усохли и весели в резерве, ожидая разминки, кости прогнулись назад и пожелтели, вены местами напухли, а где-то утончились, так что не пускали кровь к органам. Нух разглядывал то, что мог увидеть и точно понял, что он что-то пропустил. В комнате почему-то были чужие вещи кто жил активней, чем он. Он четко определил, что этот кто-то  копался в его вещах и где-то выбросил самые ценные. Боясь увидеть слишком много, Нух выглянул в приоткрытую дверь, сразу повеяло теплом, снега- свидетеля не осталось, он исчез,  солнце светило другим, новым светом, выслеспляя и морща отсталые глаза.
Если начинать себя жалеть, искать в себе больные симптомы, то болеть можно много и безостановочно, поэтому он съел остатки похлебки из рыбы, приготовленной новым соседом и, поковылял искать правду. Все что попадало на глаза, возмущало своей само- дельностью и свободой. Люди, видя Нуха, сразу вскакивали с насиженных мест или отворачивались, пряча свои решения сущей необходимости. Женщины оделись в наспех нарезанную материю перевязав лицо горизонтальной тряпкой, мужчины пустили шальные разноцветные бороды, судя по запаху, отказались мыться. Те же индивидуумы, кто не согласился с их взглядами, выглядели еще более странно…
Все дома, где Нух побывал, пустили к себе на жизнь запрещенных проповедников. Но это все было поправимо, Нуха растрогала участь доверчивых ребятишек, их пустой моральный принцип может быть порван враз и навсегда. Ведь ребенок рождается порожним, а воз, как известно, повезет все, что только в него погрузить. От таких мыслей Нуха прослезило. И как раз увидел Минсулу упражнявшеюся с детьми методами поощрений.
Сначала он собирался сделать нападок на добровольного воспитателя, но Минсулу его быстро угомонила. Нуху еще повезло, что кузнец подглядывал за процессом, а иначе она бы его покалечила. Нух очнулся в доме своего друга кузнеца, рядом сидела спокойная вдумчивая Минсулу. Тэмер и Минсулу внимательно выслушали наблюдения Нуха и сразу согласились с ним. В этот же день, попив чаю, вооружившись дубинами, компания отправилась делать духовный порядок. Вся деревня впала в туманный хаос, Нух свирепел как одержимый, встречая малейшие сопротивления, его поломанные зубы и болящая голова не давали сосредоточиться здраво, он сегодня слишком устал видеть нарушения всего, что строил так упорно. Люди через пелену, созданную тоталитарным поклонением с трудом узнавали в этом освирепевшем хриплом, испуганном псе, своего прежде спокойного доброго старосту, вымещавшем злость только глубокой ночью составляя планы.
-С дороги вон, пшли отсюда, дивы – орал, махая палкой Нух. Тэмер никого, не бил, он сдержано стоял в знак солидарности и ждал, что люди поймут испуганную заботу Нуха.
Минсулу собрала всех детей в один отряд и загнала в дом кузнеца, на время, отлучив их от наказанных родителей. Она правильно поняла Нуха, по ее воле так лучше бы навсегда отнимать у доверчивых родителей брошенное ими чадо, чтобы не получилось клонирование личности без согласия второго.
-«Дети, ваши родители сейчас во власти другого мира, я сегодня буду ваша мать и папа.»
Минсулу сделала правильную добрую улыбку, показывая абсолютное спокойствие и знания наперед всего события.
Дети, кто уже видел мир и умел с ним общаться, немного испугались, снова полюбив родных как есть, но испуга не показывали, зная  бесповоротность воспитателя, а совсем молочным повезло, они не понимали происходящего потому просто уснули в чужом доме.
К сумеркам крики и шум захлебнулись, голоса стали сухие сорванные, наконец,  абсолютно замолкли. Паломники недовольные, но накормленные, как бывшие друзья, наблюдавшие за своим проигранным обиталищем, виновато ушли в темноту леса, чмокая кристаллической грязью. Нух смотрел на ковыляющие тени идеалистических врагов и в нутре даже загрустил, теряя действительную причину спонтанного гнева. (Почему нельзя)
 Думать сейчас рано, утро все проявит, возможно, кто-то уцелел, а иной был наказан зря - разбирал Нух. Тэмер хлопнул ему глазами, равномерно уходя  в свой наполненный детьми дом.
