Новогодняя Привилегия, или Когда Телефоны Были Большими

Новогодняя Привилегия, или Когда Телефоны Были Большими.
(Сказка для менеджеров младшего и среднего возраста)

Козлы.
Уроды.
Однозначные подонки.
Облимуденные мохноногие скоты.
Этими и другими подобными словами менеджер Дима Скворцов поливал своих коллег, механически дергая ручку безнадежно запертой двери.
Как же так могло получиться?
Около трех часов сели отмечать Новый год. Андрей Михайлович, хозяин фирмы, произнес первый тост. «Год был говно, - сказал Андрей Михайлович. – Но я думал, что будет еще хуже. Поэтому вот вам по сто баксов премии от меня лично и коробка «Долгорукого» на всю бригаду. Только не перепейтесь тут». После этого Андрей Михайлович покинул своих сотрудников и отбыл отмечать приближение Нового года в других, более высоких сферах. Сотрудники же радостно рассовали по карманам нежданную премию, распаковали коробку дорогой водки, и началось то, что в развитых странах называется office party, а в странах переходного периода до сих пор казенно именуется производственным пьянством.
Вот из-за этого производственного пьянства, будь оно неладно, все и случилось.
Здесь надо заметить, что именно хорошая водка (позволим себе небольшое отступление) таит в себе одно специфическое коварство. Водка плохая или посредственная пьется с некоторым напряжением, идет то колом, то соколом, то вообще неизвестно чем, в виде внимания требует к себе закусок и запивок, а будучи выпитой, периодически напоминает о себе изнутри  неприятной отрыжкой. Хорошая же водка свободно и легко пьется из любой позиции, после рюмки не вызывает желания фыркнуть, гыкнуть, приводит в самое безмятежное расположние духа, но потом, в один прекрасный момент обращается к тебе и говорит: голубчик, ты уже выпил меня семьсот граммчиков, и тебе пора либо баиньки, либо бить стекла и лица граждан. Вот так.   
Дима наморщил лоб и зачем-то стал вспоминать, какую музыку слушали, как будто сейчас это могло что-то значить. Слушали старика Клэптона, потом слушали Нюрку Фридман из группы «Роксет», любимицу бухгалтера Фомы, потом включили «Wish you were here», потом наступил какой-то джазовый провал, а под конец все хором подпевали Yellow Submarine, причем не самим битлам, а каким-то их несчастным подражателям. Потом долго уточняли, когда выходить на работу, третьего или четвертого, или все-таки третьего, хотя хорошо бы четвертого, потом искали чью-то шапку, потом Дима заскочил на дорожку в туалет, а когда вышел, в офисе было пусто, свет погашен, а дверь заперта.
Димин взгляд наткнулся на кое-как убранный стол. Совсем недавно здесь красовались жареная на гриле курица из палатки снизу, колбаса «Таллинская» полукопченая, оливки «Иберико», нарезка семги из вакуумной упаковки, филе сельди в винном соусе производства Исландии и нежинские маринованные огурцы.
Но причем здесь нежинские огурцы, спросите вы? Совершенно ни причем, и Дима с нами полностью солидарен. Теперь он снова морщит лоб и пытается вспомнить, о чем в течение вечера разговаривали, как будто ключ к спасению находится теперь именно здесь.
Говорили о том, что Михалыч, в принципе, неплохой мужик, хотя солдафон и хамло, говорили о «Фольксваген-Пассате» восемдесят седьмого года выпуска, недавно приобретенном Леней Голубевым, рассказали несколько анекдотов, затронули тему взаимоотношения полов в урбанизированном обществе, взвесили шансы «Спартака» в лиге чемпионов и признали их совершенно ничтожными, обсудили достоинства и недостатки недорогих словацких лыжных курортов, договорились встретиться в двадцатых числах у Фомы и расписать пулю на всю ночь, пользуясь отъездом семейства на вышеуказанные словацкие курорты, сказали, что семга дрянь, а селедки, наоборот, надо было брать две банки, слегка перемыли косточки боссу Андрею Михайловичу, который, хотя и неплохой мужик, но все равно солдафон и хамло, и вообще, что такое сто баксов в современном урбанизированном обществе, тлен и прах, больше ничего.   
Идиоты. Проклятые алкаши. Тьфу на вас!
Крики и стуки не помогли. Возможное время действия глупой шутки истекло, за Димой  никто не явился. Стало ясно, что Диму заперли без злого умысла, просто забыли, пока он в туалете готовился к дальней дороге из Измайлова в Лефортово. Внизу, конечно, должен быть вахтер, но какой, позвольте спросить, вахтер окажется на месте вечером тридцать первого декабря? Нету сейчас таких вахтеров, только при диктаторских режимах бывают такие вахтеры, а в обществе хоть сколько-нибудь либеральном ни один нормальный вахтер не станет сидеть на своей вахте в самый канун Нового Года.
А в чем, собственно, проблема?! – воскликнете вы. – Пусть этот ваш Дима быстренько наберет друзьям на мобильный, пока они недалеко отошли, они тут же прибегут обратно, со смехом и глупыми шуточками выпустят его на свободу и долго еще будут вспоминать этот нелепый случай, как забавный новогодний прикол!
Вот! Вот мы, собственно говоря, и приблизились к завязке сюжета!
Дело в том, что действие нашей истории происходит в том далеком году, когда мобильные телефоны, повсеместно и уважительно называемые тогда сотовыми, еще только начали появляться, и для менеджеров младшего и среднего возраста были недоступным предметом роскоши. Сам Андрей Михайлович пока только готовился к покупке сотового телефона, раздумывая, взять ли обычную, похожую на небольшую фронтовую рацию, Нокию или только что появившуюся миниатюрную, размером не больше кирпича, Моторолу-платинум. Нокия, несомненно выглядела основательнее, стоила дешевле и имела хорошие отзывы, зато Моторола была последним писком модной крутизны, ее можно непринужденно держать одной рукой и говорить в элегантную откидную крышечку.   
Болваны чистой воды. Надо же было такому случиться!
Дима выглянул в окно. Седьмой этаж, геройства не надо. Лучше дождаться, когда кто-либо из ключеносцев, директор Леня или главный бухгалтер Фома вернутся домой, и потребовать их обратно. Пусть прокатятся туда-сюда, раз они такие идиоты. Где они сейчас, интересно?
А вот это действительно интересно!
Леня Голубев, например, только что обнаружил себя сидящим на стуле в отделении милиции. Леня изо всех сил напрягает ту неизвестную науке мышцу, которая фокусирует взгляд на предметах и не позволяет им, предметам, расплываться, двоиться и кружиться хороводом. «Где я – думает законопослушный, социально ответственный Леня. – Как я сюда попал? Неужели я совершил нарушение общественного порядка? Но какое?» Леня делает еще несколько усилий и начинает различать перед собой краснолицего пепепельноусого милицейского капитана.
