Ты, я и велик – четыре возможных сочетания.
Ты в седле, я пешком, ты уедешь, скроешься за углом и вернешься, косичка болтается на плече, челка твоя золотая вьется, а если в унисон с ветром, то ты вся застывшая, будто создана из стекла, а листва трепещет вокруг, приветствуя хитрую связь беспокойного пространства с красавицей.
Оба пешком, я везу твой велик – это белорусский «Аист» классического дизайна, лет десять ему, но со своими круглыми трубами он будто приперся на машине времени с невидимым подвесным моторчиком из невообразимо далекого Советского Союза.
Оба пешком, ты везешь свой велик – это чаще, как ни странно, поскольку у тебя есть привычка опираться на что-то, за что-то держаться – за сумочку, за рояль, за мою руку на худой конец. Ты не в ладах со средой, моя дорогая, я давно это заметил, но так и не смог понять, что это значит, хотя мне был отпущен год и четыре месяца, чтобы многое узнать о тебе.
Ты идешь вдоль стадиона по 3-й Гражданской, а я нарезаю кольца вокруг. Если бы среда держала следы, то могла бы получиться длинная правильная спираль, сквозь которую протянута нить. Я изящен, искусен, кажется, что вот-вот выдам себя, но ты не обращаешь внимания, не удивляешься, не спрашиваешь, служил ли я когда-либо в цирке? И меня нестерпимо тянет сотворить бани-хоп перед твоими удивленными глазами на этом музейном синглспиде.
Есть еще пятое сочетание, пожалуй, самое значимое: велик стоит у тебя в прихожей, а мы с тобой в комнате... Впрочем, почему я думаю об этом в настоящем времени? В данный момент налицо сочетание шестое: нет в моей жизни ни тебя, ни твоего велика. У меня же их три, для разных целей, но ни один из них не годится для того, чтобы катать на раме девушку.
Странное у памяти свойство. Иногда кажется, что события, которые давно прошли, которых нет и больше никогда не будет, на самом деле где-то еще только ожидаются, тянутся к тебе, словно длинная правильная спираль из пространства.