Даже ручьи прекратили воровать у земли, ее драгоценный сор, остывая остатком зимы без поддержки уснувшего солнца.
                _______________________________
Жители тихо просыпались, вспоминая привычное расписание жизни. Трудно настроиться к работе, если ты много изменяешь привычному  устоявшемуся правилу. Соседи стеснялись друг друга, каждый знал, что он виноват перед Нухом, а значит перед главным правилом. Силуэты ходили, бесшумно смотря в надежную землю, желая все вернуть в былое привычное состояние. Только Нух спал стыдным искренним сном, его не трогали испуганные виноватые лица, еще вечером вернувшись  в свой разграбленный дом, обсасывая поколотые беспощадной рукой зубы, он все размял и решил.
Я много утверждал, много уговаривал, и, похоже, что впустую, я больше не буду зря злиться и карать, растрачивая без того укороченные жизненные силы, лучше сразу пойду в город, пускай Турэ, наконец, все узнает и даст свое правильное решение.
Так он и поступил, все кто видел его уходящим, кратко догадывались о его направлении, он уже грозился сходить к главному Турэ, но теперь, наверное, сомнения в нем окончательно исчезли. В каждом провинившемся уме сейчас прела мысль, что его могут сгрызть темные злые звери, и он погибнет смертью упертого мученика.
Так деревня осталась одна, сиротой, терпеливо ожидать своей участи.

 Семья Юлая в числе других, тоже подпадала под удар, у них дома жил проповедник  Садам из далекой жаркой странны Ирак. Когда Нух ворвался в первый раз, вся семья Юлая, то есть он, жена Кэнтэй и маленький сын Манкэй сидели ничком на ковриках вокруг Садама и, причем все гудели запрещенную молитву, это Нух запомнил!
 Но вот, второй, Юлай никак не мог себе простить второй раз, когда Нух и кузнец забежали вооруженные дубинами, Садам наряжал его жену в паранджу, а его маленький Монкэй продолжал молиться… этого Нух не забудет ему! В принципе Нух допускал небольшое тихое поклонение, но только тихо, чтобы никого не искушать, а если рядом дети, то все, все отменяется, без вопросов.
Юлай много раз крутил момент в своей кудрявой бородатой голове и ни как не мог смириться и пережить утраченное время. А ведь вчера утром, когда они делали намаз, у него промелькнуло смутное сомнение, что пора, пора остановиться,  Но слишком сладостна и близка, ему стала заморская вера. Сам Юлай был готов проглотить любое наказание, настоящий мир ушел от него далеко назад, он уже грезил новым, другим миром недоступном для неверных, где только он, его верная жена и, сын- ребенок будут ласкаться, в оракуле славы, где им ни какой Нух не помеха.
  -Что мы с тобой наделали?! –застонала жена стоящая у печи. Она не сняла паранджу, успев полюбить большую черную ткань.
  - Я же тебе говорила, я говорила. Теперь нам не вернут нашего сыночка! Женщина перекорчила лицо, нагнетая и без того сильное горе. Не привыкшая ждать опасности она и теперь не совсем боялась, скорее ей было интересно, что это за наказание, которым так упорно грозился Нух
Тут  дверь заскрипела, это был их маленький Монкэй, он вошел, сразу подошел к матери и прижался к ее теплой родной ноге,
-«Мама, я кушать хочу» - глаза мальчика ловко оглядывали родителей, избегая интимного понимания. Мама привычно дала мальчику небольшую пологую тарелку с теплым гусиным супом.
-«Кушай, кушай, мой хороший». Кэнтэй аккуратно посмотрела в глаза сынишке, облизав деревянный половник. Кормя свое, потомство, она всегда испытывала радость и гордость перед родителями, мужем, и предками, вспоминая детство, где мать ее также искренне любила. Юлай  украдкой смотрел на свою молодую собственную семью и немного стеснялся, что он, как животное, оказался способен плодить детей в таком небольшом возрасте. Через щель под дверью свет смерк, солнце закатилось за внезапно выступившие ватные облака, вызывая собой сожаления и порчу настроений среди теплокровных существ. Звуки в комнате стихли, уйдя за гул холодного горного ветра.