- ... не преступник, не нарушитель паспортного режима, не алкоголик. Правильно? Просто ужрался, потому что Новый год. А что надо делать, если ты так ужрался? Правильно – брать тачку и ехать домой...
Леня понимает, что речь идет о нем и, рискуя потерять равновесие, крупно кивает всем телом...
Впрочем, это совсем другая история. Третьего числа Леня в красках расскажет ее друзьям, и все будут хохотать до упада и повторять: «Ну и ну! Бывает же такое! Чудеса, да и только!»
Мы же вернемся к Диме Скворцову.
Дима стоит перед серьезным шагом: он держит в руках телефонную трубку и собирается звонить девушке Ане, с которой они собирались вместе встречать Новый год. Да и только ли Новый Год? Конечно же, нет. Еще были планы поехать летом в Гурзуф, где у Ани есть дальние родственники с недорогим сарайчиком, пойти на выставку в ЦДЛ, там с восьмого по двадцать четвертое выставлено нечто совершенно необычайное, составить у знакомой астрологини совместный гороскоп и многое другое. 
Но что сказать Ане сейчас? Как объяснить ту нелепую ситуацию, в которой оказался Дима? Задачка.
Ничего не решив, Дима набирает номер.
- Анечка, здравствуй! – неестественно бодро, несколько даже игриво говорит он в трубку. – Я сейчас одну вещь расскажу! Ты просто не поверишь...
«Одна вещь», рассказанная Димой, Ане категорически не понравилась. Она назвала Диму, а заодно и всех его друзей, алкашами и идиотами. Еще Аня сказала, что поедет встречать Новый год к Звонаревым, и вообще ей надо было сразу к ним ехать, а не дожидаться, как дура, некоторых безалаберных инфантильных дураков с салатом-мимозой, шампанским и киевским тортом в холодильнике.
- Аня, постой, - произносит было Дима, но из трубки уже летят полные женской обиды  короткие гудки.
Аня, впрочем, через минуту перезванивает сама, якобы для того, чтобы еще раз сказать Диме, какой он болван, но на самом деле, с другой целью: убедиться, что он сидит действительно в офисе, а не где-нибудь в бильярдной или ночном клубе, до отказа заполненном недорого гастролирующими девицами.    
Раздосадованный Дима звонит домой директору Лене Голубеву и главбуху Сергею Фомину по прозвищу Фома. Тон его разговора с домочадцами коллег крайне отрывист, требование одно: незамедлительно позвонить в офис, как только сослуживцы перешагнут порог родного дома, это очень важно, да, кое-что случилось, нет, пусть сами звонят на работу. Но звонить пока некому. Леня все еще сидит в отделении и ловит обрывки слов пепельноусого капитана, пытаясь составить из них картину произошедшего и неясные пока виды на свое будущее. Фома тоже далек от дома: он едет в автобусе, причем не в том, который ему нужен, а в совершенно противоположном. Свободного места для Фомы не нашлось, поэтому он буквально висит на поручне, болтаясь из стороны в сторону. Фома выглядит очень представительно. Утром он забегал в налоговую инспекцию, чтобы подарить участковой инспекторше большую коробку шоколадных конфет, и по этому случаю на нем темный в тонкую полоску двубортный костюм и яркий шелковый галстук. Но увы, великолепный Фома пребывает сейчас в весьма растрепанном виде: полураспущенный галстук съехал набок, пиджак застегнут не на ту пуговицу, дубленка вольготно распахнута, а один ее карман подозрительно вывернут. А где же шапка? – спросите вы. Где прекрасная волчья шапка особой северной выделки, купленная Фомой много лет тому назад в сургутском стройотряде, любимый головной убор, практичный, теплый и в своем роде уникальный? А вот этого пока никто не знает. Будем надеяться, что шапка осталась в офисе, упала на пол или закатилась под кресло. Будем верить, что третьего числа Фома найдет ее, но – увы, шансы на это невелики, и шапка, скорее всего, утрачена безвозвратно, как и содержимое подозрительно вывернутого кармана. Впрочем, сейчас Фоме не до шапки и не до кармана. Он висит на поручне и почти спит, более того, слегка даже улыбается во сне, и все было бы совсем неплохо, если бы только не прицепилась к нему мерзкая старушонка, которой никак не дает покоя разудалой вид Фомы, и уже добрые полчаса она зудит ему в ухо о том, что пьющий отец – горе несчастной семьи (на пальце Фомы замечено обручальное кольцо), о том, что такие вот подлецы продали и пропили страну (это из-за дубленки и дорогого костюма), что всяким отщепенцам надо ездить на своих мерседесах и не мешать добрым людям преодолевать городские пространства общественным транспортом, что от бомжей (в бомжи Фома мгновенно понижен, видимо, за растрепанную бороду и слипшиеся на голове отнюдь не пышные волосы) и так спасу нет, они ночуют в подъездах, там же ходят в туалет и все время разрушают кодовый замок, и...  Мы можем только радоваться, что у Фомы на лице отчетливо выражена коренная национальность и ему не досталось бабкиных упреков ни в привычном жидомасонстве, ни в новоявленно понаехавшем кавказском бандитизме. 
Но, вообще-то, это тоже другая история, и в отличие от Лени, который свою историю третьего числа сможет рассказать более или менее внятно, Фома вспомнит только то, что ошибся автобусом и вместо своей Вятской улицы неожиданно уехал аж в Медведково.
Тем временем, Дима Скворцов еще несколько раз набрал Анин номер, но неизменно натыкался на короткие гудки, и впал от этого в уныние. Ему представилось, что Аня все это время звонит ненавистным богемным пижонам Звонаревым и их отвратительным дружкам свободных профессий, немытым и нечесанным, но зато с  всегда готовым Прустом-Джойсом на языке, и договаривается с ними о встрече, и заигрывает от обиды с Вадиком, и сплетничает с его женой, похожей на засушенную змею, или даже...  О, ужас! Но что же теперь делать?
Выпить еще и уснуть в кресле до утра, истекая во сне слезами от стыда и горя? Включить телевизор и слушать очередные песни о главном или в сотый раз смотреть про то, как мы с друзьями тридцать первого числа ходим в баню? Вызвать спасателей и скорую помощь?
Дима машинально перебирал свой блокнот, пока не наткнулся взглядом на запись «мамины зубы» от четвертого октября уходящего года. Позвоните родителям, - вспомнил Дима телевизионный позыв, и набрал номер. 
- Как зубы? – спросил Дима после положенных случаю поздравлений.
Зубы оказались в порядке, только на правой стороне было сначала немножко больно, но врач сказал, что все нормально и со временем прекрасненько пройдет само, оно и правда уже почти прошло, а врач после этого еще звонил и справлялся, такой симпатичный молодой человек, похож, знаешь на кого? – на Сережу Матюшина, видела его на днях, такой важный стал, не поверишь, ездит на какой-то большой дутой машине, а к врачу надо будет зайти в конце января, но я уже и сама вижу, что все получилось очень хорошо, такой симпатичный молодой человек...
