Кусок 16. Окончательная битва
Очень быстро добрался Тугарин до Львова и уже на окраинах увидел последствия коварства Жабы и Merdeчука. На дороге встретила героя толпа сумрачных людей, всё больше из пожилых женщин, которые плакали и просили уйти. Потому что семьи их остались в городе, где под каждым домом была заложена взрывчатка, где на всех улицах были установлены мины, где в окрестностях стояли сотни пушек. И если герой пройдёт, то будет дана команда и закрутиться машина смерти и камня на камне не останется от древнего Львова, а будет лишь большая общая могила да кратковременная обитель воронья. Поэтому женщины стояли плотным строем и настроены были лучше пасть от геройского меча, чем потерять семьи от жабьего взрыва. Надеялись, что герой может смилостивиться, а вот в Жабе не сомневались. Знали здесь про все его похождения, ненавидели пуще прочих и кто ж знал, что потеряв страну, прискачет он сюда и превратит островок Европы в мясокомбинат с возможным переходом в большой салют. Женщины плакали, становились на колени и просили Героя уйти. И тогда он спросил:
-А как же Украина?
Но ответом был ему ещё больший плач. Потому что знали, что нет при Жабе Украины, а есть лишь кровоточащая туша, которую нещадно рвут. Уж видны рёбра и оголен согнутый позвоночный столб, а Пакостник только распаляется в своей ненасытности. И дожрёт и будет танцевать на костях и выть, источая трупные газы, Рыжая Сволочь, погубившая страну. Всё знали, но позади были их семьи. Чахлые дети и перепуганные мужья, обычные украинцы, придавленные Извергом, растоптанные ним, надкусанные и выброшенные, неспособные к сопротивлению, разве что на кухнях. Они сидели и дрожали, предчувствуя смерть и к чести их, находились такие, которые лежа под столом и обхватив голову руками шептали: "Пусть!". Пусть загремят взрывы, пусть красавец Львов уйдёт в дымах под землю, но зато Жаба будет повержен. Зато будет убит Негодяй, растоптавший страну, новый Иуда, не ограничившийся сребрениками, скотина алчущая смерти, кровопускатель невиданный. Умрёт. И будет это праздником, самым большим праздником в земле украинской за всю печальную его историю. Львов, как искупительная жертва.
Меж тем Тугарин обозревал представший ему город и думал, как быть. Уйти он не мог, потому что там, в глубоком подземном бункере сидел Жаба и слизкими своими руками сжимал коробочку с благородной Юлией Владимировной, грозя во всяк миг её раздавить. Но так как был Тугарин украинский Герой, то рубить преградивший путь народ не мог. Герой то народный. От этакой трудности несколько опешил. И спросить не у кого, как быть. Опёрся на меч и стал думать.
Видя столь явные признаки умственного затруднения у Героя возрадовался Merdeчук, который наблюдал за всем происходящим с вертолета, и послал сообщение Жабе, что задумался Герой. Считай, первый раз удалось намеренно остановить его смертоносное движение, а раз можно раз, то можно и больше. Знал Витя, что должны были быть способы остановить Героя, знал, но не верил, потому что уж больно страна дика и как её под теорию поправками и допусками не обуздывай, а всё равно вырвется и такое предъявит, что не дай бог. Теперь вот стал Merdeчук успокаиваться, что в норме всё и можно просчитать, если захотеть. Даже задумался, какую часть страны у Жабы требовать, чтоб хватило на растерзание. Склонялся к югу, где порты да промышленность, к тому же болот нет, откуда являются потом химеры всякие. Слюну обильную пустил, она собралась на полу в лужу и стала из вертолёта просачиваться, потому как машина старая, давно не ремонтированная, а других нет.