Кэнтэй внезапно пришла в себя, накинула зимний мех, взяла миску под молоко, и вышла в ожившую движением стихию. Там она сразу наткнулась на кого-то, и послышались удаляющиеся звуки общения.
Крошка сын закончив с супом, подошел к думающему отцу, от мальчугана раздавались органические звуки, наверное, его тело еще не научилось правильно принимать питание, поэтому он боролся с едой, вместо того чтобы смириться и спокойно усвоить чистую энергию. Мальчик рос медленно, иногда пугая родителей остаться прежним, Это был первый их ребенок, а без опыта все кажется опасней и сомнительней чем является. Юлай много думал о судьбе сынишки, он, конечно, искренне мечтал для него занятие кузнеца, потому как сам все своё детство прожил в соседней деревне, в звуках деформации металла, но, продумав все, реально все-таки решил, что сын будет настоящим охотником, как дед. Он знал, что Монкэй вырастет, и сам все решит, но пока время не пришло, сынишке нужна временная установка, от которой потом он бы мог отказаться или согласиться. Юлай внимательно всматривался в сырое лицо сына и сколько не пытался ни как не мог вообразить, как же оно будет выглядеть, когда окончательно приготовиться жить. Малютка Манкэй трогал предметы мира, как будто вспоминая их заново, точно он уже знал их, а при родах забыл и теперь мучительно не мог вспомнить. 
Хотя детям до шести и нельзя работать отец ежедневно позволял сыну что-нибудь смастерить для хозяйства. Юлай сравнил себя с сыном, что бы со мной стало, если мне запретили всю деятельность, лет на шесть это не учитывая, что вроде бы время для детей идет дольше. Я бы свихнулся это точно! Поэтому сынишка Юлая, несмотря на свои пять с половиной лет, уже научился плести лесу, шкрябать жир с кожи, разжигать печь, месить тесто, обдирать птицу и несколько вещей которых Юлай не замечал потому, что не считал, что для его сына есть что-то, чего он не сможет. Самая сокровенная мечта Юлая
 сводить сына в кузницу и там остаться вдвоем, чтобы лично все ему показать, рассказать дать ощутить мощные механизмы покорения металла. Юлай много раз наблюдал за кузнецом и не находил случая чтобы тот остановился от процесса.
Так что поход к кузнецу постепенно превратился в мечту, а потом во что-то туманное и далекое.
   Юлай был готов заниматься с сыном часами, но образование дело такое, что им можно легко  перекормить и навсегда загубить интерес к улучшению. По тому он учил всегда понемногу и равномерно, а когда замечал скуку, понимал, что сын его не догоняет, и принимался разъяснять и лепить из глины примеры. Так с самого детства получился способный к образованию человек.
Однажды Юлай взял сына в собой на рыбалку. Рано утром, когда солнце еще не видно они вышли из дома и ушли вниз по реке. Весенняя пора кончалась, река быстро теряла талую воду, принимая свае обычное русло. На деревьях утопленных в разжиревшую реку отчетливо видно как резко падает уровень воды, оставляя мокрые кольца подтеков. В такую пору не смотря на муть, рыба уже вылезает на мель из омутов и в принципе должна быть голодной после долгого зимнего упадка.
 Сеть сейчас ставить нельзя мусор ее просто унесет. Будем мы с тобой ловить на  удилище - объяснял Юлай сыну. Сынок молчал, держал себя сдержано, рыбалка была для него странным процессом, где от тебя мало зависит, скорее пагода и рыба властвует над тобой. В домашнем же хозяйстве все стоит и ждет приказа, не надо думать просто делаешь, как умеешь, и все получается.
Юлай видел в сыне все эти склонности и боялся одомашнивания будущего мужчины. Мой Монкэй должен идти к природе, а не присасываться к домашнему очагу, а иначе что получиться, если вода или другая стихия взбунтуется и уничтожит все, к чему человек имеет сноровку. Любой горожанин сразу опустит пустые без инструмента руки и дождется медленной смерти...

Наконец показалось болото, где рыба нерестится, весной вытирая икру о затопленные кусты.
Тут уже сидел Ахмет с братом, они ловили на петлю, размножающихся щук.
-эй, как ловится? - спросил Юлай у ближнего
-да я пару поймал, маленьких, пока все, темно еще не видно ничего, - сказал ближний Ахмет.
