Все произошло быстро. Мгновением назад я переходил через дорогу размышляя, покупать ли новый монитор или пока и старый потянет. Вдруг, визг, глухой удар и ослепительная вспышка боли в мозгу, и вот я валяюсь на асфальте в стремительно растущей луже крови. Боль и ужас быстро растворились, я вновь смог осмыслять происходящее. Лежу на спине. Смотрю в голубое небо. Твою мать, как все глупо! Вот и тело уже не чувствуется, хотя руки-ноги несомненно, переломаны и должны болеть.
В поле зрения вплыл смутный объект, и я с трудом перевел на него взгляд. Это действие отозвалось в глазных яблоках новой волной боли. Наконец, я смог различить женское лицо с выпученными от страха глазами.
- Он живой! - судя по всему, это испугало ее еще больше. Голос слышался очень глухо, будто все кругом было заполнено ватой.
- Не может!... ему ж пол-головы снесло!
- Эй! Ну кто-нибудь... ...овите скорую!
- Тут один уже побежал...
- У меня сотовый, я уже звоню... занято...
Как все нелепо. Еще и детей не успел наделать. Хотя может обойдется? "Пол-головы...", нет, это все. Странно, что еще могу соображать. Не к месту вспомнились случаи, когда люди еще двигались какое-то время вообще без головы. Однако звуки становятся все глуше, да и небо быстро темнеет... Надо бороться... не терять сознание... не терять... н..
-Жить! Жить! Жить!
Сознание вдруг прояснилось и я понял, что вишу в воздухе. Внизу суетились люди. Все толпились вокруг распростертого обезображенного тела. Моего тела. Меня!
Двое гаишников оттеснили людей, пропуская приехавшего врача в белом халате. После первого же взгляда его лицо заметно поскучнело и он лишь формально проверил отсутствие пульса. Вокруг уже сновали вооруженные видеокамерами стервятники-телевизионщики, снимая сумбурные свидетельства очевидцев и причисляющих себя к таковым.
Действие медленно отдалялось. Один гаишник стал зарисовывать план ДТП, другой говорил с врачом. Из "скорой" неспеша вытаскивали носилки.
Что это? Я дух? Отлетаю от бренного тела, как в кино? Вот и на носилки меня уложили, понесли. Кто-то притащил пару ведер воды и выплеснул их на асфальт, смывая кровь. Ведь дорогу надо освобождать - пробка на пол-километра.
Ну уж хрен вам! Еще попляшем! С невероятным усилием я ринулся к себе. Носилки уже стали засовывать в машину, когда я ударился в свою грудь, прямо в середину бурого пятна. Глаза застлало красным, а руки и ноги завязли в густой жиже.
- А-а-а твари! Налетели уже.
Что-то отшвырнуло меня, и я полетел в сторону. Ударился раз, потом другой. Сквозь красную пелену я разглядел, что лежу на асфальте, а вокруг ходят люди. Я попробовал подняться, но мои руки приклеились к земле. Тут я наконец разглядел, что это совсем не руки. Передо мною были два шевелящихся испачканных в крови волосатых отростка. Наконец мне удалось вырвать их из бурой жижи и я смог осмотреть себя. За первой парой отростков шла другая, а потом и третья, и все они беспорядочно дергались. Сине-зеленый живот мой рассекала пополам глубокая борозда, из которой медленно вылазила черная каша. Уже на грани безумия, я расслышал голос где-то вверху:
- Если я больше не нужен, то я поехал, моя смена и так уже давно закончилась.
Я взглянул в направлении голоса и увидел приближающуюся подошву ботинка. "Made in Italy", пронеслось, и раздался хруст, избавивший меня от этого кошмара.
Я плаваю... По крайней мере, мне кажется, что я плаваю. Тишина и покой, лишь где-то вдали ощущается мутный розоватый свет. Ничего кроме осознания голода и этого света. Поскольку конечностей я не чувствовал, то стал просто извиваться телом и толчками медленно двинулся в сторону сияния. Постепенно становилось все светлее, а чувство голода затихало. Я перевернулся и расправился, подставляя свое тело под живительные лучи.