Тугарин же, возьми да почувствуй поверх усталых плачей львовянок ядрёный запах говна. Принюхался и усмехнулся хитро. Подумал, что Жаба от его приближения обделался и не нарочно выдаёт теперь вонью своё местонахождение. В железной стрекозе, которая гудит неподалёку. Чуть отошёл от толпы и взмахнул руками. Молнией, серебряной молнией в лучах солнца полетел добрый его меч и пробил вертолёт и снёс голову Merdeчук и бумерангом вернулся обратно. На острие его судорожно клацали знаменитые Витины челюсти, которыми порвал он не мало и собирался рвать ещё больше.
Пуще прежнего заплакали львовянки увидев, что убит правая рука Гада, наперсник мерзости Merdeчук. Подумалось им, что теперь уж не будет спасения городу и вместо просьб, стали они оплакивать его. Но Львов стоял, как ни в чём не бывало, только с окриан его мчали колонны машин. Merdeчук был мёртв, а больше никто не осмелился дать приказ о взрыве и те, кто умней, стали сбегать, не боясь уже Жабы, а страшась геройского меча.
И сама Рыжая Тварь запаниковала. Только что казалось, что свершилось чудо и Витька-подонок, остановил героя. Забрезжил тонкий лучик надежды и появился аппетит, как вдруг такое. Беспримерные витькины челюсти клацали на стали меча, а Герой быстро шёл в город. Камеры показывали его лицо и мельком только взглянув в глаза, Жаба потерял голову. Выпрыгнул из своего глубокого бункера и помчался на юг, где высочели Карпаты и оставалась хоть малая надежда, что через этот забор не пройдёт Герой. Коробочка со стонущей от боли Юлией Владимировной болталась у Мерзавца на шее.
Увидев скрывающуюся Жабу, бросился Тугарин за ней, нюхом чуя средь зловония убийцы чудесный аромат восхитительной Юлии Владимировны. И был бег и гнал Жабу страх смерти, а героя любовь и был он быстрей и настигал Жабу и готовил уже меч для удара. Но запрыгнул Смрадник на Говерлу и закричал, что ещё шаг геройский и придёт смерть Юльке! После этого положил коробочку с украинской девой себе в рот и раскрыл широко пасть, показывая многотонную мощь своих зубных жерновов. Перегрызли они хребет многомиллионному народу, что стоило им и мокрого места не оставить от хрупкой женщины.
Остановился Тугарин. Видел он смерть близкую сладкокожей Юлии Владимировны, знал, что бессилен против смерти и сам подвержен. Замер Жаба, выпучив кровянистые глаза и едва сдерживая шатания своего резинового сердца. Тишина сделалась и укрылось небо тучами, чтоб вездесущие американцы не смогли со спутников наблюдать главнейшую украинскую минуту. Потому что не кино это, а трагический миг, от которого зависела Украина и спасение её.
Дня три стояли, боясь пошевелиться и не зная как быть, когда сказал Тугарину меч.
-Метни меня, не доказал ли я своё умение и преданность.
-Доказал, донецкое творение и остриё справедливости. Только боюсь я за сокровищную Юлию Владимировну, которая возлежит на бивнях жабьих, между жизнью и смертью.
-Убью я Жабу!
-Убьёшь Мерзавца, в том сомнений нет. Но сомкнуться челюсти его и сметен цветок будет и я буду разрезан пополам для вечного терзания, потому что нет жизни для меня без утренней Юлии Владимировны, конфета судьбы и услады мыслей!
Простояли ещё три дня, а на седьмой пришло Тугарину озарение и метнул он меч свой да так умело, что не поразил он Жабу, но стал меж зубами богомерзкого, будто палица меж челюстями кита. И запыхтел Убийца, заскрежетал, но не смог сомкнуть рот и сотворить смерть, чем занимался с самого детства. Тугарин меж тем подскочил к Жабе и хотел схватить за шею да придушить. Но обрушился на Героя Злодей всем своим громадным весом и хотел сковырнуть с Говерлы, рассчитывая уж погибать, так вместе. И как не крушил Тугарин Негодяя, как не рвал кусками его скверную плоть, а жив был Жаба и душил и ссовывал к пропасти. Тогда проснулись вдруг в Герое старинные жабоедские инстинкты и вспомнил он не зная, как нужно убивать жаб людоедов.