-А ты сына привел, учить будешь, заметил тот же Ахмет.
-Да вот решил сыну опыта добавить, чтобы он совсем домашним не стал.
-Правильно, правильно, чем раньше он научиться охотиться, тем легче ему будет жить самостоятельно.
Юлай и Монкэй прошли чуть дальше, чтобы не мешать двум братьям и навострили снасти.
Вода до противного мутная хлюпала и шуршала каким-то далеким, ненужным звуком, глядя на нее с трудом верилось, что там под земляным пометом живет прекрасный пёстрый хариус.
Наконец снасти были заброшены, оставалось только смотреть за концом удилища, когда оно резко задрыгается это будет поклевкой, не иначе. Заботливый отец внимательно наблюдал, как мальчик держит снасть, как он следит за наживкой,  и был доволен что сын углубился в азарт рыболовной игры.
Утро наступало деревья, как летом высветились кончиками холодным оранжевым  ярким светом. Где-то в лесу из темной свежей мглы запела красивая сизая птичка, зазывая вторую горластую для создания яиц в склеенном жиром седле доме. Теперь уже все будет плодить, и дрыгаться во власти спонтанного возбуждения для природы высшей нужды.
Там дальше среди деревьев чувствовалось перемещение диких ссохшихся влажными морозами зверей. Хищники колупаются из последних сил, гоняя мелких прытких грызунов растрачивая до конца  теплый резервный жир. Встретив сейчас медведя, вы бы его не узнали, он теперь легко сливается с ветками голых кустов. Он проснулся после бессознательного сна, с ужасной закупоркой зада. Злой лютый бедняга дерет кусты пробивающуюся траву в надежде изыскать чудное мочегонное средство для быстрого потока очищения. Иногда в лесу натыкаешься на погибших без очищения бурых зверей с потерянной надеждой в глазах, и радуешься, что люди не ложатся на зимнюю спячку. По этому надо понимать, что не стоит завидовать особенностям других видов
Кто выигрывает в одном, сразу проигрывает во втором….
Время рыбалки неукротимо кончалось, а рыба неумолимо затаилась без пищи.
В дни рыболовной неудачи домой идешь в полудреме. По пути назад Юлай решил показать сыну радостные хлопоты трудящейся для лета природы чтобы создать поведение уважения. Ветки и земля распаренные сытным весенним солнцем быстро выделяли нужную композицию соков, питая механизм отращивания новых поглотителей света.
-Видишь сын как у растительности удобно влажная грязь и горячий свет!
-А медведям волкам и другим грызунам завидовать глупо, хотя они и сильные а питание добывать сложно…
Сын все слышал, понимал но согласиться боялся. Он бы мог рассудить в разговоре о печи или там о коже а природа заставляла его смущаться.
 Но в лесу, кроме холодных почек и красивых незнакомых мелких птичек было пусто. И они пошли к дому вдоль дороги по лесу. Пройдя большую часть пути Юлай что там  впереди зашуршал человек, видимо собирая дрова. Юлай повел сына к шуму, желая поздороваться. Через клетку деревьев уже стал виден обрывками силуэт. Силуэт подруги кузнеца Минускулу. Она стояла прислонившись к дереву видимо наблюдая за деревней. Юлай решил что надо будет подкрасться и сделать неожиданность. Он оставил сына в стороне, наблюдать а сам аккуратно стараясь не шуметь стал двигаться к спине женщины. Минусулу оказалась выше чем он видел со стороны она была переодета в странный костюм из редкой шкуры. Подойдя уже в самый упор он услышал что женщина тяжело дышит, наверное бегала, догадывался Юлай.
Вдруг она задергала головой словно чувствуя подвох. Но Юлай бездумно двигался быстрее чтобы сохранить неожиданность. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки Юлай вспомнил что он уже не ребенок, а женщине он годился в пупок.