Дима выслушал про зубы и остальное, наврал, что у него тоже все в порядке и все хорошо, и на работе, и вообще, и обязательно заеду в первых числах, и нет, не болею, и всегда надеваю шарф, и обязательно завтракаю, и прочее, и прочее, на чем сыновний долг был успешно исполнен.
Позвонить, что ли, Матюшину? – подумал Дима. А почему бы, собственно говоря и не позвонить? Конечно, позвонить, тем более, чего-чего, а времени навалом.
Матюшин на самом деле оказался весьма представительным, голос его приобрел самодовольный бархатный тембр, указывающий на стабильное положение, высокую самооценку и полную гармонию личности. Матюшин попросил заезжать и вообще не забывать старых друзей и, кстати, помнишь ли наши весенние кораблики в проточных лужах, и всякие там якобы почтовые голуби, и помнишь ли Колю Понкратова, так вот этот Коля теперь... 
После Матюшина Дима еще раз позвонил Ане, но снова было занято. Может быть, она ушла и забыла положить трубку? Или звонит подружкам? Или полезла в интернет? Впрочем, нет, вряд ли. Интернет, так же, как мобильные телефоны, еще не получил широкого распространения и был редкой по своей крутизне деловой коммуникацией, а также любимой игрушкой некоторых сумасшедших кибер-отморозков.   
Что же делать?
Дима снова полистал блокнот и наткнулся на жирно и многократно зачеркнутое имя. Телефон рядом с именем был тоже зачеркнут, но не так старательно. Поколебавшись, Дима набрал номер.
- Привет, - сказал он. – Ты не беспокойся, я, собственно, просто так. Поздравить тебя с наступающим. Все в порядке. А ты? Да ну! Здорово. Нет-нет, все хорошо.
Просто так, поздравить... Ну, пока, рад был слышать. И тебе тоже...
От разговора осталось приятное чувство окончательной завершенности некогда запутанного и не совсем красивого с его стороны дела. Все хорошо. Вот и славно.
Но где же эти козлы?
Ни Лени, ни Фомы, как вы уже догадались, дома не было. Леню еще только-только бережно выводит из отделения под руку старший сержант Караваев, а Фома так и едет в своем автобусе, но протест против назойливо зудящей старушонки уже поднимается в нем и заставляет хмурить брови и недовольно пыхтеть волосатым бородавчатым носом.
Не позвонить ли, в таком случае, Валере и Толику, остальным двум участникам злополучного праздненства? Пожалуй, что надо позвонить.
Но и этих двоих нет дома!
Неужели они всей капеллой завалились в какой-нибудь кабак и предательски продолжают квасить? Вот гады! Впрочем, нет, этого точно не может быть. Осталось три часа до Нового года, всех их ждут семьи или друзья. У Фомы вообще двое детей, дети для него святое. Не случилось ли чего-нибудь нехорошего? Толина жена, по крайней мере, уже вовсю психует, а ведь Толик живет совсем рядом и почти всегда ходит на работу пешком. Куда он мог подеваться?
Толик, между тем, никуда не подевался. Он сидит на скамейке возле своего дома и изо всех сил дышит свежим воздухом, пытаясь хоть немного протрезветь. Толик действительно пошел домой пешком, но по дороге заскочил в магазин, чтобы купить тортик и задобрить тем самым свою истеричку-жену, которая, если увидит его пьяным, обязательно напомнит о том, что они с восьмилетней дочкой до сих пор живут в однокомнатной квартире, в то время как другие мужчины зарабатывают деньги, а Толик опять напился, и она уже выбилась из сил, и не может этого выносить, и когда же всему этому придет конец. В магазине Толика, пьющего нерегулярно и почти всегда умеренно, мгновенно развезло от тепла и отчаянно затошнило, и он опрометью кинулся вон из магазина, забыв про тортик, и глубоко дышал на улице, и теперь обязательно хочет протрезветь, прежде чем идти домой, потому что, если его вдруг вырвет дома, то Кристина будет вне себя, и станет не просто обыденно ругаться, но и плакать потом беззвучно почти до утра, а Толику это особенно невыносимо. Поэтому сейчас Толик сидит на скамейке у подъезда своего дома, стараясь сконцентрироваться на своих ощущениях, но долгожданное просветление пока не приходит.
Впрочем, это тоже другая история, история грустная и, к сожалению, бесконечная, и дело здесь вовсе не в тесной квартире, с которой Толиково семейство удачно съедет уже в наступающем году, а совсем в другом. Оставим Толика сидеть на скамейке, поскольку помочь мы ему все равно не силах, а сладострастно читать о чужих бедах бесчеловечно в этот предпраздничный день.
Проблем, впрочем, не убавилось и у нашего Димы.
Он еще раз подергал дверь, выглянул в окно и позвонил отсутствующему вахтеру.    
Затем стал снова листать блокнот, причем теперь уже в алфавитном порядке.
Буква А начиналась с Арбузовой Веры.
- С Новым Годом, дорогие москвичи! – азартно воскликнул Дима и набрал номер
Арбузовой Веры.
Веры дома не оказалось, но полный подозрений мужской голос пообещал передать ей привет и поздравления от институтского приятеля Скворцова. Далее в списке шел междугородный восточный Адик. Адик был слышен на удивление хорошо, обещал скоро быть проездом в Москве и непременно позвонить. Новый год у Адика уже наступил, в трубке был слышен многоголосый тюркоязычный смех и хорошо усиленная ударными инструментами восточная мелодия. Адик цветисто пожелал счастья-здоровья и остроумно послал Диме Новый Год «от нашего стола - вашему столу». За Адиком следовала безымянная Администратор Бассейна, ей Дима коротко и анонимно крикнул «С праздничком вас, дорогие москвичи!», услышал в ответ: «А тебя-то где носит?! Забыл-зазнался, да? У, коварный...», но обстоятельства дела прояснять не стал. Антонина Сергеевна обрадовалась и спросила, хорошо ли Диме платят, потому что времена такие, что если бы не частные уроки, то она, Антонина Сергеевна, давно уже пошла бы петь песни в электричках и подземных переходах. Аштонян долго уточнял, кто звонит, а потом напрямик спросил, чего нужно. Аверинцев был приятно удивлен. Двоюродная сестра Ася обутой, одетой и страшно опаздывающей была захвачена на пороге и долго говорить не смогла. Буква А закончилась, и Дима удовлетворенно потянулся.
- И слону, и даже маленькой улитке! – показал он назидательный палец своему отражению в зеркале, и немедленно принялся за букву Б. На странице Б значились всего два имени и обоих не оказалось дома.
Открылась буква В.
Марина Воронина, мисс пятый курс, женщина мечты всего института, оказалась уже год, как в Штатах. Дима старательно записал длинный внушительный номер и, поколебавшись, нажал кнопки. «Буду краток, - решился он. – Маленький счет никто не заметит».
