* * *
Свою любимую она называет Блокадой Ленинграда, а меня - не пафосно и не обидно, а с легким свежим восклицанием (ах!) - Королевой. Ее зовут Эм. И я никогда не позволю себе по отношению к ней что-либо плотское. Только платоническое. Потому что когда она нечаянно прикасается ко мне, начинает тикать взрывной механизм. И тут главное вовремя его остановить. Более длительное и неслучайное прикосновение ведет к неизбежности взрыва.
* * *
Она идет мне навстречу, но я предугадываю полосочку на спине между лопаток. Заманчиво мягко ступает по асфальту. Аккуратно взлохмаченная.
- Я вчера хотела быть с тобой. Поэтому читала твои стихи. И у меня была ты!
Упругость восприятия держит ее плечи. Естественность лежит на губах свежим перламутром. Ресницы захватывают окружающее, преломляют в зрачках, превращают в восторг. Я счастлива, что она близко. Что близко именно она.
* * *
Мы вместе едем в автобусе. Совершенно случайно непредугаданная встреча. Она слегка (?) пьяна. Говорит, что перед ней все плывет. Улыбается. Цвет глаз (карие?) не помню. Зато помню их выражение. Помню, что они большие. Помню родинку. На щеке? На какой именно? Помню шею. Смуглую.
Мягко прижимается бедром. Очень округлое сближение. Локоток - недостающая часть в мозаике. В соединении с моим животом - мозаика собрана.
Она пьяна, но от нее пахнет свежими духами с женским именем. Да, да - и эту женщину она тоже любила, и восхищалась ей, и портрет ее над кроватью вешала. Кажется, имя французское. Она пьяна, но ее дыхание призывает к поцелую с легким запахом аэроволн. Она верна своему вкусу, и поэтому всегда покупает только лесные травы.
* * *
Эм лежит в постели с ангиной, эвкалиптом, молоком и медом. Читает прямоугольные новые книги. Плюс месячная болезность. Ей больно, она в красном и белом.
Она пишет длинные глубокие письма электронными буквами. Одно из писем обрадовало меня больше всех остальных: оно рассказывало о счастье познания ночных прокладок в дневное время суток. Благодарность разливалась по телу повышенной температурой и солнцем в лицо.
С ней деликатно откровенно.
* * *
Эм снилась мне девушкой войны. Я тоже была девушкой войны. Потому что были война, поезда и прилавок.
Гарь съедала воздух. Я сидела на песчаном склоне под рельсами, запивала плотность пожара водой из бутылки. Жгут сухой травы, за который можно держаться и чертовы каблуки. Голод. Через пару десятков километров я приду к ней. Железная дорога приведет безошибочно. Она встретит меня, раскрыв руки, приглашая обнять ее. Обязательно разгляжу цвет глаз и родинку. Если она будет там, когда я приду.
После темноты туннелей встречаю ее: цела и невредима, худенькая, ощущаются ребрышки, одета в халатик с мелким ромбическим рисунком. Обнимаю: "Эм, я так ждала… мечтала увидеть… хотела… Я хочу. Я очень хочу. Ты согласна?" "Да" "Да? Прямо сейчас? Здесь?" "Да"…
На ощупь ситцевые плавки.
* * *
Сидим на ковре, как обычно предугадывая мысли друг друга. В бокалах рябина на коньяке. Понимание с полу… с полувздоха. Внимать, кивая головой. Согласие с полу…
Я думала, что никогда не позволю себе по отношению к ней что-либо плотское…