Появилось время спокойно обдумать случившееся. Если я не валяюсь сейчас в психушке под действием каких-нибудь глючных таблеток, то я несомненно умер. Последние события просто вопиют о существовании души, или некой субстанции, вмещающей мой разум после физической смерти. Но кто же я теперь и где? Вспомнились мохнатые руки-отростки. Что-то они напоминали... Ну конечно! Это же лапы мухи, такие я видел по телеку в передаче про животных. Значит, после смерти моя душа каким-то образом попала в муху, а добрый врач раздавил меня по пути домой. Судя по всему, моя мушиная жизнь на этом пресеклась, так и не начавшись толком, и теперь я уже в другом теле. Видимо индусы, верящие в переселение душ и боящиеся раздавить букашку, не так уж и далеки от истины. Наверное душа попадает в тело, находящееся поблизости в момент смерти. Но кто же я теперь? Я ничего не чувствую, кроме сменившего голод насыщения и этого розового света. Похоже на существование амебы или какой инфузории-туфельки, живущей фотосинтезом. Веселая перспектива! Плавать в луже и ждать пока тебя не сожрет и не переварит какая-нибудь бактерия покрупнее. Судя по розовому свету - и лужа то из моей крови. Однако, лужа то эта посреди улицы, и скоро по ней понесутся автомобили! Но с другой стороны, на кой ляд такая жизнь? Лучше поскорее снова умереть и воплотиться в кого-нибудь другого. Но ведь шансы! Если переселение случайно, и учесть, что число бактерий и всяких микробов среди всех организмов на Земле составляет близкое к ста процентам соотношение, то выходит, вероятность стать кем-то посущественнее вируса ничтожна.
Но сколько "жизней" мне еще отмеряно? Ведь ничто не может быть вечным. А может это последняя, и дальше небытие?
Тем временем, свет становился все ярче, но это уже не приносило удовлетворения, а напротив, стал нарастать дискомфорт. Хотя тепловых рецепторов в моем нынешнем теле судя по всему не было, я тем не менее понимал, что июньское солнце припекает, и лужа порядком нагрелась. Скоро она пересохнет, и тогда конец гарантирован. Если не пройдет вдруг спасительный дождь. Мои мысли о том, чувствуют ли амебы боль, и что ощущаешь, когда тебя заживо переваривают были внезапно прерваны. Свет вдруг закружился в бешенной пляске. Я успел подумать, что похоже по моей луже проехала машина, и я теперь кружусь на колесе каких-нибудь "Жигулей".
* * *
Умирать не больно. Бактерии не чувствуют боли. Я умирал уже столько раз, что сбился со счета, сознание мое пребывало в полусонном состоянии с редкими проблесками, когда происходило что-нибудь необычное.
Я то носился в потоках воздуха, то плавал в каких-то жидкостях. Несколько раз я попадал в ритмично двигающиеся потоки. Вокруг было темно и лишь иногда мелькал багровый свет. Наверное это я попадал в организмы каких-нибудь животных или даже людей. Временами я чевствовал, что делюсь на части, порождая нового микроба, но мне было по-барабану. Иногда я съедал кого-то, иногда кто-то съедал меня, и я медленно растворялся. Никаких ощущений - просто - раз! и я уже где-то в другом месте и в другом теле.
Скука невероятная. Окружающее перестало меня интересовать. Время остановилось, я уже не имел никакого понятия, сколько прошло после того июньского дня. Информации извне почти не было, а обдумывать свои теории со временем наскучило, все равно ведь ничего нельзя изменить.
Так бы я и тупел постепенно, если б не случилась наконец перемена, вероятность которой была столь ничтожна, что я потерял всякую надежду.
Когда меня в очередной раз съели, я увидел непривычную картину. Вместо полной темноты или смутно ощущаемого света предо мною предстала четкая картинка, причем обзор был почти круговой. Я плавал в прозрачном сосуде, из трубки рядом извергался бесконечный каскад пузырьков. Сквозь стенки сосуда видны были искаженные очертания помещения, а временами вокруг сновали смутные фигуры и слышались голоса.
Ну рыба, так рыба. Куда лучше одноклеточной твари. Причем, мне очень повезло - я был аквариумной рыбкой в магазине, хотя и не очень ценной, судя по тому, что меня держали в обычной банке безо всяких там ракушек и растений. По крайней мере меня не съедят в ближайшее время. Сверху регулярно бросали корм из рачков и личинок мотылей. Один раз посыпались опарыши, но я ими все же побрезговал, хотя и привык ко многому. Плохо было то, что моя банка была тесная, и сквозь ее круглые и мутные стенки почти ничего нельзя было разглядеть. Но зато были немного слышны звуки, обрывки разговоров покупателей и продавцов, шум, доносившийся с улицы.