Посмотрел сперва в глаза чудовищу и замерло то, увидев вместо обычного ужаса приговор себе. И метнул Тугарин правую руку свою и пробил грудную клетку чудовища и стал щупать в потрохах и выщупал сердце его из крепкой резины. Вырвал его с корнями, со всеми венами и артериями, извлёк из туши и показал Жабе. А потом на глазах его, пошедших трещинами от принятия смерти, разорвал сердце сначала на двое, потом начетверо и так до самых малых кусков. После этого, как и положено, Жаба умер от удивления и остановился кровавейший бег его, затушен был ярчайший огонь безобразий и всякие мерзавец почувствовал ужас, лишившись своего благодетеля и покровителя.
Тугарин же собрал куски жабьего сердца и разжег из них костёр, что никогда и ни при каких условиях, не могла больше появиться на белом свете никакая Жаба. Потому что влезал Жаба в людей через сердце и распространялся так, оставив спермотозоидный путь, как устаревший.
Покончив с мерзостью, обратился Тугарин к прелести и достал из обильного трупной вонью рта коробочку, откуда пахло цветами и слышалось соловьиное пение. Открыл коробку Герой и обнаружил там изможденную долгим пленом и истерзанную быстрым бегом, Юлию Владимировну. Взял её на руки и первое, что понял, так то, что нельзя её было словесами изъяснить, потому что каждое слово было лишь блеклой тенью по сравнению с ним и даже самый пышный комплимент оскорблял своей далёкостью от имеющегося идеала.
Была она без сознания, бледна и слаба, со множеством ушибов и ран. Закрыты были её глаза и растрепанны волосы, нечиста кожа и потресканы губы, но Тугарину она была красота несоразмерная и чуть рядом не упал он от переживания счастья. Припал губами к груди её, потому что возлюбленный лучше слышит губами и сказало ему сердце Юлии Владимировны, что нет уж больше сил и смерть близка, потому что много пережито и вытерплено, слишком много и как не сильна она была, но всему есть предел и окончание. Тугарин сказал сердцу: "Нет!". И обратился тогда к Богу, сказав:
-Прошу тебя, господи, сохрани ей жизни. Молю тебя, Господи, соверши чудо милосердия своего, яви всесилие, распорядитель жизни и попиратель смерти! Помоги ей Господи, дай ей сил и дай ей исцеления, сохрани цветочек нежный от темноты смерти! Молю тебя Господи, потому что ты один в силах и ты один всемилостив. И не к кому больше мне идти и некого больше просить и сам я, будто песчинка и вижу бессилие своё. Есть у меня меч и тело моё камень и нет во мне страха и нет опасений, любого могу сокрушить и низврегнуть, но всё это ничто и я сам ничто, когда сижу сейчас перед белой птицей моих снов, а смерть раззинула пасть и пожирает её. Все мои силы прах и вся моя гордыня смешна, когда доходит дело до смерти и оказывается, что один ты истинно спаситель и у тебя в руках милостыня и одариваешь ты жизнью. Прошу же тебя спасти её, удел мой радостный и солнце существования. Прошу тебя, господи! И хоть каменный я и хоть твёрдый, но текут слёзы по лицу моему и сердце стало мягким, растаяв от огня боли. Спаси её господи и спасёшь двоих! Потому что хоть и не венчаны, но одно мы с ней. Исцели, господи! Молю тебя и надеюсь, потому что милостив ты и ко всем. А коли решишь по-другому, то и это приму, потому что всё, что от тебя, в пользу и назидание. Хоть выжжет меня, хоть оставит один огрызок, но не воспротивлюсь я воле твоей и не буду спорить. В тебе всё и от тебя всё. Потому прошу, спаси её!