 Но было слишком поздно женщина резко развернулась. Юлай обомлел и забурчал беспамятную речь перед ним был самый настоящий алэместа только женского роду. Тело точно как у женщины только голое и все покрытое крепкой густой шерстью. Только грудь крепкая как у мужика была обрамлена белым нежным пухом с черными большими сочными сосками, К одному из них прильнул завернутый в ненужную ткань обычный человечески ребенок. Она стояла строго, точно заранее была готова к встрече. Мгновение едче Юлай смог наблюдать прежде чем она дернулась к нему. От ее движения поток воздуха взвился но Юлай не шелохнулся он с трудом верил в реальность происходящего женщина смотрела прямо ему в лицо стараясь не упускать его взгляда гипнотизируя своими темными блестящими бликами.  Шурша распавшейся листвой и ломая разбросанные палки алэместа сгинуло за густой тьмой дикого леса. Ребенок нежно оставленный на траве подле Юлая мирно смотрел в одинаковые вершины лысых деревьев. Юлай оглядел ребенка бессознательно подхватил и ошарашено направился к дому.               
                ________________________
-Почему башкирские люди должны страдать!
-Зачем власть все за нас без спросу решает.
-Религия должна быть частным делом, а не управляться одним решением.
Глухо орал сухощавый старик напротив кузницы. Сизая бородка, шляпка, хитрые изворотливые глаза, все в нем выдавало свободную религиозную личность. Люди не соглашались с ним, но и не отрицали правильного начала мысли. Он орал один без поддержки словно ждал безумца кто появиться, сразу его поймет и призовет остальную толпу для создания кучной массы солидарности. Но нет, толпа уже знала, чем это кончится, или продолжится. В одном случае, он добьется  образования единомышленников, будет непрерывно по кругу, разъяснять одну и туже мысль по разному и погонит табун, куда скрытно хотел. Там будет тупик или развилки, многие погибнут с голоду, потери сил, ища пути назад. Во втором случае, он соберет средств на организацию подпольного общества в главном городе и просто смоется со средствами. Но конечно, нельзя упускать и третий вариант, он оказывается прав и всем будет благо.
Кузнец вышел на улицу, чтобы увидеть голову того, кто делает столько шума. Старик увидел его интерес и по взгляду понял осуждение, но резко прекратить лозунг и убежать, он не смел, это бы предало идею, которую он столь упорно продвигал. Если хочешь выглядеть преданным решению полностью, готов будь за нее пострадать.
Кузнец не собирался ни ругать его, ни наказывать, он вышел увидеть незнакомца, он слышал речь, но не вникал.
Глаза старика прыгали мимо головы, а рот как чужой боясь, кричал речь, брызгал от усталости губ.
 Я не пойму чего ты так за людей беспокоишься, али тебя власть трогает? - Спросила тощая бабка, подошедшая сзади к уху кузнеца. Я та вон, сколько уже живу и ничего, не умерла едче без твоей духовной нужды, и ты бы жил на людей смотри и живи как все, чего ты воображения будоражишь. Кузнец слушал молча, затылком и солидарно смотрел в рот оратору. Вдруг люди одновременно прорвав какой-то внутренний барьер, тоже обступили старика. Просто обычно Нух все вовремя останавливал, и дело оборачивалось тишиной. А теперь молчаливый имел смысл сказать свое слово и показать внутреннюю рутину сознания.
Старик занемог и безучастно стих, теряя действительный момент, когда можно наседать и рекрутировать. Толпе он оказался без нужды, они сами могли продолжать торжество вольной речи. Кузнец считался другом Нуха, по тому не мог принять участия, хотя, безусловно, хотел бы. Толпа давила на него, и он сгинул обратно в лачугу, уютно работать. Долго шел галдеж. Старика даже кто-то понял и небольшая обособленная группка, приютила его чуть в сторонке для теплого знакомства с продолжением за чашкой чаю. Когда пришла тьма, люди словно слиплись в разные стога, разговоры текли сплошным гулом, так что когда один забирал в рот кислород, другой начинал выдыхать звуки. Уже даже дети стали по очереди прибегать с разными вопросами, желая тоже слушать, чтобы потом удачно сказать. Каждый сейчас испытывал небольшую дрожь от нарушения тишины, Ведь Нух где-то там за бугром горы по пути, в главный город.

Послышались всплески воды, галдеж тут же стих. На другой стороне реки повиднелись силуэты конных людей они скакали вдоль реки и смотрели в воду, скорее всего, ища проход. Первое что пришло на ум увидевших. Наверное, это люди от Турэ наказывать приехали! Это был первостепенный страх, а за ним тянулся едче страх перед разбойниками, Нападением соседнего государства и куча других ужасов. Но спасительная река хорошо разжирела, и не пустила любопытных к неизвестной цели чужих.   

