А мы всё ищем врага

Владимир Востоковедов
 Опубликованная в газете «НГ» Религии (5ноября 2003года)моя статья «Крестом и гитарой», в авторской версии размещённая на сайте «Армия Алисы СПб» (оригинальное название статьи «Небо русского рока») вызвала в среде любителей «Алисы» полемику, в которой преобладают негативные мнения. Наиболее последовательно они выражены в тексте Гали Александровой «Все говорят, что мы вместе», также размещённом на сайте «Армии».
 Преимущественно моя статья не понравилась людям, стопроцентно разделяющим взгляды Константина Евгеньевича Кинчева, лидера группы "Алиса" на соотношение религии, патриотизма и творчества. Лишь один человек – некто волхв Велимир – глава языческой общины «вятичей» на форуме «НГ» Религии обрушил на мою статью критику с совсем иной «колокольни». Если для  сестры Галины я – «суперэкуменист», то для  уважаемого волхва Велимира я – «очередной хрюс» (христианин тоесть), выдающий «желаемое» (христианизацию рока) за действительное.
  Памятуя о том, что единомыслие между людьми – один из важных евангельских принципов, спешу ответить на критику своей статьи. Минуя мнения волхва (мой ответ ему «висит» на том же форуме), я хотел бы обратиться к людям одной со мной веры и сходных ориентиров. Мы – православные, мы любим «Алису» и тепло относимся к Косте. Так не пристало нам ссориться из-за второстепенных частных мнений.
 На питерском концерте 20-летия группы Константин спел замечательную, относительно недавнюю свою песню «Радости Печаль». Слушая её, я подумал, что вот он – образец для поведения православных в миру. «Мы всё ищем врага», мы «все мастера обличать», в то время, как нам пристало «молитвой в сердце зажечь радости печаль», памятуя о том, что «смена тысячелетий» со всеми склоками и конфликтами человеческой истории проплывают как один миг, пока длится «улыбка Творца». 
 
               
Часть 1 – ответ на упрёки

 Сразу, во избежание недоразумений, я хотел бы заметить, что в своей статье подвергаю критике не религиозные убеждения Константина сами по себе. Они, как раз, мне кажутся чёткими и последовательными. В них (судя по его высказываниям в прессе) содержится искренность и глубина. Мою критику вызвало чрезмерно буквальное воплощение религиозных взглядов в нынешнем творчестве группы «Алиса». Внимательный читатель заметил, наверное, что в оценке нового альбома «Сейчас позднее, чем ты думаешь» я не выступал в роли одного из «12 злобных зрителей» с МТV. Я не громил огульно весь альбом, а искренне писал о том, что мне понравилось, что – нет.  При этом я отдавал должное тем песням, где православное мироощущение выражено ёмко и художественно, где красивым слогом описана история нашего Отечества. Также я не сдерживал «критического пафоса» относительно песен декларативного характера, в которых привычно высокая планка кинчевского творчества резко падает.
 Что касается сравнений с Борисом Гребенщиковым, то, опять же, внимательный читатель заметил, наверное, что творчество «Аквариума» в моей статье упоминается исключительно как пример иного подхода к православной тематике, возможного в творчестве рок-музыкантов.  В русском роке есть Костя с его обскуратнизмом, и есть Б.Г. с его «суперэкуменизмом». Поездки же Б.Г. в Непал я упомянул не как пример для подражания, а как вариант иного, чем у Кости жизненного поведения религиозного рок-певца. Кроме того, непредвзятый читатель, вероятно, заметил,  что, высказываясь относительно  творчества Б.Г., я с теплотой отзывался именно о песнях «православного» периода, обходя молчанием позднее «индуизированное» творчество рок-музыканта. Пример же с возжжением Б.Г. свечей в православном храме в наши дни я привёл,  чтобы снять с Бориса Борисовича упрёки в предательстве Православия (кстати, на официальном сайте «Аквариума» есть раздел, посвящённый чудотворным православным иконам, составленный очень подробно и с большой любовью). В  случае Гребенщикова, по-моему, речь идёт о желании почерпнуть духовные переживания из разных источников, а не о намерении бросить Православие ради иной веры. Не спорю, такая позиция для большинства церковных людей, всё равно, очень сомнительна. Лично для меня как для востоковеда желание Б.Г. познакомиться с восточной духовной традицией «на месте», «из первых рук», отличающее его от доморощенных российских йогов, представляет определённый интерес. Однако я сам в своих путешествиях на Восток (конкретно – во Вьетнам) был гораздо более осторожен в знакомстве с местной духовной традицией. Читать о чаньской и даосской философии, созерцать умиротворённость пейзажей в буддийских монастырях – это одно (это, кстати позволяет «почувствовать вкус» иной традиции), совсем иное дело – глубоко погружаться в неправославные формы духовной практики и уж, тем более, совершать ритуальные действия в чужих храмах. Кстати, многие читатели, почему-то, увидели в моей статье дидактическое наставление Косте о том, как правильно надо петь о вере и её исповедовать. Ничего подобного там не было. Цитирую текст.
