Это случилось в Ираке, в июле этого года, в провинции Анбарг. Мы возвращались из патрулирования на базу, до лагеря оставалось не больше пяти километров и, если бы не внезапно налетевшая буря, через час уже были на месте. Непогода обрушилась как гром среди ясного дня. Тонны песка, в мгновение ока поднявшиеся в воздух, заполонили все вокруг. За окнами «Хамми» наступила ночь. Ветер неистово завывал, набрасываясь на машину. Мы чувствовали, как огромный джип содрогается под его мощными ударами, слышали, как песчинки отчаянно барабанят бронированный кузов. Стоун сбросил скорость, теперь он вел машину, ориентируясь на показания навигационной системы на мониторе компьютера, красным треугольником показывавшей перемещение «Хамми» по виртуальной пустыне. Он был ас, настоящий пустынный волк. В отличие от меня, Стоун был далеко не новичком. Он бывал в Ираке еще в первую кампанию и знал о пустынях все.
— Не гони!— Наш командир Майор Рикс тоже был стреляным воробьем, он участвовал в «буре в пустыне», но в настоящей песчаной буре бывать ему не доводилось. Рикс с тревогой смотрел в монитор компьютера.
— Все нормально, командир,— успокоил его Стоун.— Я хорошо знаю этот участок. Здесь нет скал и обрывов. Беспокоиться нечего.
— Можно нарваться на брошенный танк или машину,— возразил Рикс.— Это будет не лучше скалы.
Стоун согласился. Он сбавил скорость, и машина поехала значительно медленнее. Теперь нас уже не швыряло на каждой кочке, и я, волей неволей, задремал. Я по-прежнему слышал завывание ветра и скрежет песка по обшивке «хамми», слышал, как Бергман и Козински, сидящие справа от меня выясняют свою генеалогию. Но все это было отдаленно и расплывчато. Меня окончательно убаюкало.
— Козински,— откуда-то из ватного полузабытья доносилось до меня.— Ты кто, поляк?
— Я американец,— отвечал Козински.
— Нет, я имею в виду национальность.
— Еврей.
— Какой ты еврей?— возмущался Бергман.— Ты рыжий, как лисья задница. Вот я еврей. У меня черные волосы и фамилия еврейская.
— Ты никогда не слышал о рыжих евреях,— усмехнулся Козински.— Я польский еврей, мои предки почти два века назад переехали в Америку из Праги.
— Странно,— в голосе Бергмана чувствовались неудовлетворенность и недоверие.
— Чего странного. Вупи Голдберг тоже еврейка,— сказал Козински.— Если не брать во внимание ее фамилию и цвет волос, сколько в ней от еврейки?
— Ну, ты сказал,— Бегрман расхохотался.— Все равно не верю.
— Мне что, член тебе показать?— поинтересовался Козински.
— Хватить стрекотать,— не выдержал Рикс.— Без вас, башка трещит от этого воя. Берите пример с Уилсона.
При упоминании моей фамилии я мгновенно очнулся и выпрямился в кресле.
— Уилсон харю давит,— Бергман ткнул меня локтем в бок.— Молодой еще. Послужит с наше, разучится спать.
— Может,покурим?— Предложил Козински.— Два часа уже без перекура.
— Нет,— ответил Рикс.— Хочешь, чтобы мы задохнулись? Вентиляция еле справляется с работой. Фильтры песком забиты.
— Ладно,— Козински пожал плечами.
Все замолчали, и в салоне стало почти тихо, если не считать монотонное урчание движка, завываний ветра и шороха песка.
Внезапно «хаммер» остановился.
— Что,— вскрикнул Рикс, похоже, он тоже успел задремать.— Что случилось?
— Компьютер,— Стоун ткнул в монитор.— Система навигации барахлит.
Я приподнялся и заглянул над его плечом. На мониторе бесновалась песчаная рябь, словно буря каким-то чудом умудрилась просочиться и в процессор компьютера.
— Что за черт?!— Рикс напрягся.— Индивидуальные навигаторы?— он достал свой Джи-Пи-Эс.
Я достал свой.