 И вновь яркое весеннее солнце осветило долину, окруженную густыми загадочными лесами, необъяснимыми холмами, и грубыми скалистыми оврагами. Был самый разгар погоды, снег только сошел и оголил обиженную почву. Все еще зимний воздух держал замороженный запах распродающейся органики. Те дети что играли пять лет назад выросли и их уже было не узнать. Трое детишек играли сидя на огромном валуне, их крики и активность создавали иллюзию удивительного искреннего веселья.
- Я понимаю их, я хорошо помню детство, бедняжки, им как раз таки очень скучно и весь этот шум от тоски, безысходности он наигран фантазией запертой в узкие ограниченные рамки бедности возможностей. А к чему это может привести, предсказать просто, они просто понизят свою первоначальную требовательность к активности и интересности жизни и встанут в свою отведенную прослойку общества чтобы навсегда успокоиться.  Что и требовалось доказать. Говорил багровенький мужичек мягким, уверенным в своей правоте голосом. Небольшая группа из пяти человек обступила этого знающего все мужчину. Он стоял гордо, весь его вид излучал знания, лицо почти мертвецки равнодушно улыбалось безразлично, казалось он не ест, не спит, а только варит в себе знания, взятые из каких-то известных только ему источников, Его одежда была проста, но пошита необычно,  кожаный халат казалось велик, но в то же время и в плечах и в длине хорошо, или просто его лысая голова  должна быть накрыта колпаком, для полного соотвецтвия его задумке.

 По дороге к деревне со стороны северного леса к деревне шел пожилой незнакомец. Его одежда была необычна как и одежда любого чужеземца. Он был покрыт холщем из коричневой нити разношенные ботинки из слоеной, толстой кожи, а в руках держал посох из удивительно дряхлой древесины. Незнакомец дошел до деревни и неожиданно остановился у дома кузнеца, скинул с плеча свой кожаный узелок, и принялся копошиться в своем специальном барахле. В близи он уже не казался таким уж старым, его лицо сильно старила неухоженная запутанная борода, а так он был можно даже сказать в расцвете сил. Наконец нашарил то, что искал и достал, это была большая сделанная видимо им самим книга, кусочек тряпки и еще несколько мелочей убранных в надежную коробочку из прозрачного камня.  Он ходил по деревне взад и вперед то ускоряя то замедляя шаг то и дело нагибался щупал камни, вымерял расстояния между домов на глаз, нюхал воздух и даже пробовал почву на вкус. Наконец от чего-то резко остановился и пробубнив непонятную скороговорку захлопнул книгу и ломанулся к дому где жил Юлай.
У самой двери  на секунду замешкавшись или вспомнив что-то он неожиданно отпрянул в испуге закрыв лицо куском материи и уже под тряпкой забранился как испуганный воробей. Оказалось он забыл положить под язык пластинку с неизвестной травой, и только сделав это он снова решился постучать. Из приоткрывшейся двери вылезла озадаченная голова Юлая. Юлай замешкался и приготовился сказать, но незнакомец его опередил.
-Здравствуйте!
Юлай пробубнил в ответ то чего сам не совсем понял, изо рта чужеземца пахло нечистотами. 
-Меня зовут Шаукэт я ученик «Плэшкантея Великого»  пришел сюда с «Запретных лесов»
-Я Юлай живу здесь. Эти слова звучали немного оскорбительно но только не для пришельца.
-Ну и зачем вы здесь? Уже явно невежливо продолжил Юлай.
-Неделю назад мне пришло видение что здесь должно что-то произойти, я должен забрать вашего младшего сына он избранный, он спаситель человечества он очень великий ту….
-Как так? Возбужденно перебил Юлай.
-Я не могу этого вам позволить…подумаешь видение здесь каждый второй в деревне медитирует а вы хотите меня этим удивить, у вас не выйдет, ни у кого не выйдет, если бы у вас был сын вы бы сразу меня поняли. Я хочу чтобы вы ушли
-Я хочу сделать из вашего сына могучего, сильного, очень способного человека а бы меня оскарбляете.