Что может быть хуже ранней влажной и ветряной зимы, сразу после холодного и дожливого лета, практически минуя золотую осень? Я, если честно, не очень люблю лето, солнце, жару, пыль... Меня вегето-сосудистая дистония начинает донимать – голова кружится, кажется, что сегодняшний день будет последним, иногда даже руки дрожат. Но то что было в этом году – это слишком даже для меня. Каждый вечер, глядя на серый город через стекло машины, протираемое ежеминутно щетками, я мечтал о том, как буду умирать вместе с осенью, задыхаясь чуть сладковатым воздухом, пахнущим золотыми и красными листьями. Я ждал тех дней, когда деревья будут как будто что-то спрашивать, чего-то ждать. Я буду лежать в разноцветных кучах листьев и смотреть в прозрачное небо.
Вместо этого, такое вот славное лето плавно перетекло в зиму с со снежным дождем или, может, мокрым снегом, холодным ветром и чувством безысходности. Впервые в жизни я посчитал – зима длится у нас полгода, 6 месяцев. Это ужасно. Это выше моих сил. Оказалось, что я к этому не готов. И стал думать, где бы мне найти золотую осень. Оказалось, что она в полной красе дефилирует по Западной Европе. И я бросился в самый центр, в город Амстердам. Но попасть туда оказалось можно, лишь пройдя одно испытание.
Я должен был лететь рейсом Аэрофлота совместно с какой-то Ирландской авиакомпанией. И в самолете вместе со мной летели люди, которые летели в Дублин или Белфаст – куда точно, не помню, с посадкой в Амстердаме. Короче, транзитный рейс, или как это там у них называется. Еще на паспортном контроле, это как раз там, где самые большие и безнадежные очереди, рядом со мной стояла милая девушка. Внешность у нее была не очень славянская – невысокая брюнетка со смуглой кожей и большими карими глазами. Что-то неуловимое восточное, но что именно, я не смог осознать. После преодоления этой небольшой пытки я рванул за сигаретами и потерял ее из вида. И забыл ее, потому что поход в магазин тэкс-фри это тоже событие.
Что бы попасть в сам самолет, нужно постоять еще в одной очереди, и снова мы оказались рядом. Она пристально на меня смотрела, настолько пристально, что я решил расспросить ее о происхождении. История того, как произошло смешение генов ее семьи, было небезынтересным. Сама девушка родилась и выросла в Бразилии, а работала в Ирландии в крупной транснациональной компании, производящей всем известные зубные пасты, кремы и прокладки.
Но это не самое интересное в ее жизни. А ввел в какой-то романтический ступор меня тот факт, что папа ее был японцем, причем не просто японцем, но еще и летчиком, пилотом международных авиалиний, а мама – простая бразильская домохозяйка. Бразильцы, тоже, кстати, люди небанальные – потомки иберийских завоевателей, ассимилировшиеся с коренными жителями материка, известного нам как Америка. Что касается индейцев, ничего оних сказать не могу, думаю только, что раса очень древняя, очень интересная, но и испанцы то с маврами имели, думаю, какие-то связи во время Конкисты.
Соответственно, я предположил, что девушка должна быть с очень страстным темпераментом, несмотря на трудоустройство в крупной Западной фирме и позицию экономиста. Наверное, во сне ей не раз приходили смутные образы предков, чьи земли так причудливо раскинулись по обе стороны Атлантики и даже, с отцовской стороны, омывемые не каким иным, как знаменитым Великим или Тихим океаном же. То бишь, иными словами, девочка эта вобрала в себя многое от предыдущих поколений, и в ней возродились разные культуры, разные стили. Более того, я был просто уверен, что все вышеизложенное наполнило ее душу еще более яркими и фантастичными красками.
А, может, все это мои псевдо-романтические фантазии, вызванные страстным желанием перечитать Тика и Гофмана. Вполне допустимо, что во сне она видит Ирландские пабы и розовощеких коллег по работе, выпивающих вдесятиром за вечер вприкуску со льдом литровую бутылку водки, которую она традиционно купила в аэропорту. Но эти мысли стали приходить мне в голову позже, а тогда между ее слов я видел мрачных, полных достоинства индейцев, неизменно с огромной трубкой, дымящей галюциногенами, я видел жесткие, радостные глаза одетых во все белое японских воинов, сидящих как-то враскоряку, в позе лотоса. Между ними мелькали корсары, отряхающие пену морскую шпагой с ботфорт и неизменно прикладывающиеся к бутылке рома. На плече корсара сидит попугай, а в кармане его бренчат пиастры. Впрочем, достаточно фантазий.