   «Да, конечно, нужно сохранять границы своей веры, не смешивать её с чужими учениями. Однако, «всемирная отзывчивость» русского народа предполагает терпимое и уважительное отношение к чужим воззрениям, в которых, быть может, тоже есть искра высшей правды. Не теряя своей уникальности, можно проникнуть в чужую духовную культуру, почувствовать её вкус, как это происходит во многих песнях Гребенщикова.»
     Как видно из цитаты, согласно моему мировоззрению, сохранение границ собственной веры обязательно, проникновение же в иные духовные традиции – возможно для тех, кто желает и может его совершить. Кроме того, как востоковед я не могу не быть интернационалистом. Для меня жители Азии (Китая, Вьетнама, Японии, Кореи) – братья, ждущие благовестия о Христе. Но они же – носители древней, гармоничной культуры, источником которой был Китай. Без знания этой культуры (основанной на конфуцианской светской, а также буддийской и даосской религиозной философии), без любви к ней, проповедь на Дальнем Востоке просто невозможна. Об этом свидетельствует подвижнический труд первых русских китаистов, священников Российской Духовной Миссии в Пекине (18-19вв.).
 Момент культурного диалога был важен и в христианской древности. Вспомните тот эпизод из Деяний Святых Апостолов, когда Павел приходит проповедовать в Афины. Увидев идолов, которыми переполнен город, он огорчился, но, при этом, оценил то, что афиняне имели и жертвенник «Богу Неведомому». В беседе с жителями города он говорит о том, что именно этому  Богу, «которого они, не зная, почитают», он и служит. Вспомните, сколько впитала православная традиция из языческой античной культуры. Эстетика богослужения, философские категории, греческий язык большинства священных текстов, наконец,  – всё это результат культурного контакта  еврейского монотеизма и античной цивилизации. Кстати, ключевое понятие «Логос» - «Слово» Евангелист Иоанн заимствовал из греческой философии эллинистического периода. 
 Галя Александрова пишет, будто я обвиняю Православие в «ура-патриотизме». Нет. Нужно чётко разделять Православие и обилие частных мнений, существующих в церковной среде. Для меня Православие – это Соборная Церковь, мистическое Тело Христово. Непогрешимое соборное мнение Церкви выражено в догматах, именно они обязательны для каждого православного. Самая большая ценность Веры – благодать от причастия Плоти и Крови Христа.  Именно ради этой благодати я и следую православному пути.  Что же касается церковного и «околоцерковного» быта (жизни обычных верующих людей, которые, как и я, грешат), то в ней существует масса явлений, мне глубоко не симпатичных. К таковым я отношу и «ура-патриотизм». Не знаю, были бы мы с вами сейчас христианами, если бы апостолы Христовы являлись «патриотами своей земли» – земли Израилевой. 