— Мой сдох,— сказал я. На мониторе навигатора ничего не было. Также обстояло у Козински и Бергмана.
— И мой,— сказали они по очереди.
— Связь есть?— спросил Рикс.
— Тоже, не работает,— Козински тщетно крутил ручки своего ПиАрСи.— Только помехи.
— Можно идти по компасу,— предложил Стоун.— Гирокомпас в норме.
— Ладно, только не торопись,— согласился Рикс.
Остаток пути все молчали, вслушиваясь в звуки за бортом и всматриваясь в непроглядную песчаную пелену.
Буря закончилась столь же внезапно, как и началась, словно кто-то незримый выключил гигантскую воздуходувку. Завывание и шорох песчинок, прекратились мгновенно. Пыль некоторое время все еще витала в воздухе, но скоро и она улеглась. Стоун включил стеклоочистители, и очень скоро перед нами открылась великолепная картина. Прямо по курсу «хамми» раскинулся огромный оазис. До него было не больше сотни метров. Если бы буря продолжалась еще минут десять, мы наверняка въехали прямо в него и впилились в одну из финиковых пальм.
— Что это?— удивленно пробормотал Рикс. Он открыл бардачок и, достав планшет, развернул карту.— Здесь не должно быть оазисов.
— Не должно,— согласился Стоун.— Я точно знаю. Может, это мираж?
— Не похоже,— возразил Рикс.
Мы подъехали к оазису вплотную. Он не был миражом. Сочная зелень пальм и кустов приятно контрастировала с унылым пустынным ландшафтом и ярким безоблачным небом. Растительность его была на удивление чистой, на ней не было ни одной пылинки, словно оазис был накрыт стеклянным колпаком, или песчаная буря миновала его.
— Странно все это,— Стоун объехал оазис вокруг и, найдя, удобный въезд, направил «хамми» в зеленые заросли.
Внутри оазиса было еще красивее. Здесь было как в настоящем раю. Маленькое озерцо с кристально чистой водой радовало наши, уставшие от напряженной темноты глаза. Мы покинули джип и, перво-наперво, прочесали оазис. Нашей радости не было предела. В оазисе не было ни души, только птицы, весело щебетавшие в кронах деревьев. После обхода Рикс разрешил всем искупаться и перекусить. Мы с радостью скинули одежду и почти полчаса как дети по очереди плескались в прохладной воде озерца. Затем, как следует перекусив, мы устроили привал. Рикс не торопил нас, наверное, ему самому не хотелось покидать это дивное место. Лично на меня оазис произвел странное впечатление. После купания в озере я почувствовал необычайный прилив сил. Мне было так хорошо, словно я попал в настоящий Рай. Меня охватила безмятежность. Мне хотелось лечь и остаться здесь навсегда. Я завалился на песок и, закрыв глаза, попытался вспомнить дом и испытать хоть какое-нибудь ностальгическое чувство по нему, но его не было. Не знаю, сколько я провел в таком состоянии, из него меня вырвал грохот выстрела. Я открыл глаза и резко сел на месте. Это был Козински. Он стоял с дымящейся винтовкой и смотрел куда-то вглубь зарослей.
— Мазила!— смеялся над ним Бергман. Он показывал на Козински пальцем.— Не мог с десяти метров в фазана попасть.
— Я попал в него,— оправдывался тот.
— Ну, да,— Бегрман продолжал подтрунивать.— С него даже перышка не упало. Вы видели, как он полетел.
— А ну, прекратить пальбу!— рявкнул Рикс. Он купался последним и, похоже, когда Козински устроил охоту на фазана, находился в воде. Теперь он стоял перед нами мокрый и голый.— Я кому-нибудь разрешал стрелять?
— Нет,— Козински виновато потупил взор.— Я увидел его и машинально выстрелил. Это инстинкт охотника.
— Это инстинкт дебила,— Рикс раскраснелся от злости.— Ты забыл, что в пустыне выстрел слышно за сотни километров.
— Виноват,— Козински опустил винтовку.— Я думал, свежее мясо сейчас было бы кстати.
