ВИЗИТ К ПУШКИНУ
(Проводник, часть 1-я)
Туман понемногу рассеялся, проступили очертания ныне знаменитого на весь мир сельца: господский дом на берегу речки, хозяйственные постройки, крестьянская утварь. Да, всё почти так же, как у нас, в ХХI-м. Разве что ветхости чуть поболее. Что ж, жилье-то настоящее, не музей, как в НАШЕ время.
На дворе ночь, окна господского дома пока освещены. Снег хрустит под ногами, подхожу ближе, заглядываю в окошко... Он!! Сидит, пишет, склонив курчавую голову над ворохом листов. Кто знает, может, именно сейчас рождается «Онегин»? Постучать? Боязно... Но время, время уходит! Другого такого шанса наверняка не представится. Набираю воздух в легкие, задерживаю дыхание - сердце готово выпрыгнуть. Стучу.
Он поднимает голову. Зовет няню, что-то говорит ей. Старушка (Арина Родионовна! Точно она! Знаменитая ЕГО старанием!) выскальзывает в сени. Гремит засов, дверь приоткрывается.
- Кто там поздно так? - Увидала меня. - Сударь, кто вы?
- Арина Родионовна, голубушка, простите Бога ради! Я к Алексан-Сергеичу. ...НАрочный из Санкт-Перербурга, - бухаю первое, что приходит в голову.
Меня приглашают в дом. Волнуюсь так, что вот-вот станет дурно. Но - иду ва-банк, раз уж согласился на такое путешествие.
- Александр Сергеич, нАрочный к вам, - говорит старушка.
- Да-да, пусть войдет.
Вхожу, топчусь у порога комнаты - вижу, он занят: творит, не хочет мысль упускать.
- Сударь, вы ко мне? - говорит, не отрываясь от листов. - Чем обязан?
С трудом проглатываю подступивший к горлу ком волнения:
- К вам, Александр Сергеич. Долго не задержу, не хочу мешать. ЧтО за дело - сейчас объясню (а про себя подумал: «Если смогу, если получится»).
- Присаживайтесь, сию минуту буду к вашим услугам, - это он мне.
«Сия минута» длится минут пять-семь. Но я - я-то не в претензии! Просто быть здесь, рядом с НИМ - это уже фантастика!
Наконец он откидывается, довольный. Посыпает лист песочком, стряхивает, удовлетворенно кивает:
- Готово! - И вспомнив, наконец, о посетителе, поворачивается ко мне лицом...
Я вижу живого Пушкина? Это НЕВЕРОЯТНО! Приоткрываю рот, но слова застряли там, в глубине, так и не сумев родиться.
Он ждет, всматриваясь в мое лицо, затем переводит удивленный взгляд на мою одежду... И наконец прерывает затянувшееся молчание:
- Итак, сударь, я готов вас выслушать. Однако... кто же вы, все-таки? Одеты как-то странно...
Что ж, семь бед - один ответ. Вперед, путешественник! Не ожидал, что будет так сложно? Ничего не поделаешь, отступать поздно.
- Александр Сергеевич, дорогой, - начинаю медленно, неуверенно, пытаясь подбирать слова и предвосхитить его реакцию. - Видите ли, я - странник, в некотором смысле даже «странник во времени».
Он пока никак не реагирует, ждет продолжения. Как же быть, чтО бы сказать такое, чтоб он не принял меня за сумасшедшего? Решаю, наконец, продолжить так:
- Скажите, что вы думаете о будущем? Как его себе представляете?
Он откидывается на спинку кресла, в глазах вспыхивает озорная искорка, а губы трогает чуть заметная улыбка:
- Сударь, вы - сочинитель? В некотором роде мой коллега, я правильно вас понимаю?
- Н-ну-у... если «в некотором роде», то пожалуй да. - Чувствую, что начинаю успокаиваться, поскольку, судя по всему, наметилась платформа для взаимопонимания. - Значит так... - медленно и мучительно собираюсь с мыслями. - Александр Сергеич, вы - человек исключительно грамотный... и для своего времени передовой, потому вам понять меня будет, надеюсь, несложно... Вы назвали меня сочинителем, и даже записали в свои коллеги, чем я весьма польщен. Но представьте, что вам... скажем, некий издатель предложил изложить на бумаге ваши представления о том, какой вы видите цивилизацию, а если проще - Россию, допустим, через... двести лет. ЧтО бы вы написали?
Он хмыкнул неопределенно, но идея ему, похоже, понравилась.
- Милостивый государь. Конечно, было бы вежливей с вашей стороны все же сперва представиться. Но чувствую, вам по какой-то причине сделать это непросто. (Я кивнул, соглашаясь). Посему давайте поступим так: я готов вас выслушать, но льщу себя надеждой, что вы все же не останетесь инкогнито, и в продолжение нашей беседы раскроете тайну вашего появления здесь, не так ли?
Я усиленно закивал, обрадованный тем, что он идет мне навстречу, понимая мои трудности.
