Чудовищ – трое. Две девочки, Леночка и Варя, и мальчик Кирюша. Парень, правда, ведет себя спокойно. Ему всего три года, и он чувствует, что допущен в это взрослое общество случайно, - в разговор не лезет, тихо возится в углу с подарками. Только изредка восхищенно подхватывает Варин смех.
Варя здесь – главная. Никто не смеет ей возражать, даже Леночка, хотя она и старше на полгода, даже Дед Мороз.
- Ну?
Я поправляю бороду и начинаю:
- Однажды, давным-давно, жила-была девочка, и звали ее Красная Шапочка…
Леночка хихикает, Варя произносит совершенно взрослое «Хм!» и осведомляется:
- Может, еще про Курочку Рябу расскажешь?
Она твердо намерена разобрать Деда Мороза на части и посмотреть, что внутри. Мне страшно, и она это понимает, но пощады я не жду – Варя не жалеет трусов, обманщиков и идиотов. Ну как меня угораздило согласиться? Случайно, наверное, как обычно. Все пришли в восторг: «Здорово, Бабка Мороз, так даже смешнее». Взрослым – смех, детям – досада. Им хочется, чтобы все было, как полагается, без неловкости. А тут я – в полосатой лысой шубе поверх маленького черного платья, с чисто символической бородой и сомнительным басом. Стыдно.
- Однажды, давным-давно, жил-был король, и была у него дочка – красивая-прекрасивая…
Я в их возрасте ужасно любила королевских дочек. Но чудовищам не нужны волшебные истории, им подавай прозу жизни.
- Эту сказку мы тоже знаем. Теть Тань, расскажи про что-нибудь настоящее.
- Какая тетя Таня? Я же дедушка Мороз! Хо-хо-хо! Правда, Кирюша? – спрашиваю я подобострастно. Кирюша смотрит на меня, потом на предводительницу – как ответить? - пожимает плечами и отворачивается. Варя презрительно на меня щурится.
Моя мама очень хочет внука. Надо ее познакомить с Варей Алихановой, пусть поразмыслит, стоит ли.
- Ну?
- Ну… Жила-была однажды одна девушка.
- Где?
- Где? Не знаю. Ну, в Москве, например.
- Не в Москве! – вмешивается Леночка, - В Москве неинтересно. Пусть она за границей жила.
О Господи! За границей! Что я знаю о настоящих заграничных девушках? Вот Мэрилин Монро, например. Была толстая и отравилась, когда поняла, что стареет. Как Клеопатра. Клеопатра была худая, но тоже отравилась, когда поняла, что стареет. Или не худая, и не отравилась, кто ее знает, давно дело было. Не помню. Ничего не помню. Ни одной приличной настоящей истории! Хотя, подождите-ка…
- Однажды, давным-давно, во Франции, жила-была в одной деревне девушка, и звали ее Жанна. Жанна д’Арк.
- Она была красивая?
Не знаю, никогда не задумывалась над этим вопросом. Скорее, нет, вряд ли красивые девушки разговаривают с ангелами, у них, слава Богу, другие заботы. И потом, эта девственность… Но я иду на поводу у слушательниц.
- Очень.
- У нее были золотые волосы?
- Ленка! – Варя вырывает из Леночкиных рук куклу и прячет под подушку, - Что ты глупости все время спрашиваешь? Молчи!
- Черные, у нее были черные волосы, - я пытаюсь вспомнить, что там было дальше. - А во Франции тогда шла война, уже очень давно, целых сто лет.
- Так долго не бывает.
- Ленка! Молчи, дура. А с кем война?
- С англичанами.
- А, - Варя говорит это так, как будто не раз выходила на бой с британцами и прекрасно знает их подлый характер.
- Англичане побеждали, они даже поймали французского короля и заставили отказаться от короны. А Жанна очень хотела, чтобы ее страна стала свободной. И вот однажды она услышала Голос, который сказал ей, что она должна пойти и помочь королю победить англичан.
- Голос? Чей?
- Ну… Как бы это сказать…Она считала, что это с ней Бог разговаривает.
- Это были инопланетяне, - уверенно говорит Леночка, и Кирюша радуется. Он любит инопланетян.
- Ага, конечно, делать инопланетянам больше нечего, как говорить кому-то, что надо делать. Их вообще нет, - Варя чувствительно бьет Леночку по колену, - И вообще, молчите, дайте послушать. Ну и что дальше?
- И Жанна пришла и убедила короля дать ей солдат. А, между прочим, тогда женщине армией нельзя было командовать…
Они слушают меня, и задают все меньше вопросов. А я вспоминаю, что могу рассказать не только про Жанну, но и про бедолагу Бруно, и про Оцеолу, и про Ихтиандра, и про мальчика Альку, который придумывал очень глупые сказки, но которого все равно было ужасно жалко. Всех было жалко – и настоящих, и выдуманных.
Любимые герои моего детства часто гибли, потому что все время пытались добиться чего-то невозможного – счастья, очевидно. Не личного, разумеется, а того, что для всех, даром. Да, да, и пусть никто не уйдет обиженным.
Потом, когда я подросла, они начали меня раздражать. Я разлюбила трагические концы и вступила в эпоху открытых финалов, я променяла своих любимых безумцев на пьющих скептиков, склонных скорее сокрушаться о несовершенстве миропорядка, чем сокрушать негодяев. Скептики казались мне более правдоподобными. Бессмысленное свойство! Подобия правды нет, есть настоящее, как говорит Варя, и ненастоящее.
- …И англичане боялись ее. Они считали ее колдуньей, и обещали много денег тому, кто ее выдаст. И однажды один начальник крепости не выпустил ее и сдал врагам.
- А король? – Леночка хмурится. Хорошо, что я сделала Жанну красавицей, им слаще будет ее жалеть.
- Он все знал. Но у него теперь были войска, и она не была ему больше нужна.
Когда-то я приделывала этой и другим историям счастливые концы – перед сном, слушая, как за стенкой лопочет телевизор, и гремят тарелки, и спорят взрослые о какой-то ерунде. А я, заворачиваясь в жаркий простынный кокон, заставляла короля Франции останавливать казнь: «Я вам запрещаю!», и ставила его на колени, и он, собака, кричал у меня: «Жанна, прости меня! Я виноват! Я отрекаюсь от престола и ухожу в монастырь, а ты будешь королевой!»
- … Но она так и не испугалась. И тогда они сожгли ее на костре.
Варя уже давно плачет – тихо и сердито. Леночка до последней минуты легкомысленно надеялась на счастливый конец, и глаза ее заблестели только сейчас, она шмыгает носом все чаще и чаще, и, наконец, начинает тоненько скулить. К ней присоединяется Кирюша – он долго крепился, как настоящий мужчина, но все-таки не выдержал. Он ревет басовито, громко, и сейчас за стенкой, на кухне, его мать, моя старая и хорошая подруга, бросит готовить салат, и разговаривать о мобильных телефонах, и думать о том, какое нелепое платье купила себе Тарасова, и прибежит выяснять, что случилось. И Варина мама прибежит, и Леночкина. А мы сидим и плачем вчетвером – чудовища и Бабка Мороз, - и никто и никогда теперь не сможет нас утешить. Слава Богу, никто и никогда.