— Ладно, проехали,— Рикс немного оттаял.— Но больше без самодеятельности. Все поняли?
Мы рявкнули «Есть, сэр! Так точно, сэр!» и Рикс разрешил нам еще раз искупаться. Мы уже собирались вновь забраться в озеро, как вдруг, из зарослей появился старик. Это был араб в полосатом как арбуз халате и классическом тюрбане поверх клетчатой накидки от солнца. Он, не спеша, приблизился к нам. Оружия у старика не было, только кривой кинжал с костяной ручкой в ножнах на поясе, но Рикс все равно остановил его и заставил поднять руки. Старец замер с поднятыми руками, и что-то заговорил тихим, спокойным голосом.
Рикс посмотрел на Бергмана, тот хорошо знал и курдский, и арабский.
— Что он говорит?
— Спрашивает, зачем мы стреляли,— перевел Бергман.— Сказать ему, что мы пытались подстрелить птицу на ужин?
Рикс кивнул.
Выслушав объяснение Бергмана, старик укоризненно покачал головой и вновь о чем-то заговорил.
— Он говорит, что мы поступили очень плохо. Здесь нельзя стрелять, этот оазис священный. Говорит, это единственное место, где нога Аллаха когда-либо ступала на землю.
— Похоже,— Рикс улыбнулся.— Здесь как в Раю. Скажи ему, мы больше не будем стрелять.
Бергман на арабском повторил слова командира.
Старик удовлетворенно кивнул и уже хотел уйти, но Рикс остановил его.
— Как называется это место?— спросил он.
Выслушав вопрос в переводе Бергмана, старик пожал плесами и сказал одно единственное слово.
— Никак,— сказал Бергман.— Оно никак не называется.
Старик ушел.
— Интересно, откуда он взялся?— поинтересовался я.— Мы прочесали весь оазис, здесь никого не было.
Все пожали плечами.
— Может, сидел на каком-нибудь дереве?— предположил Козински.
— Ел финики?— усмехнулся Стоун.— Ты видел его? Он же подпрыгнуть не сможет, рассыплется. Куда уж ему на дерево забраться.
— Бог с ним,— Рикс махнул рукой.— Он не опасен. Искупаемся и в дорогу.
— Не уверен,— возразил Стоун.
— Что значит «не уверен»?— Рикс удивленно поднял брови.
— Компьютер по-прежнему не работает, а солнце вот-вот начнет садиться,— ответил Стоун.— Топлива на пределе, если заблудимся, до базы может не хватить, а без гирокомпаса нам не выбраться. Мне кажется, отправляться в дорогу, на ночь глядя, опасно.
Рикс задумался.
— Согласен, ночью с включенными фарами мы отличная мишень,— сказал он.— Что со связью?
— Все также,— констатировал Козински.— Радиостанция молчит.
— Ладно,— Рикс махнул рукой.— Остаемся до утра, возможно за ночь связь восстановится.— Было видно, что он принимает это решение не без удовольствия. Ему, как и всем нам, по-прежнему не хотелось покидать оазис. Нас словно затягивало в него.
Перед отбоем мы разбились на смены и, выставив караул, завалились спать.
Я заснул мгновенно, мне даже не пришлось считать овец на ферме своего дедушки в Кентукки.
На смену меня не разбудили, я проснулся сам. Была еще ночь, и полная Луна, сиявшая над оазисом как арабский серебряный поднос, заливала все вокруг своим магическим светом. В небе загадочно мерцали звезды, цикады в кронах деревьев сходили с ума. Настоящий Рай. Я посмотрел на часы. Стрелки показывали начало пятого, я уже десять минут как должен был сменить Стоуна. Я приподнялся и сел. Стоун сидел неподалеку. Он спал. Его голова безвольно повисла, уткнувшись подбородком в грудь.
— Вот, задница!— пробормотал я и, поднявшись, подошел к Стоуну и пнул его ногой.— Спишь?!
Тот испуганно вскинул голову.
— Нет.
— Как нет,— возмутился я.— Ты минут десять, как должен был меня разбудить.
Стоун посмотрел на часы.