И взывал Тугарин и молился и плакал, а потом укрыл собой Юлию Владимировну, сделав из себя и каменную стену и уютный дом. Принесли ему птицы душистых трав, из которых взбил он постель любимой. Целебных ягод, которыми кормил и полезных кореньев, которыми натирал раны. Дикие лани приходили и давали сладкое своё молоко, пчёлы делились мёдом, а белки орехами. Приходившим же людям говорил:
-Убит Жаба и расточено злодейство! Восстаньте из праха, поднимите головы, распрямите спины, отриньте безобразия и живите во благе. Нет больше камня злодейств, который давил вас. Воспряньте и живите, давая пример не к ужасаниям, а к гордости.
-А Вы?
-Я никогда хребет не ломал, потому мне меняться ни к чему. Достиг я счастья своего, теплоглазой Юлии Владимировны и остальное мне не к чему.
-Кто ж нами править будет?
-Сами устраивайтесь. Поле от камня расчищено, а уж вспахать да посеять сами должны, иначе так и будете приживалы, а не граждане.
А чтоб никто указаний его не извратил, сбегал Тугарин на Говерлу и оттуда гаркнул на всю страну, что свобода от мерзости и можно теперь в добре жить не трепеща, имея стыд и совесть, перед гадостью не склоняясь, но убирая её в канализацию, где ей и место.
Спустился к любимой и днями сидел рядом с ней, уверяясь, что свершилось чудо Господнее и отогнана смерть от слабого тела, где уж почувствовала себя владычицей, и оживает радость глаз тугаринских Юлия Владимировна, пока слабая будто травинка на холодном ветру. Дышал на неё горячим воздухом, согревая и млел от счастья. О будущем не думал, потому что было оно всё розового цвета и благоухало Юлией Владимировной.
Пришла она в себя, потом стала говорить и сразу всё поняла и ничего не спрашивала. Тугарин рад был, что обошлось без объяснений, значит и вправду были они предназначены друг другу и наконец исполнили судьбу свою, чтоб после долгих терний прийти в счастье. Ворковали очарованными голубками и смеялись много, забыв что такоё слёзы и плохое настроение. Она была молоко, он был мёд и вместе кушали благое блюдо, растворяя границы свои и соединяясь в одно. Время в блаженстве бежит быстро и все дни сливались в один день, когда с утра до вечера только счастье.
Когда пришли гуси, давние воспитанники Тугарина, ещё по Лебедину. Долго они летали, а как услышали, что прекращён Жаба, то опустились на землю, решив жить теперь по-человечески, скотство отбросив. Первое время жили и вроде стало всё по-другому, хорошо. Прекратилось душегубство и воровство скукожилось, люди заулыбались, стали говорить, что дальше совсем хорошо станет. А вместо этого пшик вышел, в связи с чем гуси и пришли.
-Господин наш добрый, Тугарин. Хоть и птицы мы полудикие, хоть и голова у нас маленькая, но понимаем мы, что некстати и в досаду тебе пришли, отрывать от любови и перерывить страсть. Только по надобности великой делаем это, потому что преданы тебе и благодарны за дарение цели жизни. Слыхали мы твои слова с Говерлы и затеяли жить по ним. Хорошо пожили, но недолго, потому что опять безобразия начались.
-Как такое может быть, если корень их вырван и сожжён! Разве может бурьян без корня расти?
-Что есть говорим, господин Тугарин. И слезно просим, чтоб оторвался ты ненадолго от зазнобы своей и прошёлся страной да поглядел, отчего жизнь здесь не устроилась, хотя Жабу уж черви съели, а приспешники его сбежали по большей части.
Удивился Тугарин. Думал, что когда устроил костёр из жабьего сердца, то поставил тем точку, а дальше пойдут сплошь восклицательные знаки. Прост был Тугарин и про многофакторность не слыхал. Однако встревожился и сказал гусям, что просьбу их исполнит.
-Только вы здесь оставайтесь, охраняйте сокровище моё, многокаратную Юлию Владимировну, холите её и лелейте, весёлые истории рассказывайте, чтоб была она всегда в настроении приподнятом и жизнью довольна. Сейчас она спит пока, когда проснётся, то скажите, что скоро буду.
