Глава 6
Около того места, где Толстый расстался с почтенными людьми из Западной Германии, а точнее в самой гостинице «Россия», находился так называемый магазин «Берёзка», о существовании которого Толстый конечно знал, потому что много раз прогуливался в этом
месте, а несколько лет назад даже как-то и заходил в него, правда без малейшего коммерческого интереса. И, конечно же, он знал, что всё, что там продавалось, было не для
него, равно как не для остальных честных советских людей. Именно поэтому он не интересовался особенно ни ассортиментом продаваемых там товаров, ни ценами на них. Но вот спустя каких-то недели две после того счастливого дня пятнадцатого марта, он, проходя мимо этого не очень милого сердцу простых людей магазина, всё таки решил в него зайти, и почему-то на этот раз первое, что бросилось ему в глаза, была цена на стоявший на самом видном месте японский двухкассетник, которая выражалась цифрой 150. Это его очень удивило. В простых магазинах, предназначенных для простых советских людей, подобные вещи просто не
продавались, за исключением так называемых «комиссионок», которых было не так уж много. Так в некоторых из этих немногочисленных магазинов такие магнитофоны иногда всё-таки продавались, но цены на них сильно отличались от только что увиденной Толстым. Стоили они две, три, а то и больше тысячи рублей. Он долго и пристально вглядывался в этот ценник, стараясь понять, совместить действительное с происходящим. «Да, ё-моё. Вот это цена! Такой крутой магнитофон! В комке такой тыщи две стоит, а тут 150! Ни фига себе! Да, а чего 150-то? Долларов, наверное. Да-а-а» - разговаривал он сам с собой. Тут ему на глаза попались другие всевозможные аппараты и всё те же невообразимые цены - 100, 150, 200. «Да-а! Вот это цены! Ну, ладно, пора идти что ль. Чёрт возьми. Везёт людям, а» - думал он,
выходя из «Берёзки» и не ошибался. Тем людям, которых он имел в виду, действительно везло. Их жизнь нельзя даже было сравнить с жизнью советских аналогов. Нищета, бесправие, беззаконие, всевозможные дефициты и другие трудности. Да и преступность уголовная не переставала расти. Да что там говорить, когда даже простое общение с иностранцами в этой стране считалось преступлением! Привыкли коммунисты говорить своему народу: Вот, посмотрите, как в Америке, на каждом шагу убивают, грабят, насилуют, а у нас по сравнению с ними всё спокойно, мол образцово благополучная страна. Ох уж эти их нравы. Значит мы живём лучше их. И в этом заслуга нашей великой всенародной компартии. Честь ей и хвала. Вот мы так и
думаем, как они говорят, так и полагаем. Ведь мало кто знает истинное положение вещей, всю правду. А что касается тех немногих, кто знает, или теперь, оглядываясь назад, лучше сказать - кто знал, так те молчали, их было не слышно и не видно, да никто даже и не знал - есть ли они вообще. Вот, к примеру, всякие там журналисты и репортёры, которые по заграницам мотаются, так они тоже нам правду не говорили, или не хотели, скрывали от нас. Только и делали, что заграницу ругали, Запад в основном. То у них там права человека нарушают, то женщин или негров дискриминируют, а вот что касается нас самих, так извините граждане советские, подвиньтесь. Вам этого знать не положено. Не велено, то есть, неразрешено. В пример нам, то есть себе самим, они этот Запад с Японией и не ставили, даже. А только наоборот всё - вот вам Запад с Японией как жить надо, и вот с нас пример и берите, а то сами не умеете совсем. А они, не будь дураки, никакого такого примера с нас и не брали, да и брать, наверное, не будут.