- Что же касается вашего, полагаю - гипотетического предложения от некоего издателя, должен сказать, что не особенно задумывался над тем, какой будет Россия два века спустя. Но надеюсь, все же БУДЕТ, что само по себе не так уж и плохо. А в деталях? Интересно, конечно, помечтать на сей предмет. Скажем, так: человек, гражданин в то далекое время будет свободен, это первое. Мои пра-, пра- ...внуки, хочу надеяться, будут достойными россиянами, возможно, кто-то из них станет литератором, как их... пращур, сиречь я, Александр Пушкин. Иные из Пушкиных, Бог даст, будут творить российские законы во благо обществу. Что же до вирш, которые кропает ваш покорный слуга - думаю, к тому времени люди их позабудут, не до стихов им будет, иными делами вся жизнь будет заполнена... Сударь, вы улыбаетесь так, будто что-то знаете!
- Знаю, Александр Сергеич! - выскочило у меня. И вдруг прорвалось:
«Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит...»
Взгляд Пушкина стал серьезным и внимательным:
- Сие ВЫ написали, сударь? Очень, очень неплохо!
- Нет, Александр Сергеич, - поспешил возразить я. - Это напишете ВЫ лет... через десять, это ВАШИ стихи!
- Простите, милостивый государь! - жестко возразил он. - Я не писал таких стихов, и теперь уж точно не напишу, потому чужих идей мне не надобно, своих предостаточно.
Что я мог ответить на это? Поспешил, эх поспешил! И теперь придется расплачиваться. Мне стало страшно: а вдруг и в самом деле не напишет?! Выходит... я своей спешкой навредил русской литературе: память у Пушкина цепкая, и когда в будущем придет ему в голову идея «Памятника», этих строк он точно не напишет, поскольку будет считать их чужими. Что я натворил!!
Может, «слинять», пока не поздно? Покуда снова чего-нибудь не испорчу? Но куда? На улицу, в мороз? «Проводник» ждет только через пару часов, такой был уговор, а болтаться два часа ночью, в темноте да на морозе, хоть и по Михайловскому - мало приятно. Замерзну. А если рвануть в Тригорское? Еще хуже, уж там-то «странного странника» точно не ждут, поди объясняй, кто ты да откудова. Не-ет, хоть умри, но часа полтора надо бы как-то продержаться. Что ж, вперед! Но только осторожней! О-сто-рож-нее!! С эпохами не шутят, тем более, если ты – «странник во времени». «Не навреди» - так, кажется? Вот и не вреди!
- Александр Сергеич, - начинаю медленно, опасливо исправлять свой промах. - Забудьте про те строки, что я вам только что прочитал. Чьи они - не столь уж важно. Важно другое: вся Россия нынче знает Пушкина. Неужто полагаете, что ваше творчество когда-либо будет забыто людьми? Я в это не верю. Хотя бы потому, что вы - часть России, не побоюсь сказать - ее душа.
- Эк хватили, любезный! «Ду-ша», говорите? А Державин, Жуковский, Козлов? Они что - не душа? - вроде бы осердился он, но не натурально: чувствовалось, что доволен, поскольку фальши да лести в моих словах не усмотрел.
- Вы правы, абсолютно правы! - поспешил я заверить его. - Душа России - понятие весьма широкое. Но, уверяю вас, Пушкин в ней - величина самая существенная.
Он, улыбнувшись, погрозил мне пальцем:
- Ох и хитер же вы, сударь!
«Ф-фу, кажется обошлось!», облегченно вздохнул я.
- Так чтО там еще интересует вашего издателя? - вернулся он к моей теме. - Может, и в самом деле упростим задачу: вы спрашивайте, а я уж постараюсь отвечать, как сумею, не кривя душой?
- Согласен, Александр Сергеевич, так оно и в самом деле будет проще. Вы готовы?
- Спрашивайте, спрашивайте. А то ведь, чего доброго, начну спрашивать я...
И оставшиеся у меня два часа промелькнули настолько быстро, что с трудом вернули меня к реальности: через десять минут я должен быть там, возле «Проводника»! Меня ждут, чтобы вернуть назад, в мой ХХI-й век. А уходить не хотелось, тем более, что Александр Сергеевич после всего услышанного, кажется, пребывал в весьма напряженном раздумьи. Не повредило бы ему! Конечно, у гения, соответственно, гениальный мозг, способный переварить такое, от чего у обывателя просто крыша съедет. И все же...
Я спросил его, какими он представляет себе будущие города? Он ответил: просторными, с насквозь мощеными улицами. Экипажей - видимо-невидимо. И почтовых карет, сказал он, в России будет неизмеримо больше: люди всегда хотят более тесного общения, и письма их должны будут идти по России много быстрей.
- Ну а летать люди, как думаете, смогут? - спросил я.
- Это что ж, как братья Монгольфье? Да отчего же нет! Уж всяко через две сотни лет придумают материю попрочней да шары будут шить побольше. Глядишь, люди не по-двое, а десятками смогут летать.
- Александр Сергеевич, - не унимался я. - Ну а так же летать, как, скажем, птицы, люди смогут?