Ушёл. Задумал пройтись кольцом с юга на север, чтоб побывать во всех краях Родины и выяснить, как среди зерна остались плевела, хоть на сильнейшем ветру провеивал. Заходил в города и селения, смотрел внимательно, расспрашивал подробно. И чем дальше шёл, тем больше хмурился, а когда пришёл обратно, то покрылся его лоб глубокими трещинами морщин и глаза были потухшие, цвета мокрого пепла. Сел он и обхватил голову руками. Загоготали гуси в недобрых предчувствиях и спросила обеспокоенная Юлия Владимировна:
-Случилось ли чего, любезный мой господин Тугарин, что грустен ты и боль в глазах твоих?
-Не случилось.
-Тогда скажи мне, любезный друг, отчего печален ты и глаза твои будто растоптаны?
-Не случилось.
Тяжко думал Тугарин, понимая что, но не зная почему. Не было Жабы, а жабство цвело. Целые орды жабок, свеженьких, только с печи, вновь заполонили страну и уселись на привычные шеи, чтоб погонять и кровопийствовать. Были они ещё слабы и неумелы, масштабами далеки от своего рыжего предшественника. Но горели их глаза ненасытностью и клацали быстрорастущие челюсти и урчали недюжинные желудки, показывая, что дай только срок и возрастут и усилятся, догонят и перегонят. Хотя и не из доисторических, но чудовища ещё те и уж как устроят бучу, так мало не покажется. Пока кровь пьют, потом тела начнут потреблять, а уж со временем и к мозгам приступят. Ряды и колонны, имя им легион. Алчут.
Но не по ним расстроился Тугарин. Хоть и надеялся, что с усекновением корня прекратятся и отростки, но ведь много лет злодействовал Жаба и уж влез то во многих. Теперь прорастает. Хрен с ним. Опечалил Тугарина народ. Ведь дадена ему была свобода и заповедано из говна подняться да безобразия забыть. Надеялся, что кривы и безобразны соотечественники, по причине греховной тяжести Мерзавца. Будто травинки под камнем, копошатся в темноте, на червей похожие, про свет может и слыхивали, знать толком не знают. Оттого и ****ство душевное, лень, тупость, воровство, пьянство, прочие достоинства, которыми славиться стали. Оно конечно, трудно человеком быть в согбённом виде. Но семя то здравое, украинское. Только сковырни камень, только открой людей добру, как выпрямятся всходы и понесутся к небу и станет всё по другому и будет урожай щедрый полновесного зерна. Но вышло так, что вместо хлеба вымахали лопухи с репяхами в итоге. И вернулось всё на круги своя. Для несведущих напомню, что круги то в аду. Он же, после малого перерыва снова на Украине сделался.
Хватал Тугарин народец и спрашивал, отчего так. Отчего попьянствовали на радостях и разбрелись по углам, счастья ждать. И не палец об палец. Когда же пришли хитрецы и на шеи сели, так даже вздохнули с облегчением. Потому что удобно так. Ожидать волнительно, верить трудно. Не верить и на диванах валяться можно, а коли веришь, то дела нужны, бороться и добиваться. Тяжело. Привыкли, то в темени и хоть понятно, что плохо, покойно зато. А что съесть могут, так страшного мало, всё равно жизнь одно мытье с катанием. Не жалко.
Так все и ответствовали. И бывало, что в городе сто тысяч населения, а ни один подняться не захотел. Еще так, чтоб вскочить да поорать, это были специалисты. Но чтоб изо дня в день, ни на шаг не отступать, спину не гнуть и безобразиям не поддаваться, таких и не было почти.