На том конце сказали «Хелло-о-у-у-у» и чуть запнувшись, Дима выговорил:
- Мэй ай спик то мисс Воронина?
А ведь она, наверное, уже не мисс, а миссис, - мелькнула неожиданно горькая мысль.
- Юр спикин, - дружелюбно сказали в ответ.
Точно, миссис, - решил Дима, и чуть было не положил трубку.
- Марин, это я, - брякнул он вместо этого.
- Димка? – осторожно ахнули на том конце.
Дима почувствовал забытое головокружение, которое неизбежно испытывали все мужчины от мала до велика, оказывавшиеся в радиусе пятидесяти метров от Марины Ворониной.
- Ну да, - в Димином голосе откуда-то взялась глупая подростковая быковатость. – С Новым Годом вас, с новым, как говорится, импортным счастьем...
- Димка! – заорала Марина. – Это ты, что ли?! Ну и дела! Ты номер-то мой как узнал?
- Как, как... Клавдия Васильевна сказала, - Дима стремительно добрел обратно.
Да и как не подобреть от того, что сама Маринка Воронина спустя столько лет узнала тебя по телефону?
- Димка! Ты просто не можешь себе представить, как я рада тебя слышать! Ты, можно сказать, первый русский, который сегодня поздравляет меня с Новым годом. Ну, второй, если честно.
- А первый кто? – выскочило у Димы.
- Да, это наш торговый атташе. Это не считается, для него-то это как обязанность. Он наш проект курирует. У нас совместная группа с «Минесота Электрикс».
- Так ты что, работаешь там, что ли?
- Ну да. А что еще тут делать? Такая дыра! Городок маленький, по вечерам про-осто некуда пойти. Хотела любовника здесь себе завести – не-а, не могу! Все равно, что со сварочным роботом роман крутить. Ой, Димка...
Дима проговорил минут десять и внутренне приготовился заранее признаться начальству  в неделовом звонке за океан и честно оплатить образовавшиеся издержки. Марина все еще спрашивала, есть ли в Москве снег, и будет ли в этом году салют, и до которго часа сегодня открыто метро, а Диму уже посетила спасительная для его кошелька идея. Горячо рапрощавшись с Мариной, он набрал еще один американский номер.
- Господин Кауфман? Это Дмитрий Скворцов спикинг. От имени компании «Фаворит» и от себя лично сердечно поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю вам, как говорится, побольше просперити, и поменьше паблисити, особенно в наших территориальных водах.
Столь развязно с американским партнером Колей Кауфманом Дима не говорил никогда, но в этот раз вышло именно так, и вышло вполне удачно. Коля долго смеялся над паблисити и просперити, сказал, что Дима «хайли эффижиент» и пообещал привезти ему  резиновый член особой конструкции. Резиновый член был Диме не нужен, но отказаться от подарка он не решился. Заполнив несколько минут вежливыми формальностями, Дима эстафетой отослал на запад Адиково новогоднее «от нашего стола - вашему столу», и удовлетворенно потер руки. Теперь затраты на международный разговор с Америкой получили веское обоснование. Чтобы окончательно замести следы, Дима быстренько отзвонился всем доступным партнерам, клиентам, поставщикам и сотрудникам контролирующих органов, коротко пожелал всем успеха, благополучия и льготного налогообложения, после чего вернулся к своему отставленному на время блокноту.
Звонить старым и новым знакомым, и тем, с кем говорил вчера, и тем, кого не вспоминал много лет, оказалось делом неожиданно захватывающим. Люди удивлялись, радовались, благодарили, желали добра и счастья. Одни уже вовсю праздновали, другие еще только готовились к торжеству, третьи были в отъезде на отдыхе или дачах, четвертые сидели в семейном кругу, пятые шли встречать Новый год на Красную площадь, шестые зависали в кегельбанах и клубах.
Около половины одинадцатого Дима спохватился.
Телефон был занят больше часа, и ни Леня, ни Фома при всем желании не могли бы ему дозвониться, поскольку, напомним, мобильных телефонов в то время почти еще не было, а те, что были, сплошь оказывались большими, неудобными и принадлежали только очень богатым или государственно значимым людям.
У Ани теперь никто не брал трубку.
«Она все-таки пошла к Звонаревым, - расстроился Дима. – Надо будет через полчасика туда позвонить, как это ни противно».
Но что же Леня и Фома?
Их по прежнему не было дома, хотя и тот, и другой уже были на подходе.
Леню только что высадили из такси, причем не взяв ни копейки денег.
«Сержант заплатил, который тебя сажал» - бросил в окно таксист и укатил, оставив Леню в полном замешательстве на предмет того, что это за милиция такая, которая оплачивает такси нарушителям общественного порядка.
Фома же недавно переполнил чашу своего терпения, пробудился от тягостной дремоты, поправил галстук и добродушно рявкнул «Убью, старая!» надоедливой бабке, отчего та испуганно, но в то же время и как-то удовлетворенно поспешила к дверям и сошла, не доехав до дома две остановки. Фома тоже вышел на улицу, сориентировался на местности, посмотрел на часы и поспешил к автомату, чтобы предупредить домашних о неожиданной задержке и своем скором прибытии.   
Толик замерз на своей скамейке, но так и не протрезвел, и теперь, притопывая и прихлопывая в ладоши, быстро ходит вокруг дома. Как же так получилось? – все время думает Толик. – Почему такая милая, немного взбалмошная Кристина превратилась в это легко ранимое, охотно страдающее по всякому поводу существо? В чем он виноват?
Но – стоп, мы решили не читать сегодня печальных историй, поэтому обратимся лучше к Валере.
И где же Валера?
Неужели он тоже где-то застрял и никак не может добраться до своего места назначения?
Нет, Валера нигде не застревал. Он едет в метро в направлении станции Коньково. Валера выглядит абсолютно трезвым, шаг его тверд, взгляд чист, а речь ясна.
Позвольте! – удивитесь вы. - Какая речь? Какой шаг? Зачем нужна речь человеку, который едет в метро к себе домой, ну, или не совсем домой, это неважно?