Спустя несколько дней мою дремоту прервала сильная качка. Банка стала перемещаться, меня бесцеремонно выловили сачком, вынули из воды и я стал задыхаться. Но муки удушья быстро прекратились, когда меня выпустили в другую банку побольше, закрыли крышкой и во что-то завернули. Перед тем как свет совсем пропал, я успел разглядеть, что вокруг панически мечутся пестрые красивые рыбки, натыкаясь на стенки банки и друг на друга. Похоже, что меня продали в нагрузку к этим экзотическим созданиям, когда в кассе не оказалось мелочи для сдачи.
После продолжительной тряски и качки, когда дышать стало совсем трудно и я ловил ртом пузырьки воздуха с поверхности, нас наконец перелили в просторный аквариум, набитый разными безделушками. Посредине возвышался игрушечный замок, в потайном уголке которого я немедля застолбил себе укромное место для отдыха. Еще одной удачей стало то, что я оказался единственным представителем своего вида в нашем стеклянном мирке, что избавило меня от сексуальных домоганий сородичей.
Аквариум был прямоугольный с плоскими стеклами, поэтому комната снаружи хорошо просматривалась. Это была хорошо обставленная гостинная с мягкой мебелью и разной бытовой техникой. Но главным открытием стал телевизор. Правда его загораживала спинка кресла, и можно было разглядеть лишь отражение в настенном зеркале половины экрана из одного угла аквариума у самой поверхности. Из выпуска новостей я наконец узнал дату. С моей смерти в аварии прошло уже три с лишним года, хотя в это и трудно было поверить. Мое пустое существование в микроорганизмах было подобно сну или коме.
Нашей хозяйкой оказалась девочка лет восьми, она быстро потеряла интерес к новой игрушке, чему я был очень рад. Но с другой стороны, за аквариумом стали плохо ухаживать, воду подолгу не меняли и стенки его заростали.
В целом время проходило довольно скучно, в свою светскую кампанию безмозглые рыбки меня не пускали, чувствуя чужака. Исключение составляли лишь вечера, когда я торчал в углу аквариума, медленно следуя за улиткой, очищающей стекло от зеленого налета.
Но все хорошее когда-нибудь должно кончиться. И этот приближающийся конец я почувствовал, когда в комнате появился котенок. Довольно скоро он уже достаточно подрос, чтобы заинтересоваться нами как пищей, и стал подолгу сидеть по другую сторону стекла, провожая вожделенным взглядом свою еду. Мои сородичи скоро привыкли к тупой полосатой физиономии за стеклом, за что один из них и поплатился однажды, ловко выхваченный из воды когтистой лапой. Хотя в присутствии людей котяра обычно не наглел, тем не менее телевизор теперь приходилось смотреть с опасностью для жизни.
Но главное было в другом. Все происходящее говорило о том, что хозяевам уже порядком наскучили рыбки, и скоро они на место аквариума поставят вазу для цветов или новый музыкальный центр, а нас скормят новому любимцу или более гуманно сольют в унитаз. Поскольку особого выбора у меня не было, а возращаться в амебное состояние я никак не хотел, то я решил действовать. В планах было завоевать мировую славу, как единственному разумному представителю отряда гупёшек. Поскольку говорить возможности не было, я стал кропотливо переносить во рту маленькие светлые камешки и песчинки и складывать их в определенном порядке. Долго решал, что же написать таким образом, но в конце концов остановился на варианте "Помогите!". Было довольно трудно, так как вокруг постоянно резвились бестолковые соседи, разметая по пути мои буквы. Но все же после целого дня работы поднявшись к поверхности я с удовлетворением прочитал на фоне более темного песка отчетливое "Помогите!". Потом опустился в центр надписи и стал ждать.
Вечернюю кормежку пришел проводить отец девочки. Он почти не глядя бросил горсть рачков и плюхнулся на диван перед телевизором. Меня это несколько разочаровало, но я подчистил надпись от рачков и продолжил ждать. Уже вечером к аквариуму на очередную рыбалку пришел кот. Глупые рыбы так ничему и не научились, Барсик подцепил одну из них и немедля ее сожрал. Это не удалось провернуть незаметно, и глава семейства оторвался от телевизора:
- Оля, иди забери своего кота пока он всех рыб не переел!
Прибежала восьмилетняя Оленька, взяла нашкодившего кота, и стала считать рыбок. Момент был подходящий, я начал метаться над надписью и выделывать невероятные кульбиты. Наконец я расслышал ее крик:
- Ой! Мама, папа, идите посмотрите! - от неожиданности она даже отпустила кота, и тот убежал в другую комнату.