«Да, вот это цены, вот это да» - вертелось в голове у Толстого по дороге домой. - «Кто их назначает? Почему для них они такие, а для нас, ну что ли в прямом смысле в десять, а то и в двадцать дорога? И зарплаты-то у нас тоже
раз в десять меньше. Так чего там негров в Америке, это нас дискриминируют как сидоровых коз. Негры в ЮАРе и то, наверное, лучше живут. За что нам такая благодать? Чем заслужили? Неужели всё благодаря Великой Октябрьской Революции? Видите ли у нас она была, а у них нет. Вот поэтому так и живём. А ведь некоторые могут и на войну свалить все беды наши. И ведь сваливают. В Америке, мол, не было войны, вот у них и всё хорошо. Ну так в других
странах-то тоже воевали. В той же Германии, например. А живут как! Восстановились же после Гитлера. Не, война тут ни при чём. Из-за революции это всё. А ведь умный, вроде, мужик Ленин-то был. А так просчитался». Не успел он дойти до своего дома, как созрел у него в голове один грандиозный план: «Надо мне каких-нибудь друзей себе найти, ну вот типа тех, как те немцы. Они же, ну, друзья настоящие были, натуральные просто, от всего сердца же
калькулятор подарили. А ещё денег хотели дать, а я дурак не взял. Да, вообще-то, почему, собственно, дурак. Это же валюта, за неё и посадить могут. Да ну её на фиг. Ну не взял и не взял и правильно сделал. Ну в общем, ё-моё, вот какого-нибудь такого другана найти надо и попросить, ну по дружески, конечно, что б чего-нибудь в «Берёзе» этой прикупил. Ну, за деньги, конечно, за рубли, заплачу ведь потом. А чего? Поди плохо. Вот двухкассетник сколько стоит - 150 долларов, да? Ну вот я 150 рублей и заплачу, ну, или, может, двести. Смотря сколько будет, сколько наскребу» - обмозговывал свой план Толстый, совершенно
искренне полагая, что, скажем, 150 рублей это вполне нормальная плата за вещь, которая в этом явно не советском магазине стоит 150 долларов. Тем более, что он чего-то такое слышал об обменном курсе доллара к рублю. В те времена это было что-то около 60 копеек за доллар, или же почти два доллара за рубль. Вот, исходя из этого Толстый и позволил себе столь наивно поразмышлять на эту тему, будучи полностью уверенным в том, что, благодаря его
собственным усилиям и самой что-ни-на-есть доброй воле, справедливость наконец восторжествует и ему улыбнётся счастье.
Стоял апрель, вернее он шёл, как шли один за другим и уже довольно таки тёплые апрельские денёчки. И каждый такой день шёл на работу и Толстый. Каждый такой день, кроме, конечно, двух последних на неделе, в шесть часов
подъём, через полчаса - из дома, ну а в семь уже как штык должен быть на работе, которая, если округлить по максимуму, была почти бесплатной. Хотя, если провести ту же самую операцию в обратную сторону, то есть по минимуму, эта работа, да как и многие другие ей и не ей подобные, получалась ни больше, ни меньше как вообще бесплатная. Если бы Толстый зарабатывал столько, сколько его напарник Мельник, а это целых 260 рублей, всё равно такая зарплата была бы просто нищенской. Вообще-то в том, что их кропотливая работа по металлу начиналась в такую рань, была своя прелесть, которая начинала проявляться не позднее, чем пол четвёртого каждого рабочего дня. Именно в это время работяги первого цеха начинали собираться в туалетном помещении с целью как прямо туалетной, так и для мытья и отмывания грязных натруженных рук и не менее уставших лиц. После чего они почти дружно переходили в
раздевалку, где весело переговариваясь и обзываясь друг на друга, они переодевались из спец в гражданскую одежду. В общем, всё дело в том, что заканчивали эту свою работу они на целых полтора часа раньше, чем все остальные. То есть, в среднем конечно, они на эти самые полтора часа раньше оказывались дома. Вот и вся прелесть. Впрочем, у остальных мужиков первого цеха была ещё одна радость. Покинув где-нибудь без пятнадцати четыре стены своего завода, многие из них во главе со своими мастерами и начальниками, занимали ещё не очень к тому времени большую очередь в расположенный, ну вот прям рядом, почти напротив, винный
магазин. Причём делали они это один быстрее другого, стараясь друг друга обогнать и занять наиболее выгодное положение. Ну чем не радость? Вот так и работали. И, главное, никто не возмущался, будто бы так и надо. Может быть, конечно, что многие из них где-то в глубине души-то и думали, что подвергаются они обману, что не доплачивают им деньги, но никто не решался высказывать свои мысли вслух. Да не дай Бог! Или за дурака сочтут, куда-нибудь в
психушку упрячут, или вообще посадят. Вот все друг друга в этом смысле и боялись. Один друг даже не подозревал, что другой точно так же мог думать, хотя и другой тоже боялся
первого, так как не допускал варианта, что у него могут быть аналогичные мысли.
Comments?
Отзывы, мнения, рецензии приветствуются.