 В первом веке нашей эры евреи ждали Мессию. Кто такой Мессия? Царь Израилев, помазанник Божий, который, как ожидали того участники «патриотического» движения «зилотов», возглавит еврейский народ в священной войне. В этой войне евреи хотели сбросить ненавистное римское, языческое иго и пойти победоносным маршем на завоевание всего мира (вам эти идеи ничего не напоминают?). Именно мечом, по мнению древнееврейских радикалов, должна была быть проповедана песня Соломона и молитва царя Давида всему свету. Но пришёл кроткий Учитель, который посмел в иноверцах, а также грешниках из своего народа увидеть братьев и возлюбить их. И за это был отдан своими соотечественниками-«патриотами» на распятие захватчикам. И умер, и воскрес. И его ученики понесли Слово Жизни свету. И в 19 веке на смертном одре поверженный император Наполеон сказал о Христе:  « Я, Александр Македонский, Карл Великий – все мы создали огромные империи. Но и на йоту не достигли величия Того, Который с высоты Своего Креста завоевал весь мир одной лишь любовью».
 Бог есть любовь. И нет большей любви, чем отдать жизнь «за други своя». Отдать свою жизнь, а не приносить в жертву чужие. «Всякий, взявший в руки меч, погибнет», сказал Спаситель. Эти слова, похоже, мы стараемся вспоминать редко. Чаще вспоминаем о «молитвах за победу над агарянами». Но помним ли мы исторический контекст, в котором создавались эти  молитвы?  Время римской империи прошло. Началось средневековье, на образовавшиеся после распада империи государства, полностью ставшие христианскими,  обрушились орды диких (и не очень) завоевателей, угрожая уничтожить Православие под корень. Да, с ними надо было бороться мечом. Но им же несли веру, не боясь потерять жизнь, отважные проповедники. Но в этом средневековом мире, как ни странно, не было национализма. Только вероисповедание было важно, хотя были и примеры мирного сосуществования религий. Национальность же роли совсем не играла. Убиенный изменниками владимирский князь Андрей Боголюбский был «метисом» - наполовину половцем (это видно по реконструкции его облика, сделанной антропологом Герасимовым). Степных кочевников Русь не только «секла по полям», как о том поёт Костя, с ними ещё и торговали, и дружили, и браки заключали. А «православные» националисты знают, что в Церкви есть святые – негры? Да, преподобный Моисей Мурин, например.  А как принимали беглецов казаки Запорожской сечи? Они не спрашивали: «Одной ли ты с нами крови?». Их вопрос был: «В какого Бога веруешь? А ну перекрестись! А горилку пьешь? – Выпей!  Ну теперь, брат, ты с нами»…
  Но всё это – средневековье. Современный же мир всё больше и больше напоминает многонациональную, пёструю Римскую Империю. Сейчас происходит вторая после Рима глобализация.  И жизнь христиан в материалистическом (языческом, как это модно говорить в церковной среде, обществе) требует прекратить обращение к средневековым стереотипам поведения. Всё общество, всё государство давно перестали быть христианскими.  И, вряд ли, уже снова будут. Борьба за веру сейчас – это не противостояние  внешним врагам «Святой Руси», а битва с духовным злом в своём собственном сердце и преодоление размежеваний и вражды в обществе. Именно в этой борьбе должна быть одержана победа. Ничто так не мешает одолеть внешнего врага, как распри между своими. А, вот, если в обществе будет терпимость и согласие, тогда, «случись война» и мы «даст Бог победим, победим, даст Бог». И мне кажется, что к согласию скорее приведут такие песни, как «Серебро Господа», «Мама», «Радости печать». А вот, «Небо славян» или «Инок, воин, да шут» в установлении национального согласия плохие помощники.   
 Важно то, что у нас в сердце. Поэтому, когда я говорил о «зверинце», который бушует перед сценой на концертах «Алисы», я не осуждал её поклонников. Помнится, строки о том, что негоже перед беснующимися фанатами опошлять имя Духа Святого, упоминая его в песнях, вызвали у Гали Александровой особое негодование. Она даже приписала мне, будто я обозвал поклонников группы «свиньями», чего я, кстати, не делал.