Вот здесь-то и зарыта собака! Валера, хотя и выглядит абсолютно спокойным, внутри охвачен смятением и даже страхом. Он боится проехать станцию Коньково. Стоит проехать Коньково, - отчего-то убежден Валера, как он окажется неведомо где, и неизвестно, сможет ли попасть в Коньково еще когда-либо в жизни, а Валере очень надо в Коньково, именно сейчас - очень! Валера не доверяет схеме метрополитена, потому что известно: все схемы, как и все календари, врут. Не доверяет он и тому, что объявляет диктор поезда. Объявить можно все, что угодно, нет никакой гарантии, что это окажется правдой, особенно если налицо всеобщий заговор против него, Валеры, составленный для того, чтобы скрыть станцию Коньково, спрятать под землю, вычеркнуть из списков метрополитена, развеять драгоценые буквы в новогодней метели. Поэтому Валера выбрал самый трудный, но единственно надежный путь: на каждой остановке он выходит из вагона, поднимается вверх по эскалатору и придирчиво осматривает окрестности, чтобы собственнолично убедиться в том, Коньково это или не Коньково. Пока все идет гладко. За станцией Октябрьская последовала Шаболовская, за Шаболовской - Ленинский Проспект, затем Академическая и Профсоюзная. Валера не вполне доверяет надписям в вестибюлях станций, поэтому он обязательно осматривает прилегающие улицы, уклончиво спрашивает у прохожих, как пройти туда-то и туда-то, и только потом делает вывод – да, станция соответствует тому, как она названа. Пока ясно одно – он движется в верном направлении, потому что последовательность станций именно та, что должна быть. Не попалось на пути станции, например, Теплый Стан, или Войковская, или Боровицкая, или Преображенская Площадь. Все пока правильно, но от этого еще тревожнее. Чем ближе Коньково, тем коварнее таинственные козни. Стоит только расслабиться и пропустить хотя бы одну станцию, как это обязательно окажется вожделенное Коньково, и тогда он ее проедет, и окажется на неведомом страшном вокзале, и случится то непоправимое, о чем не хочется сейчас даже думать. Вот, что в эти минуты переживает внешне спокойный Валера. Пожелаем ему с честью выйти из этого испытания!
Но что же наш Дима?   
Дима еще раз позвонил товарищам и тем самым порядком обеспокоил их семьи. Через пять минут после его звонка, из автомата (мобильных телефонов, напомним, тогда почти  не было) дозвонился домой Фома и сказал, чтобы не волновались, что случилась досадная накладка, и что он скоро будет. Жена Фомы, Ольга, поторопилась поделиться этой новостью с Димой, для чего несколько раз звонила ему в офис, но...
Вы угадали - там все время было занято, потому что Дима вновь обратился к своему телефонному справочнику. 
А что же там?
Еремеева вышла, наконец, замуж, Игорян, напротив, развелся и был от этого беспробудно счастлив уже третий месяц, Ирочка бесплатно предложила Диме котят голубого британца, Инна Васильевна готовила сельдь под шубой, Клопоморов лежал в гипсе, Крюкова получила водительские права и уже помяла крыло и бампер, всего на триста долларов ремонта, муж чуть не выгнал из дома, у Лебедевых родилась тройня девочек, Лисохвостов сказал, что не знает никакого Диму Скворцова, Лаптев просил звонить, если, в натуре, будут проблемы, Лешаков под именем Вильгельма Обознанского выпустил в свет серию детективных романов о проницательной сыщице Марине Донской, Мамедов стал исламским фундаменталистом и плевать хотел «на ваш русский Новый год», Мишучков сменил ориентацию, причем не в том направлении, куда было принято теперь, а обратно, Муравлева неожиданно оказалась подполковником госбезопасности, Новиков нашелся в Эйлате, а Найман, наоборот, в Пензе.
Дима блистал остроумием, расточал комплименты, слал через телефонные провода жаркие флюиды пьяного добросердечия, много раз сказал, что надо бы, наконец, встретиться, желал своим респондентам и их близким счастья, обязался впредь не пропадать и чаще звонить. С Пуховым завязались деловые контакты, Потапов, по словам убитой горем жены, сошел с ума, купил землю под Суздалем и там, без газет-радио-телевидения, разводит кроликов, Пирогов по-прежнему заикался, Трегубов в свое время пересекался с боссом Андреем Михайловичем и рассказал о нем пару забавных историй, Харламович собирался встречать Новый год на Останкинской телебашне, Ханна Вельяминовна от полноты чувств выдала Диме секретный рецепт приготовления куриного холодца с грибами, Фурманцев, давясь от смеха, рассказал свежий анекдот, как будто последний раз видел Диму шесть дней, а не шесть лет тому назад, Эдуард Викентьевич был, как всегда, очаровательно похабен, Юрьева защитила кандидатскую диссертацию о докириллической письменности венгерских славян, Юра Суслов охотился летом на крокодилов и те чуть не отгрызли ему ногу, Яшка Пильнер рекламировал на телевидении женские прокладки, а исстрадавшийся под бременем однофамильства Гриша Явлинский всерьез собирался основать политическую партию и назвать ее либо «конопля», либо «тыква».   
В азарте Дима почти забыл про свое бедственное положение, про гнусных Звонаревых, Прустами и Джойсами обольщающих наивных девушек, про Леню и Фому.
На часах звякнуло без четверти двенадцать. Имена кончились, звонить больше было некому.
      -   Ну и ладно, - с легким сердцем сказал Дима. – Зато будет, что вспомнить!
И налил себе рюмку водки.
Но – нет, не все было сделано! Остался кто-то еще, не охваченный его многоводным настойчивым поздравлением. Но кто? Телефонная книжечка, заведенная в пятом классе и пополняемая все это время, была перелистана и перенабрана телефонными кнопками полностью. Кто же? 
Гога!
Гога Зырин! Вернейший и ближайший детсадовский друг, оказавшийся в один страшно далекий день самым главным для Димы человеком! 
В какой день? - спросите вы.
О, это совсем особая история! Впрочем, многие из вас о ней слышали.
Да-да, это тот самый Гога Зырин! Как можно было о нем забыть!? Но какой у него номер? В блокноте его нет, к пятому классу Гога был уже далеко, и про него ничего не было известно. Двести шестьдесят четыре - восемнадцать - тридцать один? Или нет - двести шестьдесят девять – восемнадцать – тридцать один?
Точно.
Дима глубоко вздохнул и набрал безошибочно всплывший в памяти номер.
Гудок, второй. Третий. Пятый. Ну, что?
- Алло...
- Здравствуйте, - Дима почувствовал, как мгновенно высохло горло. – Будьте любезны, Гогу Зырина.
В трубке молчали.
       -     Я вас слушаю. Хотя, признаться, меня так ...  уже давно... Кто это говорит?!
Дима набрал воздуха.
- Гога, это Дима Скворцов. Помнишь такого?
Снова тишина, электрические шорохи в трубке.
- Дима? Как ты меня нашел? Я ведь не жил здесь лет двадцать.
- Ну... вот так...
Разговор не клеился. Этот хриплый, надтреснутый голос, эти тусклые, безвольные  интонации – Гога Зырин, отважный Гога Зырин, чингачгук и мушкетер, бросивший в свое время вызов целому миру родителей и воспитателей.  Неужели что-то произошло? Похоже, что да – целая жизнь, или ее половина, или треть, или четверть – каждому свое.
- Я тебе как-то звонил, - малодушно соврал Дима.
- Здесь моя тетка жила, - усмехнулся Дима. – А я так, наездами бывал...