— Виноват, задумался.
— Ладно,— я махнул рукой.— Придется тебе подождать, пока я схожу отлить.
— Без проблем,— Стоун зевнул.
— Только не спи,— я направился к краю оазиса. Мне не хотелось осквернять священную землю, в голову запали слова старика, и я решил помочиться в пустыне, благо она была недалеко.
Справив нужду, я вернулся обратно. Прошло минуты две не больше, а Стоун вновь спал, свесив на грудь свою беспечную башку. «Вот, гад!»— разозлился я.— «Сейчас подойду и отвешу ему подзатыльник». Я ускорил шаг и, вдруг, замер как вкопанный. На прогалине возле моих спящих товарищей выросли шесть темных фигур. Это были иракцы. Я узнал их по тюрбанам и халатам. В руках некоторых я заметил ружья. «Черт!» Я вскинул свой карабин и прицелился в араба, нависшего над Стоуном. У меня было преимущество, мой CAR-15 был оснащен глушителем. Я мог уложить пару тройку чужаков, прежде чем они поймут, что происходит. Когда перекрестье прицела замерло на голове иракца, тот вскинул руку и в лунном свете холодным огнем сверкнул кривой клинок арабской сабли. Медлить было нельзя, я нажал спусковой крючок. Послышался хлопок, приклад мягко ткнулся в мое плечо, но араб даже не шелохнулся. Промазал?! Но этого не может быть. Я был лучшим в группе и стрелял, по оценке инструктора, лучше Бога. Араб резко опустил саблю, полоснув Стоуна по шее.
— Не-е-е-ет!— истошно завопил я и ринулся на чужаков, набегу поливая их свинцом.
Услышав мой крик, наши ребята вскочили и принялись палить в иракцев. Арабы ответили встречным огнем. Началась настоящая бойня. Дым и грохот наполнили оазис, до смерти перепугав спящих в кронах деревьев птиц. Я видел, как Рикс завалил одного бедуина и, усевшись на него верхом, принялся кромсать его своим огромным армейским ножом. Один из арабов, заметив меня, развернулся и выстрелил. Я почувствовал легкий толчок в плечо, но боли не было и я, нырнув за дерево, продолжил стрельбу. Арабы отступили. Они, отстреливаясь, пятились к зарослям и вскоре исчезли за ними. Пальба прекратилась. Я подбежал к парням и мы, рассредоточившись, заняли оборонительную позицию. Противник ушел. Мы вслушивались в звенящую тишину, но никто не появлялся.
— Уилсон, какого черта?!— взревел Рикс.— Как ты мог подпустить противника?
— Я…— я замялся, мне не хотелось продавать Стоуна, тем более, что видел как он погиб.
— Это моя вина, командир,— отозвался «убитый» Стоун.— Он пошел отлить перед сменой, а я расслабился и заснул.
— Стоун?!— Я почувствовал, как по мое тело покрывается гусиной кожей и по спине разливается неприятный холодок.— С тобой все в порядке?
Я приподнялся и посмотрел на него. Он, как ни в чем не бывало, сидел и таращился на меня своими выпученными, как у собаки страдающей запором, глазами.
— В порядке,— он почесал шею и мне на мгновение показалось, что его отрубленная, но чудом удерживающаяся на плечах, голова сейчас покачнется и упадет на землю.— А почему ты спрашиваешь?
Я открыл рот, чтобы сказать ему, что видел, как араб рубанул его саблей, но тут послышался шорох. Мы все резко развернулись на звук и вскинули ружья. Это был старик. Он стоял прямо перед нами. Луна светила ему в спину, отчего его темный силуэт выглядел зловеще. Он не дал нам открыть рот и первым заговорил. Его речь была резкой и продолжительной. Мы стояли и слушали его, как школьники, отчитываемые учителем. К гадалке ходить не надо, чтобы догадаться, что старик нами недоволен. Когда он, наконец, угомонился, Бергман начал переводить.
— Старик сказал, что мы ослушались его и осквернили святыню. Теперь на нас лежит проклятие. Аллах покарает нас,— Бергман говорил с легкой иронией, он не верил старику. Самое страшное уже позади.— Короче, все остальное в том же духе.