-Слабы мы стали, дорогой ты наш герой, будто дистрофики. Как говориться, богатыри не мы. Третья пневая поросль. Это научный термин такой. Если дерево срубить, то вырастит со пня другое, точно такое же. Еще раз срубить, снова хорошее вырастет. Но уж на третий раз вырасти то вырастет, да только кривое и паршивое, так что и глянуть не на что. Закон природы. А посчитай, сколько раз рубили нас под самый корень, чего уж тут древесины ждать, одни сучки да задоринки.
Так и объяснили Тугарину, что сломан народ и сколько не клей, сломается. Тугарин же понял так, что не сверху был Жаба, не только сверху, но и в каждого мелкой жабкой влез. Да так прижился, что Рыжий сокрушен был, то этим хоть бы хны. Притихли на время и снова восторжествовали. Пробовал герой их было выковыривать. Но оказалось, что изнутри надо их выпихивать. Чтоб каждый свою Жабу взял за лапки да с размаху головой о стену. Потом следить, чтоб головастики не проявились. Другого пути нет. Так народу и объявил, что ошибочка вышла. Одного верховного демона свалить мало, нужно ещё и собственных демонов пришибить. Собирайтесь с силами и в бой.
Но никто не послушался.
-Какой ты, к чёрту герой, если ошибаешься. Фуфло ты китайское. А нам нужен настоящий герой, безошибочный, чтоб построил всех в ряды и колонны, да повёл к счастью, без всяких там отговорок и подоплёк. Счастье штука простая, высшего образования для него не требуется. А ты бабу получил, иди, занимайся.
Говорят, клыками блестят, хвостами машут. Из хитрецов ораторы. А народец молчит. То ли вправду третья пнёвая, то ли тайна какая. Подумать надо. С тем удалился к ласковой Юлии Владимировне. Сказал ей, что думает как быть, как народ свой спасти и вывести из рабства давнего.
-Не могу я бросить его в беде, а сам уйти в наше с вами счастье, целое души моей, Юлия Владимировна. Может человек уйти и бросить, а я герой, предначертано мне забоится о народе своём и земле родной. Тяжек груз, так без него ж, человек пушинка нелепая. И люблю я родину свою, дорогую Украину. Хоть тяжело это. Вас легко любить, потому что конфет вы и солнце и утро весеннее в цветущих абрикосах и солнце согревающее и вода прохлаждающая, нет меры вашему совершенству и правдиво про вас только молчание. Другое дело страна моя. История её непрерывное бедствие, темень сплошная да всего ничего светлых пятен достойных людей. Уж на что Тарас был звезда, а и он не смог туч развеять. Темень и позор. Очень много в стране моей такого, что не простить нельзя, ни даже объяснить. Только краснеть да отворачиваться. Но люблю я её и чувствую перед ней обязанность и перед народом чувствую. Потому что народ, это не только те, кто сейчас живёт. Этим не нужен я или даже помеха досадная. Народ, это ещё и те, кто жил. Тело народа растянуто по времени и в ответе я как перед живущими, так и перед умершими. Для них и буду думать, как спасти народ свой, который и пожить толком не успел, как уже помирать собрался. Уж извини меня, сердцу милая Вы Юлия Владимировна, но в том будет пока моя забота и тому моё внимание.
Улыбнулась Юлия Владимировна и сказала.
-Что ж бросаешь ты меня сейчас. Счастье мы не делили, а целиком брали и потребляли, давай же и с заботами так поступать. Или не люблю я Украину, также как и ты, или не хочу блага народу своему? Сколько лет боролась я против Жабы и знала, что придёшь ты и сокрушишь. Говорил ты, что народ живёт во времени и те, кто умер давно на равных правах с живыми. Правда. И сам ты взялся не откуда-нибудь, а из прошлого, послан многими поколениями достойных, не стерпевших разорения родины своей. От этого и сила твоя и крепость и к родине любовь. Ждала я тебя много лет и не праздно ждала. Не только как Жабу убрать думала, но и как после быть. И придумала и знаю ответ и расскажу тебе сейчас.
Что скажет Юлия Владимировна, что после того будет и полное романа окончание, читайте в следующей главе.