 Цитата: «А, вот, когда Кинчев на стадионе поёт о том, чтобы «присягать Пресвятой Троице» и «мы православные», а толпа слушателей внизу бездумно «рубится», трясёт головами, дыша пивным перегаром, то, даже те, кому близок именно смысл песен, не могут не вспомнить предостережение Христа о том, что не гоже давать святыни псам».
 Да – при личном общении может оказаться, что многие из тех «гопников», что, выпив пива «рубятся» в угаре под песню «Без Креста», – неплохие парни. Однако в толпе, поддавшись инстинкту «стадности», они могут творить вещи, о которых, наверняка, пожалеют, если пойдут исповедоваться.  В «подрубе» концерта  «клетки» их внутреннего «зверинца» открыты и оттуда кричат бесы, а не Живой Огонь. Именно этим внутренним «псам» человеческого сердца и не надо кидать, по-моему, святыни православных символов.
 Также у Гали Александровой вызвало удивление, что я, будучи православным человеком, «требую» от художника внеконфессиональности. И здесь, к сожалению, главная моя мысль была упущена оппонентами. Я за конфессиональность художника. Но творчество воцерковлённого человека становится блеклым и посредственным, если оно ограничивается только оградой православного храма. Почему? Потому что поэт продолжает жить в мире и с ним общаться. Подлинно глубоким стопроцентно церковное творчество может быть исключительно у монахов – людей, решительно с миром порвавших. Их мир сводится только к храму и монастырю. Это даёт им те глубины духовного опыта, которые алмазами блестят, будучи выражены в духовном творчестве, – в словах молитв, в текстах богослужебных песнопений. Мирянин же не обладает такой глубиной и органичностью духовного опыта. Поэтому попытка говорить в творчестве только на языке религиозных символов превращается либо в сентиментальное «сюсюканье», либо в педалирование идеи «противостояния» врагам своей веры.
 Если же говорить о жизни мирян, то каждый из нас проводит непосредственно в храме очень малый процент времени. Следовательно, для нас важно то, как мы ведём себя вне храма. Если мы в общении с домашними, друзьями, коллегами будем говорить только языком религиозных символов, мы добьёмся того, что нас через некоторое время «пошлют» вместе с нашей «занудной» религией. Но мы живём. И говорим на разные темы, действуем в разных сферах жизни. Однако в каждом нашем слове и каждом поступке православная вера может и должна отразиться. Более того, даже между верующими и единомышленниками разговоры ведутся отнюдь не только на религиозные темы. И это нормально, ибо человек – существо разностороннее.
 Так же и в творчестве православных мирян. Совсем необязательно каждое произведение снабжать православной терминологией. Однако внутренняя гармония, красота творения, искренность автора и те добрые чувства, что оно разбудит в сердцах слушателей или зрителей – вот добрый труд православного художника перед Богом. И он гораздо более результативен, чем создание песен-деклараций, песен-катехизисов. Таковые неизбежно станут сиюминутными «однодневками».
 Я хотел бы привести один исторический пример. В конце 19 века в столичных изданиях печатался некий поэт К.Р.. За псевдонимом скрывался Великий Князь Константин Романов. Прекрасно образованный, искренне-православный, он писал стихи на религиозную тематику. Сейчас их любят печатать в отрывных церковных календарях. Что можно сказать об этих стихах? Да, они написаны прекрасным русским языком, да – в них отражена искренняя вера автора. Но вошли эти стихи в историю русской литературы? Нет. А почему? Неужели из-за происков «русофобской интеллигенции»? Да нет же. Просто, эти стихи слишком «однотонны» на фоне разнообразной палитры русской поэзии того времени. А на фоне православных духовных гимнов стихи К.Р. смотрятся как слишком поверхностные.