— Скажи ему, мы его прекрасно понимаем, но у нас не было выбора,— сказал Рикс.— Враг напал первым, мы были вынуждены защищаться.
Старик выслушал Бергмана, бросил короткую фразу и, развернувшись, вновь удалился. На этот раз Рикс не стал его останавливать дополнительными вопросами. Все и так было ясно.
— Он сказал, что мы его все равно не поняли,— перевел последние слова старика Бергман.
— Бог с ним,— вздохнул Рикс.— Раненные есть?
Все напряженно замолчали.
— Что?— не понял Рикс.— Я спросил, кто-нибудь ранен?
— Нет,— ответил я.
— И я нет.
— И я.
Все ответили отрицательно.
— Странно,— Стоун вновь почесал шею и мне снова показалось, что его голова вот вот отвалится.— Мы палили, резали арабов ножами, они делали тоже самое, но никто из нас не пострадал.
— Из них, похоже, тоже,— усмехнулся Козински.— Ты видишь хоть один труп.
— Нет,— пробормотал Стоун.— Они все ушли.
— И крови нет,— заметил я, разглядывая залитый лунным светом песок. На нем не было даже капли крови, только наши следы и куча стреляных гильз.
— Что за черт?!— Рикс нервно усмехнулся.— Может старик не лжет и здесь действительно святое место.
— Я же говорил вчера,— воскликнул Козински,— Что попал в этого гребаного фазана. Я говорил.
— Заткнись!— буркнул Рикс.— Нужно срочно валить отсюда, тем более, уже светает.
Мы согласились. От нашего прежнего эйфорически-беспечного состояния не осталось и следа. Теперь наши души наполнял смертельный холод.
Мы собрались быстро. Побросали вещи в «хамми» и рванули из оазиса так, словно за нами гналась вся армия Хусейна. К этому моменту солнце уже поднялось над горизонтом и его первые лучи позолотили верхушки деревьев. Красотища была безумная, но она не радовала нас.
«Хамми» пересек границу растительности и, резво подпрыгнув на бархане, коснулся колесами поверхности пустыни, и тут началось…
Острая боль пронзала мое плечо, словно кто-то невидимый внезапно пронзил его раскаленным прутом. Я еле сдержал стон. В глазах потемнело. Как назло, Стоун прибавил скорость и «хаммер» понесся по пустыне галопом. Меня швыряло из стороны в сторону. Я бился раненным плечом о боковое стекло, заваливался на кричащего благим матом Козински. Сквозь черный туман, заволакивавший мои глаза, я видел, как Стоун бросил руль и обеими руками вцепился в собственную голову. На его шее образовалась узкая красная полоса. Она медленно расширялась, и из нее выступили капли крови. Когда машину в очередной раз тряхнуло, голова Стоуна дернулась в сторону и отделилась от шеи. В потолок «хамми» ударила струя крови. Обезглавленное тело Стоуна задергалось в конвульсиях и завалилось на командира. Кровь, пульсируя, все еще выплескивалась из его аорты на колени Рикса, но тот не реагировал. Он сидел, откинув на подголовник мотающуюся из стороны в сторону голову. «Хаммер», завывая двигателем, продолжал нестись по пустыне. Очевидно, нога Стоуна по прежнему давила на педаль акселератора. Я перевел взгляд на Козински (тот все еще орал) и почувствовал, как к моему горлу подкатывает плотный комок слизи. Из распоротого живота Козински на колени выпали блестящие фиолетовые внутренности. Бергман сидящий за Козински не двигался, он завалился вперед и уперся головой в спинку кресла Рикса. В его спине зияли несколько рваных отверстий. Вся его одежда насквозь пропиталась кровью. Превозмогая боль, я приподнялся, протиснулся между креслами Стоуна и Рикса, дотянулся до замка зажигания и, провернув ключ, заглушил мотор. «Хамми», конвульсивно дергаясь, остановился. Я откинулся на спинку своего кресла и отдышался. Меня все еще мутило. В салоне пахло кровью, блевотиной и дерьмом. Я открыл дверь и выпал на теплый песок, ударившись при этом раненным плечом. Из глаз моих посыпались искры. Если бы рядом был бензин, он наверняка загорелся. Пролежав так не меньше десяти минут, мне, наконец, удалось собраться с силами и подняться.