- На чем ездишь? – отчаянно цепляясь за ускользающую нить разговора, спросил Дима.
- Ни на чем, Дим. У меня ведь, это... ног нет...
Дима помертвел. Вот оно что. Теперь все ясно.
- Гога... как же это случилось?
- Ой, Дим, да это уже давно случилось. Я на войне был...
- И что... сейчас?
- Сейчас все нормально. Ходить могу. Есть хорошие протезы от совета ветеранов. Предлагали, кстати, и машину за полцены, инвалидку, но я не взял. Зачем мне инвалидка?
- А что вообще делаешь? – спросил Дима, готовый в следующую секунду откусить себе язык, чтобы вернуть обратно несуразный вопрос.
- Ты знаешь, пьесу пишу! – оживился Гога. – У меня уже две работы в пермском областном театре поставлены, скоро еще один спектакль в Севастополе будет. Теперь вот для театра современной драмы работаю, но это уже дома, здесь, в Москве. 
- Гога! – радостно ахнул Дима. – Ты пишешь пьесу?! Вот это круто! Класс! Ты молодец! 
- Да, ладно тебе...
- Нет, правда. Я просто уверен, что это будет... это будет великая пьеса! Ты... всегда был самым сильным из нас, Гога! Тебе все нипочем!
- Ой, Димон, ну хватит уже...
- Гога! Я обязательно, слышишь, обязательно приду на премьеру! Я тебя со своей  девушкой познакомлю! Она знаешь, какая..
- Погоди, Дима, до премьеры еще далеко. В театре народец капризный, все на понтах, все с наворотами, от каждого Немировичем за версту разит.
- Ну так и плюнь на них, иди к другим! В Москве сто театров, не меньше! Гога! Запомни одно: ты - это ты! У тебя все получится! Если не сегодня, значит завтра! Если не завтра, значит послезавтра! Понимаешь? Иначе и быть не может. Ты ведь Гога Зырин!
Гога опять замолчал.   
- Ладно, Димон! - голос его стал немного другим, как будто невидимый рычажок подняли на пол-октавы. – С Новым годом тебя! Спасибо, что позвонил. Я у тебя-то не спросил, как дела? Хотя, ладно, вижу, что все нормально. Подробности, как говорится, при встрече. Я теперь на месте. Звони, заезжай...
- Обязательно, Гога.
- И знай – у меня все в порядке. Мы живы, мы при деле – это главное.
- Да, Гога.
- Ладно, меня тут... ждут. Счастливо!
Раздались гудки. Дима медленно положил трубку.
Вот такие, значит, дела.
Гога Зырин воевал, и потерял ноги. Кошмар. Но теперь, слава Богу, все в порядке. Пишет пьесу. К тому же не первую, некоторые спектакли уже поставлены. А нынешняя пьеса наверняка станет событием в театральном мире. Гога, он такой: либо будет первым, либо...
Загорелся экран телевизора. Что такое? Случайно задел пульт?
Но каков, все-таки, Гога! Несгибаемый человек! В самое ближайшее время надо будет его навестить. Проклятье! Почему навестить? Как больного? Калеку? Нет, не навестить, а просто прийти в гости, взять с собой Аньку, распить напитков, вспомнить прошлое. Так будет правильно.
В телевизоре появилась Спасская башня с часами, заиграл государственный гимн. Вот и Новый год. Дима поднял рюмку. Ударили куранты.
Ну, за все хорошее...
- С Новым Годом, дорогие москвичи! – раздался пронзительный скрипучий голос из смежного кабинета.
Что такое?
Неужели все-таки разыграли? И все это время тихо сидели здесь? Ну, козлы!
Дверь распахнулась, и из кабинета, как с упавшего стеллажа в магазине игрушек, повалили зайчики, гномики, свинки, чебурашки, плюшевые мишки, тигры, волк и заяц, одноглазые пираты, циркачи и акробаты, ковбои в шляпах, античные герои, змей-горынычи, воины в латах, индейские вожди, винни-пухи, карлсоны, микки-маусы, крокодилы, бегемоты, попугаи, незнайки, и еще целые сонмища радостно галдящих маленьких существ, мгновенно заполнившие собой все офисное пространство. Заиграли клавесины и хриплые деревянные дудки, с потолка свесились хрустальные нити, стены засверкали шелком и золотом.
Дима остолбенел. Вот и допились до белой горячки. Рановато...
- Никакой белой горячки! – из комнаты бодро выступил Дед Мороз в натуральную величину. – Никакой белой горячки, мой юный друг! Какая может быть белая горячка в столь цветущем возрасте у такого здорового организма? Ничего похожего! Просто пришел Новый год, и тебе на этом празднике выпала большая честь – ты отмечен Новогодней Привилегией!
       -    Новогодняя Привилегия! Новогодняя Привилегия! – радостно загалдели маленькие существа.
Дед Мороз был совсем как настоящий. Если бы в детстве Диме довелось увидеть такого Деда Мороза на праздничной елке, он поверил бы в него, наверное, на всю жизнь. Окающий говорок, с каким торгуют сметаной на Лефортовском рынке, явно собственная борода, в могучей седине которой еще струились русые волосы, тулупный запах овчины, снежная свежесть на рукавах, отполированная до оловянного блеска суковатая палка под мышкой. И, самое главное - откуда вообще он здесь взялся?
«Я сплю», - понял Дима и внутренне успокоился.
Зверюшки вокруг него разразились смехом.
- Какой странный юноша! Получил Новогоднюю Привилегию и не может в это поверить, хи-хи-хи!
- Смотрите, щиплет себя за ногу, ой, какой смешной!
- Да он пьян! Посмотрите, сколько бутылок в углу! Вот это да!   
На стол перед Димой вспрыгнул большой черный кот.
- Мя-а-у-у-у! Я тоже снюсь тебе, Димочка? Э, не-е-е-ет!..
Дима поморгал глазами. Все это шумное пестрое сборище, несмотря на всю неожиданность и полную неуместность, выглядело не страшно, а скорее даже весело. Ну и ладно.
Дед Мороз стукнул в пол палкой. Все стихло.
- Зачитайте указ!
На середину выступил карлик в костюме шута и развернул пергаментный свиток. 
- Простолюдин Дмитрий Скворцов, двадцати шести лет, житель города Москвы, Российской Федерации, наступающий год одна тысяча девятьсот девяносто четвертый, решением Высшего Совета награжден Новогодней Привилегией! Слава Дмитрию Скворцову, кавалеру Новогодней Привилегии! 
- Слава! Слава! – на все голоса завопили игрушечные гости. – Слава кавалеру!
- Что я такого сделал? – пробормотал вконец растерявшийся Дима. – За что мне эта ваша привилегия?
- Что ты сделал?! – воскликнул Дед Мороз. – А вот, что! В канун Нового Года ты, не перепоручая дело бумаге, электронной почте или третьим лицам, лично, своим собственным словом, с использованием одного только телефонного аппарата, что для вашего времени допускается, сделал ровно сто новогодних поздравлений! Вот, что ты сделал! Слава кавалеру!