 В то же время начинал свой путь великий русский поэт Николай Степанович Гумилёв. В юности он «переболел» мистицизмом, однако весь зрелый период своей жизни был твёрдым православным. Читая о Гумилёве в воспоминаниях современников, видишь, что этот человек жизнью своей показал верность Православию. Он остался верен Христу  «даже до смерти». И на казнь пошёл как христианин и как воин. А его творчество является примером того, как верующий поэт может гармонично сохранять свой талант в мире. Художественная палитра Гумилёва необычайно разнообразна. Широк и спектр тем. Здесь есть и любовная лирика, и потрясающие описания природы, и проникновения в самые разные культурные и духовные традиции (и западноевропейскую, и китайскую, и ближневосточную, и африканскую). При этом у Гумилёва есть глубокие стихи о христианстве, о Православии, о судьбах России. Есть и патриотические, даже воинственные стихи. В произведениях о первой мировой войне Гумилёв, сам принимавший участие в описываемых событиях как офицер-кавалерист, упивается поэтикой боя за величие Родины. Он пишет: «Серафимы, ясны и крылаты, за плечами воинов видны». В то же время поэт остаётся христианином в самом высоком смысле этого слова: «Но тому, о Господи, и силы, и победы царский час даруй, кто поверженному скажет, милый, вот прими мой братский поцелуй». Стихи Гумилёва, с моей точки зрения, могут в той или иной степени служить примером для подражания каждому православному поэту-мирянину.
 На сем позвольте закончить ответ на критические упрёки моих единоверцев и собратьев по любви к «Алисе». Во второй части этого опуса я хочу более конкретными примерами показать, где именно, на мой взгляд, чрезмерная декларативность вредит художественному уровню песен «Алисы». Речь пойдёт только о новом альбоме.

               
Часть 2 – художественная критика

 
«Искусство не может быть жертвой, ибо она уже совершилась, не может быть искуплением, ибо мир вместе с художником уже искуплен, - что же остается? Радостное богообщение, как бы игра отца с детьми, жмурки и прятки духа».  Эти слова Осип Мандельштам написал в 1915 году, готовя доклад к конференции русского Религиозного Общества.
Именно этот принцип, на мой взгляд, ярко отражён в творчестве «православного периода» группы «Аквариум». В значительной мере ему следует весь «классический» русский рок. Башлачёв, Цой, ранний Кинчев, в определённой степени Шевчук и Сукачёв, все они, так или иначе, внесли свой вклад в сокровищницу русской духовной поэзии конца 20 века. Но, в большинстве своём, русские рокеры того периода были людьми не церковными. Исключение, как раз, и составляют Б.Г. в 80-е и Кинчев – с 90-х годов и до сего дня. И, вот, именно в творчестве «Алисы» мы видим, как параллельно с духовным ростом участников, из созданных ими песен уходит творческая лёгкость, точность выразительных средств, сменяясь слабой с художественной точки зрения декларативностью.
 По форме новые творения группы сделаны вполне «на уровне». Качественное исполнение, хорошая запись, неплохая музыка (местами – выразительная, местами – грешащая повторами старых песен), грамотно написанные, «звонко-звучащие» тексты. Вот – «внешнее» впечатление от альбома. Так его может оценить «рокер», выросший на  западной музыке, для которого главное – качество «продукта». Если же оценивать альбом «Сейчас позднее, чем ты думаешь» как произведение искусства, принадлежащее «перу» одного из лучших отечественных поэтов и музыкантов нашего времени, становится немного грустно. Потому что альбом  по уровню воздействия не идёт в сравнение с гораздо менее профессиональным диском «Блок Ада» и уж, тем более, со вполне качественными «пластинками» «Шабаш» и «Для тех, кто свалился с Луны». Из всего спектра алисовской музыкально-поэтической палитры в альбоме остались только «чёрное и белое» (верней, «красное и чёрное»). Однако в ряде песен всё ещё чувствуется  дыхание истинного кинчевского таланта. С них и начнём.
 На альбоме мне больше всего понравилась «Душа» (созерцательностью и яркими, но ненавязчивыми образами). Своей глубиной привлекают такие песни, как  «Родина» и «Званые». В них религиозное мироощущение Константина выражено в действительно художественной форме. Интересно, что под Родиной в одноимённой песне понимается «небесное отечество». Хороша и песня «Без креста». В ней есть некий обращённый к соотечественникам «призыв исправиться», подтверждаемый поэтично описанной славной историей  Отечества земного. Здесь Кинчев выступает продолжателем традиции русской исторической поэзии.  Собственно, почти всё это уже звучало в моих «Впечатлениях».