Я прекратил пляску и стал плавать от начала надписи до конца и обратно. Свершилось! Я уже представлял телеконференции и нацеленные на мой аквариум десятки видеокамер, ученых, с которыми мы вместе придумываем более совершенные способы общения. Может они даже изобретут адаптированный для меня терминал компьютера, и я смогу лазить в Интернете, чатиться с народом, в общем, все должно сложиться не так уж и плохо.
- "Помогите!"... Хм... - отец потирал подбородок. - Оля, как ты это сделала? Воду чтоли сливала?
Внутри меня все упало.
- Да нет же, папа. Я ничего не делала. Это рыбка написала!
- Ну да, ну да... - улыбнулась подошедшая мать.
Настал отчаянный момент. Я бросился к надписи, и стал кружиться над концом надписи, разметая буквы. Через несколько секунд на дне аквариума люди смогли прочитать "Помоги !". Я подплыл к самому стеклу и вперился в них одним глазом, другой же по особенности рыбьей физиологии смотрел в противоположную сторону. Одновременно я открывал и закрывал рот в ритме "Спартак - чемпион!". Там, там... та-та-там... та-та-та-та.. та-там!
Увидев за стеклом три отвисшие челюсти я возликовал. Наконец, отец растерянно проговорил в аквариум:
- Э... это ты? Ты написала?
Я яростно заработал боковыми плавниками, изображая кивание. Оля взвизгнула от восторга.
- Она дрессированная! - мать протянула наманикюренный палец к стеклу. - Вот чудеса!
Тут я задвигал хвостом из стороны в сторону.
- Не похоже... Так рыбу не отдрессируешь. Она вроде даже понимает нас.
- Хочешь сказать, что... что она может мыслить? - она внезапно смутилась и опустила глаза на свой вздувшийся живот, представляя, какие сексуальные эсперименты на диване могли наблюдать рыбки.
- Наверное да... - отец почесал за ухом. - Слушай, мы сможем продать ее за бешенные бабки! Я никогда ни о чем подобном не слышал, ее просто оторвут с руками. Надо позвать соседа Витька, он биофак заканчивал и должен разбираться в рыбах.
- Да, пойдем зайдем к нему, и скажем чтоб взял свою видеокамеру.
Все трое ушли к соседу рассказать о невероятной рыбе. Я расслабился и мысленно расплылся в благостной улыбке.
В комнату прошмыгнула серая тень. Подлый котяра улучил удобный момент для охоты. Он запрыгнул на столик с аквариумом, потом забрался на самую его верхнюю кромку и опираясь на подставку с электроаэратором стал запускать лапу в воду. От греха подальше я забрался в дальний угол своего убежища в замке и стал ждать возвращения хозяев.
Вдруг раздался кошачий вой и аэратор вместе с Барсиком плюхнулись в аквариум. Защелкало электричество, обезумевший кот, подстергиваемый ударами тока метался в аквариуме, не в силах выпрыгнуть из него. Я сам в своем убежище уже почти отключился, когда пробки в электросчетчике наконец сработали, и свет погас. Кот с диким воем собрался с силами и выскочил вон, столик же с аквариумом качнулся в противоположную сторону, дошел до точки равновесия, качнулся в другую и аквариум заскользил по его поверхности. Мгновением позже раздался грохот и я в своем замке покатился по полу. Вокруг трепыхались в агонии рыбки, судорожно раскрывая жабры. Уже задыхаясь, я услышал взволнованные голоса:
- Ищите ее быстрее!
- Под диваном посмотри!
- Нету! Всех нашли, а этой нету!
В последнем усилии я попытался выбраться из своей пещерки в замке, но тело как налилось свинцом и не слушалось. Еще одна судорога и я снова оказался в полной темноте.
* * *
Мне все безразлично. Надежды рухнули, и я снова на долгие годы обречен кочевать среди микробов. А может и навечно. После того как задохнулся, я уже давно нахожусь в каком-то теле, как давно, не знаю. Вокруг полная темнота. Граница между бредом и реальностью стерлась. Иногда мне то чудятся какие-то звуки, то что-то толкает меня.
Однажды меня сильно сжало и потянуло куда-то. Потом вдруг вокруг стало ослепительно светло и холодно. Боль стала невыносимой и если бы я мог, то закричал бы. У меня во рту стали копаться чем-то холодным и твердым. Я долго не мог прокашляться, но наконец смог набрать полную грудь воздуха и заорал.
29 ноября 2003 г.