- Слава! Слава кавалеру!
- И теперь ты можешь получить причитающийся тебе подарок! – торжественно гремел Дед Мороз. - Любой, какой только пожелаешь!
-     Рекомендую брать деньгами, - мурлыкнул кот.
Подарок? Деньгами? А сколько, собственно говоря, удобно попросить? Баксов пятьсот? Тысячу? Или за эту самую привилегию полагается больше?
- Больше! – хором закричали зверюшки. – Гораздо больше!
Больше? Сколько же? Пять тысяч долларов? Десять?
На столе звякнул телефон. Димина мысль устремилась туда и неожиданно трансформировалась в острое сожаление, что будь у него и друзей сотовые телефоны, хотя бы даже большие и громоздкие, ничего подобного случившемуся не могло бы произойти, и он, выйдя из туалета, сразу бы позвонил им, они вернулись, со смехом и глупыми шуточками освободили бы его, и потом вспоминали бы эту историю, как забавный новогодний прикол. И сейчас он вместе с Аней сидел бы за маленьким столиком и пил шампанское на тонких хрустальных ножках, едва прикоснувшись к салату-мимозе и киевскому торту, или даже уже не сидел, или нет, сейчас только половина первого, пожалуй еще бы сидел, но уж потом, о!.. потом!.. 
- Исполнено! – Дед Мороз ударил палкой, и на столе появилась затянутая целофаном коробка. - Представителя компании прошу выйти на сцену!
Из толпы зрителей выкатилось суставчатое металлическое существо похожее то ли на Самоделкина, то ли на Железного дровосека, с лампочкой вместо носа и рожками-пружинами на голове, и приблизилось к Диме.
- Мобильный телефон Моторола-платинум, модель двести шесть, серийный номер ноль шесть, один четыре, четыре восемь, три пять. От имени нашего спонсора поздравляю вас с прекрасным выбором! Точно такие телефоны уже вручены или в самое ближайшее время будут вручены вашим друзьям. Не теряйте гарантийный талон. Компания Мобильные Линии всегда к вашим услугам. Круглосуточный телефон абонентской службы шесть ноль девять, счета за предоставленные услуги связи выдаются по адресу... 
Ну и ну!
Моторола-платинум, какой нет еще даже у самого Андрея Михайловича? Всем пятерым? Вот это уж точно сон.
- Отличный выбор! – воскликнул Дед Мороз. – Рад был помочь! У вас, в больших городах, нам проще работать! Машину там, квартиру, денег, это всегда пожалуйста. А то бывает, захочет какой-нибудь чудик из бочки праведно прожить жизнь, или узнать устройство миропорядка, вот тогда и думай, как ему это подать, чтобы  у него шарики за ролики не слишком заехали...
Раздалась переливчатая трель.
Дед Мороз замолчал, захлопал себя по карманам и вынул из-за пазухи устройство, похожее на мобильный телефон, только очень маленькое, свободно уместившееся на дедовой ладони. Веселые твари разом стихли, отхлынули, с боязливым шепотом стали жаться к стенам и прятаться за спины друг друга. Кот мявкнул, спрыгнул вниз и залез под диван. Наступила полная тишина.
- Слушаю вас! – сказал куда-то в ладонь Дед Мороз и внимательно прищурился.
Дима пожал плечами и поскреб указательным пальцем коробку с телефоном. Нет ли здесь какого-нибудь обмана? Может быть, вскрыть, посмотреть? А то ведь просто балаган какой-то...
- Неужели? Ах, вот оно, что, - протянул Дед Мороз. – Слушаюсь! Немедленно будет исполнено!      
Дед Мороз спрятал свое переговорное устройство и стал очень серьезен. Сделав несколько шагов вперед, он так почтительно поклонился Диме, что тот невольно оглянулся, нет ли за спиной кого-нибудь еще.
- Достопочтенный кавалер! Важное известие! Один из ваших новогодних звонков сыграл решающую роль в жизни человека. За это вам дарована особая милость – вы можете получить еще один подарок. Только, прошу вас, в этот раз не промахнитесь...
- Особая милость!– благоговейно зашелестели притихшие зверюшки. – Невероятно! Ему дарована особая милость!
- Что? Решающую роль? - лепетал Дима, холодея от предчувствия. - Мой звонок сыграл решающую роль? Какой звонок? 
- Ваш последний звонок, достопочтенный кавалер.
- Гоге?..  Но... но у него же все хорошо. Не совсем, конечно, он был на войне и остался без ног. Но теперь все наладилось, он пишет пьесу для театра современной драмы, и это будет великая пьеса, я уверен! О, вы не знаете Гогу! Он будет либо первым, либо никем! Он такой!
- Именно!!! - грозно взметнул бороду Дед Мороз. - Но вот только теперь он и будет первым! А мог стать... никем, и почти уже стал никем! Вовсе не хорошо ему было до вашего звонка, достопочтенный кавалер! Совсем даже не хорошо! Никто не ждал его за столом в эту минуту! Один во всей вселенной остался он этой ночью! И страх сковал его, и холод уже почти проник в самое его сердце! Впрочем, теперь все действительно наладится. Сейчас Гога спит, но завтра утром он проснется, соберет по углам разорванные листы, и вновь примется за пьесу, истерзанную всякими театральными невеждами...
- Чушь какая-то...
- Нет, не чушь, а чистая правда! Но не будем терять времени, кавалер. Просите подарок. Все, что пожелаете. Только прошу вас, сейчас подумайте хорошенько...
В ту же секунду Дед Мороз осекся и сотней мелких морщинок расплылся в хитроватой стариковской, без одного переднего зуба, улыбке. «Настоящий! - сладким детским ужасом овеяло Диму. – Он настоящий!»
- Вот! Это совсем другое дело! Исполнено! – Дед Мороз ударил палкой, повернулся  и устремился в смежный кабинет. – За мной, бездельники! Теперь - в Нидерленден! Наступающий год одна тысяча четыреста шестидесятый, городишко Хертогенбос! Там живет мальчик по имени Иероним! Ему десять лет, он удостоен Привилегии и хочет знать все о человеческой природе! За мной!
Зверюшки, снова взорвавшись визгом и фейерверками, толпой повалили за дедом.
- Погодите! – закричал Дима. – А как же мой второй подарок?! Я не успел попросить! Вы что, пошутили?
- Нет, вы успели! Подарок вас ждет! Прощайте, кавалер!
Все стихло.
В смежном кабинете никого не было. Пропали золото и шелка. Растворились в воздухе хрустальные нити. Но коробка оставалась на месте.
Дима разорвал целофан. Внутри была сверкающая темно-серым пластиком Моторола-платинум с элегантной откидной крышечкой, миниатюрная последняя модель, размером не больше кирпича.
Все правда.
