Я замер на месте, не в силах оторвать глаз: это был точно такой же букет. Один в один как тот, что пятнадцать лет назад...
- Мужчина, вам нравится этот букет? Возьмите, недорого, всего двадцать рублей! Представьте: целых пять роз, пусть даже и маленьких, но всего за двадцатку! Возьмите...
Пятнадцать лет. Пятнадцать долгих, бесконечных лет я мечтал дать Ваське в морду. Я доводил себя до бешенства, до утраты рассудка, представляя, как встречу его и врежу. Со всей силы, от всей души. А когда все же встретил его – не смог. Узнал сразу, и не смог. Так и замер против него, с отведенной для удара рукой.
- Ого! Да ты меня не узнал, что ли? – усмехнувшись, спросил меня он.
- У... узнал. – Я медленно опустил руку, он протянул свою – здоровался. Так же медленно, словно во сне или в каком-то дурацком киношном рапиде, я пожал его руку и окончательно понял, что не дам ему в морду. Никогда. Не смогу.
- Ну, здоров, здоров, дружище! Сто лет тебя не видел!
- Да ладно, пятнадцать всего...
- Всего?! Да это же уже почти полжизни! Ну, рассказывай, как сам-то?
- Да что рассказывать-то? Ну, живу себе потихоньку, работаю...
- Потихоньку – это неправильное слово, Серега, - назидательно произнес Васька. – Жить надо или никак совсем, или в полный рост. Третьего не дано.
В ответ я лишь скорчил скептическую мину и пожал плечами.
Через четверть часа мы сидели в первой попавшейся забегаловке, пили пиво, курили и общались. Вернее, он вещал, а я изредка отвечал на его внезапные вопросы. Он мне все как на духу выложил: и как рванул после школы на севера, как вкалывал там до потери сознания, зарабатывая деньги, пока их там еще можно было заработать; как потом все кончилось и началась новая эра; как вложил он заработанное куда надо и не прогорел, но преумножил; как открыл свое дело и сделал его успешным; как покорил шикарную женщину и с ее скромной помощью родил двух могучих сынов, надёжу и опору, как...
- Стоп, Серега. Что-то мне вид твой кислый не нравится. Официант! Водки поллитра, быстро, и соленья на закуску!
- Вась, я не...
- Цыц! Сперва жахни, потом все объяснишь. Спасибо, любезный. Так, держи. Ну, за встречу!
- Угу...
- А теперь давай, выкладывай. Я же вижу: не рад ты мне. Крепко не рад, хоть полтора десятка лет не видались. И в морду хотел сунуть, едва увидел, так ведь?
- Да...
- Так что ж не сунул? Я бы не обиделся, если б ты мне еще объяснил, за что...
- Не смог вот...
- Вижу, что не сдюжил. Так в чем все же дело, Серега? Я искренне не понимаю.
Я налил себе еще водки, залпом выпил и рассказал ему. Все. От начала и до конца. Не скрывая ни малейшей детали.
Мы дружили, да... Мы были такими друзьями, что хоть книгу пиши с такой дружбы. Какие у нас были шикарные приключения! Васька всегда был лидером, но я отнюдь не тяготился своим ведомым положением. Все у нас было на двоих: «И хлеба горбушку – и ту пополам»... А потом стало мне шестнадцать лет, и я влюбился. Влюбился напропалую, как, наверное, только в первую любовь и бывает. Я исписывал целые тетрадки сонетами, как мне казалось, в духе Петрарки и Шекспира, но не показывал ей, а копил до поры в ящике стола (как они горели потом, эти тетрадки!)... Я отважился пригласить ее на прогулку в Останкинский парк, долго водил по аллеям, сверля глазами асфальт перед собой и стараясь хоть на секунду сконцентрироваться на ее веселом щебете... Звали ее Оля, и она была прекрасна. Нет, божественна. Нет... Впрочем, неважно. К концу нашего променада я расхрабрился ровно настолько, что пригласил ее в кино на следующий вечер. И на следующий день, ровно за два часа до этого эпохального киносеанса, за мной зашел Васька и позвал воровать яблоки из некогда совхозного, а теперь, когда кругом город, вообще непонятно чьего сада. Тем не менее, сад охранялся, и сцапали нас быстро. Вернее, сцапали меня, а Васька утек. После часовой отсидки в вагончике сторожа и некоторого количества весьма весомых угроз (вроде ружья с солью), меня отпустили. Киносеанс к тому времени давно уже шел. А Оля... Оля была дома. Я видел ее в окне: уже смеркалось, свет был включен... Я рванулся к автобусу, за полчаса доехал до ближайшего метро, там купил всего за пятьдесят копеек шикарный букет из миниатюрных роз, как мог быстро вернулся обратно, подошел к ее подъезду... и остановился в нерешительности. Она, вне всякого сомнения, сейчас очень обижена на меня. И, если я сейчас приду к ней, подарю этот букет и прочту стихи, она... Нет. Если я это сделаю, она подумает, что я перед ней оправдываюсь. Еще чего не хватало! Я – оправдываюсь! А в чем моя вина-то? Ну, пошел с Васькой в сад по яблоки, ну, сцапали меня, и что с того? Мы уж лет десять, кажется – целую вечность! – лазим в этот сад, и ничего, живы. Не дождалась? Сама виновата! И при всем при этом я понимал, что чудовищно неправ. Пожалуй, во всем: в шестнадцать лет вполне спокойно можно в сад уже не лазить, а купить за тридцать копеек два кило тех же самых яблок и обожраться ими до расстройства желудка. И если уж в кои-то веки назначено свидание с дамой, все остальное по боку. И... «Взрослеть надо, срочно надо взрослеть, Серега!» – повторял я, как заклинание, нерешительно топчась в сумерках перед Олиным подъездом и сжимая в руках букет из пяти крошечных роз разного цвета, завернутый в дешевый целлофан.