   Теперь о тех песнях, которые, как мне представляется, «роняют творческую планку» Кинчева.
 В первую очередь, это «Непокорные». Казалось бы, вот он, обращённый «вовне», России культурный интерес, к которому я так «призывал» Кинчева. Но прямого обращения к сербской и болгарской культурам в этой песне не происходит.
Такая песня сделала бы «братьям славянам» честь, пой её болгарин Филипп Киркоров, а не потомок болгарского революционера Константин Кинчев. Непонятно, почему для вступления к этой песне клавишник «Алисы» подобрал какие-то «арабески». Да, музыка балканских славян за пять веков турецкого ига впитала много ближневосточных мелодий, но - именно в сербских и болгарских песнях сохранился ряд аутентичных славянских мелодических ходов, которые близки русским и украинским. Восточные  же влияния несколько «мутировали» и звучат не так, как оригинальная арабская музыка. Непонятно, почему нельзя было использовать «сэмплы» живых  балканских инструментов или вообще пригласить  сербских или болгарских музыкантов на запись альбома? Тогда песня звучала бы на порядок «круче». А слушая эти «арабески» представляешь не гордого Милоша Обличича, который зарубил на Косовом поле турецкого султана в 1389 году, а персонажей фильма «Багдадский вор» - смуглых, в тюбетейках и полосатых халатах, которые крадутся, чтобы чего-нибудь стырить на базаре у добрых мусульман.
 Теперь - про лирику  «Непокорных». Фраза про «медный лик моих единоверцев» звучит красиво, но, вот, строчка про «террор Халифата»… Как известно, арабский Халифат Умайядов и Аббасидов (7-8вв.) в самых широких своих границах крайним пределом в Азии имел реку Талас (на границе с танским Китаем), а в Европе - Испанию. Пойти дальше на Запад арабам помешал Карл Мартелл, разбивший их в битве при Пуатье (732г.). Захватить же Балканы арабы просто не могли - на их пути лежала ещё очень сильная Византия (её азиатская часть).
 Мне как историку, конечно, ясно, что Кинчев хочет сказать этой строчкой. Речь идёт об Османской империи, войска которой в 14 столетии, блокировав Константинополь, переправились морем и начали завоевание Балкан. Разгромив сербов на Косовом Поле, турки открыли себе дорогу в Восточную Европу. Балканских славян они, действительно, жестоко терроризировали вплоть до конца 19 столетия (когда Россия разбила Турцию в Балканской войне), о чём, собственно и речь. Турки, однако, никогда свою державу Халифатом не называли. Турецкий монарх - не халиф, а султан. В западной литературе Турцию того времени называют - Турецкой империей, Османской Империей, Высокой Портой, но никогда - Халифатом.
 Константин – человек начитанный. Этих фактов, хотя бы в общем, он не может не знать. Увы, данная строка выглядит как наскоро «закруглённая» - плод нежелания подобрать подходящую по смыслу рифму.   
 И ещё - слово «террор» очень злободневное. В сознании современного необразованного человека он ассоциируется не с государственным притеснением по религиозному признаку, о чём поёт Костя, а со взрывом домов, захватом заложников и влетанием на боингах в небоскрёбы. Заниматься же терроризмом в современном смысле слова арабы Средних веков не имели возможности, да и, наверное, желания (они были храбрые честные воины). Для терроризма (при том, что арабская культура была одной из самых совершенных в тогдашнем мире) арабы (да и турки) не додумались изобрести тротилла. Брать в заложники женщин, детей и монахов Пророк запрещал.  Боингов у средневековых мусульман тоже не было. А, если бы и были, то думается, влетели бы на них арабы не в маленькие церковки сербов, а в храм Святой Софии в Константинополе. И-то, вряд ли, так как это - храм Единого Бога, пусть и христианский, но, всё же (христиане, ведь – «ахль уль китаб» - люди Книги, тоесть Писания, а покушаться на их культовые ценности Пророк запрещал также).
