Мой город очень маленький. Ну, не такой, конечно, как Мухосранск, но все же.
Люди маленького города, такие же маленькие и неглубокие, не отличающиеся оригинальностью, в общем, незамысловатые люди. Мы каждый день просыпаемся, злясь на солнце за то, что еще не взошло – а, может, и вообще не взойдет и на тех, вернее, на то, что заставляет нас вставать раньше нашего большого желтого друга, что дарит замечательный сибирский загар и рак кожи.
Мы одеваемся: китайский трикотаж – ужели есть на свете чудо веселее? Комфорт, тепло, удобство и рак кожи. Опять же. Но это ничего. Мы, достойные по-хвалы-халвы жители своего города, стойко несем победоносное знамя нашей приземленности, а также приземистости, прижимистости и приебнутости. И мы несем не только его, но и невыносимый груз наших одрябленных алкоголем мышц. Мы отважные герои очень маленького, чуть акселератического роста. Ничего, что это разные вещи, мы верим в чудеса.
Затем работа – хорошо, если в помещении – хоть не печься на жаре. А у нас тут, в помещении, такие страсти кипят! Сплетня дня, господа упорно трудящиеся! – уборщица, вахтерша, то есть, скоммуниздила у начальника подотдела очистки замечательно поношенную пыжиковую шапку, что залежалась здесь с зимы. Вернее, когда шапка исчезла, зима еще, вообще-то не кончилась. Ну, да Бог с ней, с зимой. Они тогда пили на 28 февраля. Так вот, начальника этого и увезли на служебном драбосралистом запорожце супруге в подарок, вручили, даже вместе с папочкой с документацией нашего бесподобного, неповторимого учреждения по производству грязного воздуха, а вот шапку забыли. А потом растеплило так неожиданно, что тут же все, включая начальника подотдела очистки города от запорожцев (какой стыд перед соседями – приехать в совершенно свинском виде, да еще и на запорожце) перешли на более легкую форму одежды и забыли про зиму.
Зима ушла, а шапка осталась. В это же, примерно, время взяли новую уборщицу – этакий образчик дамы преклонных лет, всю жизнь проработавшей на унизительных работах вроде этой, поломойщицкой, однако обладающей безобразно высоким мнением о собственной персоне, а также умудряющейся увеситься золотом от ушей до пяток и ежедневно обедать в заводской столовке ресторанного типа. Как только ее приняли на работу, начали пропадать мелкие вещи, так, ерунда всякая. Однако батюшка мой, человек весьма примечательный, т.к. умеет примечать непримечательные события, сразу ее вычислил. Но, естественно, молчал. Мы, люди маленького города, знаем, когда лучше промолчать.
Шапка, неизменно пыжикового характера, пропала незаметно. Начальник подотдела очистки тщательно обрыскал все, даже очень пыльные закоулки своей квартиры, нехорошей, надо заметить, квартиры, рабочий кабинет, гаражное пространство, а также все обычные места своего пребывания. Безрезультатно, однако. Находясь в состоянии некоторого душевного дискомфорта и духовного неудовлетворения, он испытывал совершенно неудобную боязнь перед перспективой задать вопрос о пропаже супруге своей, диспетчеру телефонного аппарата на том же предприятии. Она, стоит отметить, была человеком вспыльчивым и даже можно сказать, истеричным. Боясь вызвать ее гнев и рискуя отморозить уши, начальник втайне страдал. Но весна спасла его. Мы в нашем маленьком городе напоминаем подснежники – быстро появляемся, ярко пышем всеми цветами нефти и отгораем, как призрачный закат.
Итак, начальник боялся и мерз. Боялся, что однажды все же наступит момент, когда жена узнает о пропаже шапки и зябко содрогался при мысли о том, во что это ее знание выльется.
Разоблачительной развязки не последовало. Это у нас всегда так получается – мы замалчиваем вещи, которые не можем доказать. Может, это и правильно. Предприятие нервно шушукало, потихоньку верещало, украдкой показывало пальчиком. Уборщица, по всей видимости, уверенная в себе и своей словесной одаренности, спокойно продолжала собирать золотой песок с запыленных полок учреждения.
Иногда складывается ощущение, что мы смотрим слишком много мыльных опер и, не отдавая себе отчета, устраиваем свою жизнь так же по-дурацки, как на экране. И, надо заметить, у нас это неплохо получается. Мы тут все актеры. И какие! Играем послушной слезой, искусно входя в роль бедного мальчика Хуанито Рас****ито, колдуем над вареным кактусом, как незабвенная Мама Чоли (варианты: Что Ли, Чего Ли, А Не Потому Ли?), строим в три дня храм своей неповторимости, а потом всю оставшуюся жизнь рушим его идиотскими деяниями – калькой с поведения сеньора ****омиро, предаемся чистой и светлой любви, как Лукас-Педис & Уалбер-Долбомер и прочие одержимые идеей воспроизведения. Девиз нашего маленького городка: «Воспроизводиться, воспроизводиться и еще раз (раз-раз-раз-раз) воспроизводиться». [Цит. по классикам]. Мы придерживаемся традиций.
Иногда, в свободное от воспроизведения время, молодая прослойка (булочка-слойка) нашего города посещает замечательного типа заведение под названием ХЗГТИ (***м Забитого Города Технологический Институт). Там процесс обучения производится по совершенно уникальной методике. Чем реже студент являет свой дивный лик в стенах института, тем слаще ему будет сдавать сессию – они с преподавателем будут, сидя над зачеткой, поглощать коньячные конфеты и запивать их шампанским до тех пор, пока старшее поколение не убедится в бренности всего сущего и относительности всего верного и не возьмется за перо – чертать пятерки в графах ровных. По прошествии пяти сладких лет наши дипломированные, а также бритые наголо, специалисты идут работать… (Да, да – работать. А что вы удивляетесь? Ну же, Господь с вами, успокойтесь! Да, вы не ослышались, не огляделись, не ошиблись – ИДУТ РАБОТАТЬ – еще раз, чтобы вам полегчало). С облегчением! Так вот, идут они работать на нефть и уран. Нефть вам в чай, уран в буханку! Наши предприятия стоит занести в книгу Гиннеса. По прочности и выносливости они дадут фору любому материалу с обшивки космического корабля. Наверное, их делал кто-то, уверенный в том, что через пару лет после слома советского режима на смену уползшим, влача раковые внутренности, по дороге с облаками ветеранам придут неучи, бездари и уголовники. Надо будет заглянуть в анналы истории и узнать фамилию отца (матери) – основателя (настоятельницы) нашего завода и воздвигнуть ему что-нибудь этакое, нерукотворное.
А пока мы продолжаем. Лажаем – лажаем – лажаем… Это у нас эхо такое лажовое, не обессудьте уж.