Телефон в его руке зазвонил, мигнув красной лампочкой.
Дима вытащил антенну и отковырнул пальцем крышечку.
- А... ло, - вышло как-то невнятно.
Дима откашлялся и повторил:
       -     Алло!..
Что, внимательный читатель?
Ты ведь чувствуешь приближение развязки?
Ты уже догадываешься, кто звонит Диме на его новый сотовый телефон, прекрасную темно-серую Моторолу-платинум последней модели?
Тогда мы позволим себе последнее отступление. Развязка теперь никуда не денется, а нам надо, наконец, узнать, что же  случилось с Димиными друзьями, преодолевшими столько препятствий на пути домой.
Итак, Валера. Собрав всю волю в кулак и почти падая в обморок от напряжения, Валера поднимался наверх на станциях Новые Черемушки, Калужская и Беляево, и после придирчивых исследований узнал их все. Перегон от Беляева до Конькова Валера провел, стоя у дверей, и пулей выскочил из вагона, как только открылись двери. Ступая на эскалатор, он пошатнулся и схватился за поручень. Наверху шел снег. Угадывались контуры коньковского вещевого рынка и огни домов на улице Островитянова. Да, это было Коньково! Все получилось. При переходе улицы Валеру догнал согнувшийся от метели человек в куцем сером пальто.
- Постойте! Вот, вы забыли в вагоне! Я за вами бегу, кричу, а вы ноль внимания! Держите.
Незнакомец протянул Валере затянутую в целофан коробку. Валера бесстрашно взял ее, ничему не удивляясь. Он был в Коньково, а здесь ничего плохого случиться не может.
Теперь Толя. Он, наконец, почувствовал себя лучше и поднялся наверх.
- Где ты был? – пережевывая слезы, прошептала Кристина.
- Я? – Валера хотел было сказать, что все это время сидел на скамейке и ходил вокруг дома, но сам ужаснулся чудовищной и неправдоподобной нелепости своего поведения. – Тина, это долгая история. Лучше посмотри, что я тебе принес.
Толя протянул жене пакет, но вместо тортика там оказалась коробка с сотовым телефоном. Не успев удивиться, Толик, в ту же секунду уверил себя, что помимо ста долларов, Андрей Михалыч подарил ему мобильный телефон.
Фома, чертыхаясь и по дороге приводя себя в порядок, добрался до дома на маршрутке.
Карман его дубленки треснул от туго втиснутой в него коробки.
- Что там, папа? – закричали соскучившиеся дети. Загадочная коробка в кармане, по их мнению, полностью объясняла и оправдывала позднее появление отца семейства.  – Можно посмотреть? Вау, сотовый телефон! Вот это да!
Фома собрал на лбу задумчивые складки и пришел к выводу, что каким-то хитрым метафизическим образом на телефон он махнул, не глядя, свою любимую волчью шапку. Шапку, конечно, жалко, но и сотовые телефоны последней модели тоже на дороге не валяются. Новый год, однако!
Леня Голубев стоял столбом почти полчаса, пытаясь сообразить, за что родная милиция бесплатно прокатила его на такси. Версии были самые причудливые: и то, что он оказался в отделении миллионным посетителем и получил приз, и то, что спьяна он совершил какой-нибудь подвиг или, по меньшей мере, благородный поступок, и власти его таким образом поощрили, и то, что за ним, наоборот, объявлена слежка и теперь он под колпаком у спецслужб. Ни одна из версий, по зрелом размышлении, правдоподобной на казалась и феномен бесплатной доставки тела к месту жительства оставался необъясненным. Наконец, подойдя к ларьку, чтобы купить сигарет, Леня обнаружил, что его кошелек абсолютно, математически пуст. Документы, часы, ключи, ручка, кожаный портфель, папка, органайзер, сам кошелек – все это было на месте, не было только ни единой копейки наличных денег.
- Обобрали! – радостно закричал Леня, испытывая огромное облегчение. - Вот оно, что! Обобрали! Ай да капитан!
Сотовый телефон Леня обнаружит в портфеле только утром и попытается связать его появление с исчезновением денег, приличной суммы, между прочим, хотя, конечно, не настолько, чтобы вместо них появился сотовый телефон. Но, как ни вспоминал Леня события того вечера, там все-таки оставались значительные пробелы, и дальнейшие усилия он прекратил, твердо решив впредь никогда не выпивать больше двухсот грамм за один раз.
А мы, наконец, вернемся к Диме.
Итак - телефон в его руке зазвонил, мигнув красной лампочкой.
Дима вытащил антенну и отковырнул пальцем элегантную крышечку.
- А... ло, - вышло как-то невнятно.
Дима откашлялся и повторил:
       -     Алло!
- Ну, здравствуй, жопа, Новый год! - сказали в трубке. – У тебя все время занято.
- Анька! – закричал Дима. – Ты где?! Тут такое творится!
- Я знаю. Мне звонил какой-то старый хрыч и сказал, что ты выиграл сотовый телефон. Даже номер дал. Поздравляю. И еще сказал, что ты, типа, чуть ли не на всю вселенную объявил, что ты... что я... Ну, в общем, сам знаешь...
- Да хрен с ним, с телефоном! Какая вселенная? Ты сейчас где? У Звонаревых, что ли?
- Нет. Я рядом. Ты меня можешь в окно увидеть.
Дима бросился к окну.
Кабина телефона-автомата на углу горела желтым светом, и там, внутри, с трубкой в руке, была Аня. Дима яростно замахал руками, едва не выронив свой первый подарок и забыв о несостоявшемся втором.
- Анька! Я тебя вижу! Ты мне из автомата звонишь!
- Ясен пень, из автомата. Не все же такие крутые, чтобы с мобильниками ходить. Ты  это свое окно открыть можешь?
- Окно? Зачем?
- Надо. Можешь?
- Могу, наверное. А зачем?
- Надо. Открывай.
Дима подергал ручки. В каком положении они открыты? Непонятно. Дернул на себя раму. Не выходит. А так? Тоже не выходит. А вот так?
Треснула бумажная лента, и окно распахнулось. В комнату ворвались снежинки. От ветра на столе задвигались бумаги. Дима выглянул наружу. Над городом тут и там взвивались праздничные ракеты, внизу гремели хлопушки. На улицах было довольно много людей, вылезших из-за своих праздничных столов, чтобы немного проветриться перед горячим. В снегу возились дети.
- Анька! – заорал Дима. – Я здесь! Я тебя вижу!
К смутному шуму празднующего города вдруг прибавился новый звук, низкий моторный рокот. Гуляющие люди оборачивались, останавливались, указывали пальцами. Мгновенно, как это обычно бывает при каком-либо уличном событии, составились небольшие любопытствующие группки.
Коротко взвыла сирена. 
С улицы, на ходу выдвигая вверх лестницу, во двор заворачивала огромная восьмиколесная, сверкающая красным лаком пожарная машина.