Естественно, просто иначе и быть не могло, наши места оказались рядом. Соседние кресла. Совпадение это не удивило меня вовсе. В свете вышеизложенного это было просто очевидным. Мы сидели и мило разговаривали на разные темы, даже Оскара Уальда обсудили, которого она, как ни странно, читала когда-то. И даже неплохо помнила некоторые афоризмы. И даже смогла оценить шутку одного из моих друзей, который, поздравляя меня с недавним днем рождения, сказал, чот ему очень любопытно и интересно наблюдать, как за время нашей дружбы я неуклонно превращаюсь из Дориана Грея в Лорда Генри. Более месяца я нахожусь под впечатлением от этой изысканной остроты!
Так и прошел недлинный и более чем благополучный полет и ничто не предвещало последующей развязки. Очень странно, для меня это было впервые в жизни, когда самолет пошел на посадку, я вдруг начал испытывать безотчетный страх. Даже словами не опишешь. Просто стало как-то не по себе, и я на мгновение понял, что погибнуть – это реально, это очень просто, я нахожусь на волосок от гибели, от меня ничего не зависит, а, главное, деваться некуда. Он нехорошо стало, как будто Пан пристроился за спиной и прямо в ухо загудел на своей волшебной свирели.
И вдруг она пристально на меня посмотрела, придвинулась ко мне вплотную, подняла ручку сиденья, разделяющего нас и сказала, что она видит, что мне страшно, и дала мне свою руку.
Ее кожа была мягкой, смуглой и теплой. Я весьма падок на тактильные ощущения, если мне сразу не понравится прикосновение к кому-то, то потом уже едва ли я смогу преодолеть отвращение к этому человеку. То есть за бабки или за какие-то блага я любовью с неугодным мне человеком заниматься не смог бы. Ну или смог бы, видимо, только в качестве пассивного пидора, но пока мне этого никто не предлагал. По крайней мере, больше чем за 10 долларов (эту сумму я называю минимальной ценой, начиная с которой можно задумываться о предложении). Впрочем, что-то я начал отвлекаться на столь любимую мной фекально-генитальную тему.
Через какое-то время самолет наш приземлился, надо сказать, вполне успешно, и смертный час моей отложился на неопредленное для меня время. И по идее мы должны были сказать друг другу прощай, потому что едва ли какие-то новые совпадения могли сделать так, что мы увидимся снова.
После посадки те, кто летел в Амстердам, забрали свои вещи и ушли, а те, кто должен был лететь дальше, в Ирландию, остались в салоне. Им выдали новые посадочные талоны и после этого они тоже вышли в зал ожидания, самолет должны были дозаправить, почистить салон. Короче на все про все дали сорок минут. Я ее подождал, и мы пошли прогуляться до ближайшего киоска с кока-колой. Это был, несомненно, повод, так как кока-колу не пила ни она ни я. Я ее не пью, потому что в ней много сахара, консервантов и различных канцерогенов. Да и цвет у нее какой-то фекальный. Почему она тоже не употребляет этот столь популярный напиток, мне сказать сложно. Наверное, по тем же причинам. Впрочем, это совершенно непринципиально.
В какой-то момент мы повернулись друг к другу, встретились взглядом, и я начал ее целовать. Она была очень мягкой, очень вкусной, от нее так хорошо пахло. Также очень приятной была смуглая кожа. По какому-то наитию мы пошли в туалет для инвалидов, тот самый, где много места и странный широкий унитаз, и там позанимались любовью. Учитывая вышеизложенное, все это было очень экзотично, словно я прилетел в волшебный мир, туда, где можно сразу оттрахать всех тех, кто тебе симпатичен, а потом посадить в самолет и уехать самому, куда душе угодно.
Примерно так и произошло. Через пару минут объявили посадку на ее рейс, она села в самолет и я увидел, как он медленно поехал к главной взлетной полосе. А я пошел на паспортный контроль, где стоя в очереди, очень нервничал и переживал, что, пока я доеду до самого Амстердама, закроются все кофешопы. Вокруг меня плыла золотая осень.