Он задумался, поскреб мизинцем макушку:
- Так ведь... у Леонардо не получилось с его летательным аппаратом. А уж какой ум был! Может, после него и пытаться не стоит? Не дано человеку крыльями махать, не сдюжит он, сердцем слаб.
- Ну хорошо. - Я все еще не мог остановиться. - А предположим, что ученые умы России, Европы, Америки придумают нечто такое, некие аппараты, которые смогут сами передвигаться: по земле - без лошадей, а там уж и по воздуху. Да и - как знать? - почему бы человеку не слетать когда-либо и на Луну?
- Ну-у, любезный, это уж вы хватили! - засмеялся Поэт. - Что человеку на Луне-то делать? Нешто на грешной матушке-Земле дел мало? - Помолчал, покрутил головой. - Экий вы, право, фантазер. Неужто и тот ваш «издатель» такой же? А впрочем... чего ж не мечтать, когда мечтается? И касательно ваших «летательных аппаратов» да «экипажей без лошадей» - занятно. Сами додумались?
Время, отведенное мне «Проводником», почти вышло. Если не уложусь в рамки - просто исчезну. Навсегда. В том числе из своего века. Надо поторопиться, и в то же время - достойно выйти из беседы и ситуации. Опытные люди предупреждали: будет непросто! Но я, выслушав их, решил все же рискнуть - слишком уж велик был соблазн повидать Гения, побеседовать с ним. Когда продумывал свой визит, собирался было представить Поэту доказательства своей принадлежности к иному времени: свои электронные наручные часы, несколько объемных фотографий Земли из Космоса, снимок сельца Михайловское и именья Тригорское в наше время. Хотел показать и обычную шариковую ручку (жаль, дарить ничего нельзя - строжайше запрещено, чтобы «не навредить», не внести хаос в связь времен). Но всё пришлось отложить. Развитие нашей беседы убедило меня не мутить разум гения «доказательствами», ибо ОН - дитя своей эпохи, ее некоронованный король. Именно благодаря его поэтическому гению эпоха его не умерла: скольких людей, своих современников, спас он от забвения всего лишь фактом общения с ними! ОН бессмертен, и потому бессмертно его окружение!
Вот на такой высокой ноте мне и пришлось изобретать, как выйти из беседы, как закончить свой непрошенный визит.
- Александр Сергеевич, - произнес я, украдкой глянув на часы - так, чтоб он не заметил. - Смею заверить, что я в немалой степени польщен встречей и беседой с вами. Но обстоятельства вынуждают меня откланяться. Что же касается моей личности, то рискну назвать вам лишь свой псевдоним - остальное не столь существенно. Вспоминая обо мне, называйте меня «гостем из будущего», таков мой псевдоним. Высокопарно, говорите? Да уж так случилось. Живу я в трех с половиной сотнях верст от вас, в Ревеле, хотя... Но чтоб добраться до вас, мне понадобилось две сотни лет.
Поэт улыбнулся, покачал головой - он явно счел эту фразу аллегорией.
- И другого случая побывать здесь, смею заверить, у меня не будет, - закончил я. - За сим позвольте откланяться - я сохраню в своем сердце встречу с вами до конца жизни, уверяю вас! И другим расскажу, что видел и слышал вас, расскажу, как это было.
Я встал, протянул ему руку. Он тоже поднялся - он был мне по плечо. Его рукопожатие было крепким, уверенным, несмотря на легкую растерянность во взгляде. Он снова мельком оглядел меня с головы до ног:
- Что ж, сударь, вы так или иначе остались для меня тайной. И эта ваша одежда... диковинный костюм! Неужто такие носят в вашем Ревеле?
Я не стал ничего уточнять.
- Прощайте, дорогой Александр Сергеич. И - прошу, верьте мне! - потомки россиян не забудут вас никогда. Я знаю это наверняка!
Он махнул рукой - бросьте, мол, пустое. Но я уже был у порога. Попрощался с няней, шагнул в темноту.
«Проводник» ждал меня там, где условились - неподалеку от «мельницы крилатой», на берегу Сороти. Вошел, быстро пристегнулся. Привычное, нарастающее легкое гудение... Туман... Всё! «Видение» растаяло. Время вернуло меня на круги своя. А что осталось там, где я только что был? Удивление Поэта от появления таинственного ночного посетителя? Этого странного «гостя из будущего»? Впрочем, я знаю, чтО будет... нет, что БЫЛО там: проснувшись поутру, Александр Сергеевич подивился тому, насколько необычным был его сон. Сон - не более... А я - я-то знаю, что это не так! Знаю, что сна не было, что был ЭКСПЕРИМЕНТ, было «испытание временем», и моя психика это испытание выдержала. И я не нарушил протокола эксперимента, потому-то его и можно считать успешным.
И все же... одно негласное нарушение было, признаю: я украдкой записал на диктофон несколько фраз, произнесенных Пушкиным! Протоколом это действо не оговаривалось, а значит - не запрещалось, поскольку не несло в себе разрушительного воздействия на структуру Времени. И я тайком включаю по вечерам эту драгоценную запись, и слышу ЕГО голос из прошлого:
- «Что ж, сударь, вы так или иначе остались для меня тайной».
18 - 19.10.2002