 Можно представить, в какую «химеру» превращается эта строчка в голове пришедшего на  концерт «Алисы» паренька из рабочей семьи. Он ведь послушает, а потом пойдёт «мочить» «наследников Халифата», живущих в «общаге» по соседству.
 В песне «Непокорные» есть ещё целый ряд «плоских», хорошо выполненных по форме, но пустых по сути фраз. Я не знаю, что может значить строка: «небом дышит память боя, да молитвы низкий поклон».  Если молитвенное состояние и гордость за боевую славу предков ставятся на одну планку, непонятно, о каком вообще христианстве идёт речь? В средневековом православии (в России – до Петра 1-го) существовало правило, что вернувшийся с войны человек целый год не имел права причащаться. С него сначала должна была сойти скверна, «прилипающая» к душе на войне. Это значит, что для наших действительно, а не в воображении воевавших православных предков «память боя», пусть даже славного, всё-таки, не «дышала Небом», а молитвенное смирение, наоборот помогало очиститься от страшных военных воспоминаний. 
 Вторая по «одиозности» и декларативности вещь – «Небо Славян». Удивляет само название песни. В посланиях апостола Павла сказано, что перед Богом равны все – и грек, и еврей, и скиф. Следовательно, в христианской традиции Небо – одно на все народы. Если же исходить из идей русских православных патриотов, подобное обобщение также выглядит странным. Среди славянских народов есть не только православные. А как же чехи, словаки и, главное, поляки – католики? Ведь последние, начиная польской шляхтой, против которой боролись русские «патриоты» (так их стали называть только в 19 веке) Минин с Пожарским, да православная Запорожская «Сичь», заканчивая нынешним Папой Римским, рассматриваются в «ура-патриотической» среде угрозой едва ли не большей, чем американцы с их «хилым» протестантизмом.
 Думается, что адекватным название «Небо славян» было бы только для песни, декларирующей язычество, бывшее, когда-то почти одинаковым у всех славянских народов. Небо славян – это небо Перуна и Велеса, Хорса и Мокоши. И в таком виде эту песню с радостью бы «подняли на щит» последователи уже упоминавшегося в начале настоящей заметки волхва Велимира.
 Помимо названия в песне забавляют строки про «семя орды» и «ярмо басурман». Уж очень они, какие-то средневековые. Странно их слышать, стоя на арене дворца спорта «Юбилейный». Такая песня «к месту», если ты одет в «брони крепкие», сжимаешь в руках своих меч, а ветер Куликова поля развевает стяг над твоей головой. Возможно, для ребят, которые действительно стоят на грани жизни и смерти, сражаясь с бандитами в Чечне, эта песня и кстати. Им она действительно может помочь сохранять боевой дух. Но мы-то с вами не на войне. Так зачем же лицемерить? И делать из мухи слона. Ну какое же семя Орды нас точит в этой – ежедневной городской жизни? Монголоидные гены, что ли? Да, у русских этих генов очень много. Но тогда эта песня – гимн национальной генной инженерии. Проекту по «вымыванию» «чужеродных» генов. Ну это уже из области трудов певца норвежской группы «Бурзум» Варга Викернеса. Это он всё пишет о том, как надо «низшую» наследственность вытеснять «благородной» - нордической. Но Варг – язычник. При чём тут Православие?  Лично мне не хочется, чтобы из русской крови «вымывались» гены графов Юсуповых, князя Андрея Боголюбского, рок-поэта Виктора Цоя. Они делали наш народ лучше, талантливее. Русские потому и есть «имперский» этнос, что исторически не испытывали комплекса по поводу браков с инородцами.
 Или, может быть, под «семенем Орды» в песне понимаются азербайджанские торговцы арбузами, которых вдесятером на одного насмерть забивали ночами «скины»?  А «ярмо басурман» - это о чём? О том, что прогнившие Штаты  высосали из нашей Родины все ресурсы? Но, извините, главные «расхитители» у нас – свои же собственные коррупционеры. И воровство в среде чиновничества – наша национальная болезнь на протяжении уже нескольких столетий. Началось всё это тогда, когда Америку едва открыли.