Васька неожиданно появился с противоположной стороны дома. Не замечая меня, он подошел под ее балкон, коротко свистнул. Оля выпорхнула стремительной птицей, глянула вниз, рассмеялась радостно. Сердце мое сжалось и упало куда-то вниз. С балкона прямо к ногам моего закадычного друга спустилась веревка – не канат, конечно, но достаточно крепкая, чтобы выдержать тело шестнадцатилетнего человека. Васька взял в зубы букет – точно такой же, как у меня, - и быстро взобрался на балкон. Она обняла его, а я не мог понять, почему все еще жив, почему не умер, как представлял себе, сочиняя сонеты?
«...И твой решительный отказ
Я восприму, словно приказ
Неукоснительный о смерти...»
Они ушли в комнату, а я бежал, постыдно бежал – перечитывать и жечь свои ничтожные тетрадки, твердо зная, что жизнь моя загублена на корню, не стоит и гроша...
Васька выслушал меня в полном оцепенении. Когда я закончил, он налил себе полную рюмку водки, выпил, не закусывая, закурил. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он нарушил молчание.
- Так вот в чем дело... Ну ты даешь, Серега... Ну ты, блин, даешь...
- Что тебя так удивило?
- То, что мне тридцать один год, Серега. Тридцать один. А тебе – по-прежнему шестнадцать. Я... честно, я не знаю, что тебе сказать. Ну... прости, что ли... Я про эту Олю не помню уж триста лет, я даже сейчас, тебя слушая, ее с трудом вспомнил, и то не уверен – ее ли... А ты тащишь это все в себе полтора десятилетия... Теперь понимаю, что насчет семейного положения спрашивать тебя бессмысленно...
- Почему?
- Да потому, что ни одна женщина, если она в своем уме, конечно, не выйдет замуж за шестнадцатилетнего пацана! Что с тобой, Серега? Почему, ну почему ты остался там – в поросшем лебедой овраге нашего детства, наедине с переживаниями и комплексами подростка?! Не понимаю. Прости, – не понимаю! Мы же читали одни и те же книги, помнишь? «Трех мушкетеров», «Монте-Кристо», «Наследника из Калькутты», «Капитана Блада», в конце концов... Почему я вырос, а ты нет?! Прости, дружище, но это выше моего понимания... – И, бросив на стол тысячную купюру, Васька пулей выбежал вон. А я выпил еще рюмку, покурил и пошел в метро.
Метро. Переход меж станциями. И вот он – букет.
- Мужчина, ну я же вижу, что вам понравился! Ну, купите... Последний самый остался... Мне так кушать хочется... – доверительно сообщила девочка с грустными глазами, похожая на взъерошенного галчонка из мультика.
А Васька прав. Прав, сволочь. Хорошие мы книги читали когда-то... Вот будь я таким, как он...
- Двадцать, говоришь?
- Двадцать, двадцать!
- А за пятьдесят отдашь?
- Ой...
- Так, вот деньги, давай букет... Позволь преподнести тебе эти очаровательные розы.
- О-о-оой...
- А теперь пойдем покушаем. Я тоже проголодался. Пойдем-пойдем! – я решительно взял ее за руку, и, на самом деле внутренне обмирая при каждом шаге, потащил к выходу из метро.
- Извини, мне на минутку. Подожди, ладно? – смущенно улыбнулась она. – Подержи букет.
- Конечно! – она упорхнула за угол, а я закурил, понимая, что вряд ли увижу ее, по крайней мере, сегодня.
Сорок минут спустя, окончательно одурев от вынужденной передозировки никотина, я посмотрел на букет в руках, и громко расхохотался. Я смеялся, наверное, минут пять, так, что прохожие опасливо косились на меня, а милиция начала проявлять профессиональный интерес. Пришлось срочно брать себя в руки...
...В мозгу колотилась одна лишь мысль: «сегодня или никогда», в душе бушевал неведомый доселе кайф. В моих руках – пять маленьких разноцветных роз, завернутых в дешевый целлофан. За пазухой – два билета в театр. План действий – в голове. Простой, как все гениальное. А вот и она: стильно, но строго одетая женщина моих лет. Макияж на лице присутствует, но выполнен со вкусом и без излишеств. Помимо помады и туши на этом красивом и чем-то смутно знакомом лице аршинными буквами написано такое чудовищное одиночество, что хоть в лес беги, хоть караул кричи. Следовательно...
- Добрый вечер.
- Ну... Добрый...
- Позвольте подарить вам этот букет и пригласить в театр, – я продемонстрировал билеты, чтобы она не приняла меня за маньяка какого-нибудь.
- Ох, как вы стремительны... – рассмеялась она. Нет, это все, конечно, приятно, но так неожиданно...
- Пойдем, - я сжал ее локоть, - а то на спектакль опоздаем.
- Вы всегда так напористо знакомитесь с женщинами?
- Впервые в жизни, - чистосердечно признался я. - Кстати, меня зовут Сергей.
- А меня – Ольга. Нет, и вправду, удивительно добрый сегодня вечер!