Я перетащил тело и голову Стоуна на заднее сиденье, а сам сел за руль, завел двигатель и, выкрутив баранку, направил «хаммер» обратно к оазису. Я делал это вполне осознанно, так как в моей голове созрел план. Теперь я знал, о чем толковал старик. Оазис место, где нельзя умереть, нельзя получить ран, так как там ты находишься под покровительством Бога, или Аллаха, как его называют арабы. Но невидимые раны открываются, стоит только покинуть священное место. Я подумал, а что если вернуть мертвых в оазис, может, божественные силы вернут им жизнь. Я вернулся. Подъезжая к оазису, я наткнулся на джип арабов. Он стоял с закрытыми дверями. Что творилось внутри него, я не видел, так как все стекла машины были забрызганы и заляпаны кровью. У оазиса меня встретил старик. Он остановил меня, подняв вверх свою морщинистую руку. В другой руке старика я заметил фазана. Я остановил «хаммер» и, открыв дверь, вышел. Старик стоял на краю оазиса и ждал меня. Было видно, что он не хочет выходить в пустыню. Может, и он когда-то получил смертельные раны и теперь не может покинуть спасительную территорию. Я приблизился к нему и старик заговорил. Он говорил медленно, без эмоций. Я не понял ни слова, но было ясно, что он отчитывает меня за совершенную нами роковую ошибку. Я промолчал. А что я мог ему сказать? Только кивнуть в знак благодарности за то, что он пытался предупредить нас. В завершение своего монолога старик протянул мне фазана. Птица испуганно забилась в его руках. Я видел, как ее зрачки расширились от страха.
— Зачем?— спросил я.— Зачем он мне?
Старик сокрушенно покачал головой. Он обошел меня и сделал несколько шагов в пустыню. Я удивленно уставился на него.
— Что ты делаешь?
Старик повернулся ко мне лицом. Фазан в его руках бился в конвульсиях. Я видел, как сквозь пальцы старика сочится кровь несчастной птицы. Сначала я подумал, что старик раздавил ее своими руками, но потом понял, он не убивал фазана, его убили мы. Это была та самая птица, которую вчера подстрелил Козински. Старик постоял немного, пока фазан не перестал шевелиться, затем вернулся в оазис и бросил его к моим ногам. Птица была мертва. Она не ожила, вернувшись на святую землю. Теперь я знал, что хотел сказать старик.
Я не смог вернуть к жизни товарищей. Оазас не воскресил их.
На базу я вернулся вполне благополучно, если не брать во внимание пару остановок, чтобы проблеваться. На удалении в километр от оазиса, система навигации «хаммера» и радиостанция заработали как ни в чем ни бывало.
В госпитале меня опросили. Я изложил события устно и письменно, но мне никто не поверил. Мне приносили карты, аэрофотоснимки. Просили показать на них оазис, но я не смог этого сделать. Его не было ни на тех, ни на других. Позднее, после выписки из госпиталя, меня несколько раз опрашивали сотрудники армейской разведки и разных спецслужб. Всех интересовало одно и тоже, что же случилось на самом деле, но правде не верил никто. И это не удивительно. В реальной жизни людей подобных Фоксу Малдеру не бывает.
Я уволился из армии, хотя мое ранение позволяло мне продолжить службу. Нет, я не струсил. Случившееся не напугало меня до полусмерти, на войне бывают вещи похуже, но я уяснил для себя одну истину. Мы рождены для того, чтобы жить, а не убивать или быть убитыми. Смерть приходит к нам один раз, и обратной дороги из царства теней нет. Так стоит ли стремиться туда самому и отправлять туда других? Имеем ли мы на это право? Теперь я знаю точный ответ.
Санкт-Петербург,
23 декабря 2003 года