Была в январе среда. Безветрие. Хрустел снег под ботинками для теплого сезона. Была правая сторона шоссе, а на левой был институт. Отнимали время безостановочно несущиеся автомобили. «Подожди!» - требовал светофор. «Не могу...» - колотило в ответ сердце. Были запотевшие стекла очков. Резкий бросок, и массивная дверь открылась со скрипом. «Эй, ты!..» - эхом по коридору. «Старая, не догонишь...» - злобно огрызнулось настроение. Три пролета грязного мрамора. Стертые поколениями железнодорожников ступени. Запах горелого лука. Как же хотелось вишни в тот день! Мимо, мимо кабинетов. Мимо, мимо аудиторий. Мимо, мимо чертежей форсунок и выговоров за прогулы. Будто пятнышко на руке в месте, где случайно содрали кожу - окно. Напротив - вход в общежитие, а сразу за ним кадавр. Ничто не могло меня удержать, никто не в силах был остановить. Ведь была же среда в январе. И ведь видел я утром снегиря, впервые в жизни. Главным было найти твою комнату. Главным было - увидеть. Вдруг я допустил ошибку, что-то проглядел, не учел, - а теперь зряшная итерация? Был стол для пинг-понга. Был атлет с эспандером. А в конце коридора кадавр накручивал блестящий диск телефонного аппарата, - вечный двигатель в его руках. Телефон - юла. Первотолчок маленьких трагедий. Стук, барабанная дробь. Занозы на обеих ладонях. Испуганные глаза и эта кривая улыбка, - последний пункт в «дано», выбивающий «ноль рассудительности» из моего уравнения. Нет, к черту твою метафизику! К черту Юнга и Фолкнера! Очевидно - я совершил открытие! Нет, я совершил открытие очевидности. Ты чужая. А я тебя люблю.