 Как-то с трудом верится, что Костя всерьёз вкладывал столь курьёзные идеи в свой текст. Мне кажется, просто, что его увлечение книгой «О национализме – мнимом и истинном» плохо сказывается на песнях. Найти глубокое творческое выражение подобным политическим идеям трудно. Потому, что сами эти идеи – мелкие. Вот Костя и топчется на мелководье, боясь зайти «по горло» в глубокое море своего таланта, как он это делал раньше.
 Мне не очень понравилась и песня «Всадники». Слушая её, я «спотыкаюсь» о два момента. Во-первых, сравнение Всадников Апокалипсиса – исполнителей божественной справедливости с опричниками звучит немного «натянуто», да и кощунственно. Образ опричника связан   с одним из самых мрачных моментов в российской истории – террором Ивана Четвёртого. Выражение «опричник» в русском языке всегда имеет негативный оттенок. Это палач, садист и насильник, верный слуга грозного, гневного и неправедного царя. А Небесный Царь есть любовь. Его Гнев – это метафора. Всеблагой Бог не знает страстей, в том числе и гнева. И воздаяние его – это акт справедливости, когда злых людей «догоняют» дурные последствия их же собственных поступков. Просто, по любви Своей, Бог может грешника от этих последствий защищать. Но, чем дальше мы отталкиваем от себя Бога и его защиту, тем ближе мы становимся к приносящим страдание результатам наших собственных грехов. Поэтому сравнение Божьего воздаяния с опричным террором уместно в устах богоборца, но никак не в устах православного человека. Желая восхвалять могущественного Царя Небесного таким образом, мы унижаем Его.
 Вторым странным моментом «Всадников» является повторяющееся в рефрене слово «блюз». Оно вызывает ассоциации с маленьким «забытым всеми» американским баром, на сцене которого в клубах табачного дыма в глухую полночь  солирует на электрогитаре чернокожий музыкант. Ещё возникает образ концертов «Лед Зеппелин» - самой «блюзовой» из тяжёлых групп Великобритании. Слово «блюз» несёт в себе слишком много ассоциаций с респектабельным западным рок-н-роллом, в котором главное – музыка. Блюз – это одиночество и тоска современного городского западного человека. В нём, конечно, тоже есть некий божественный отблеск. Но это – неуловимое присутствие Божие рядом, которое тихо журчит тающим льдом сквозь гул машин, просвечивает сквозь ночь далёким блеском неоновых реклам. Блюз – это экзистенция одиночки, заброшенного в рутину благополучной, немного упадочной современной цивилизации. С ним никак не вяжется монументальное полотно Кинчева, в котором на переднем плане скачут четверо всадников из Откровения, упивается грехом «зверинец» и горят шахты геены огненной. И уж тем более, упоминания про блюз и про опричников в одной  и той же песне ну явно не уживаются друг с другом. Сваливать в одну кучу огни современного Манхэттена и деревянную Москву времён Ивана Грозного без ущерба для художественности можно, наверное, только в юмористическом произведении. А так получается конфликт смыслов и ассоциаций. Как видите, из-за некоторой неразборчивости эстетических взглядов (желания сохранить рок-н-ролльную фразеологию и одновременно воспеть Бога как самодержца) Костя допускает такие художественные промахи, которых никогда раньше не делал.
 Про песню «Антихрист – мегазвезда» я ничего плохого сказать не хочу. Песня добротная. Удивляет только музыкальный эксперимент с техно-семплами, но это, в конце концов, оригинально. Слова – вполне обычные. «Грамотно» написанные. Идея – не оригинальная, но и не слишком «заезженная». Особого энтузиазма песня лично у меня не вызывает. Вот, если бы Костя сочинил её, когда я учился на втором курсе и горел пафосом противостояния выродившемуся современному миру, тогда я «поднял бы песню на щит».
   Пожалуй, самой курьёзной композицией альбома является композиция «Инок, воин и шут». Про сие произведение я достаточно много сказал в своих Впечатлениях – «Дубль Первый». Причём, не желая злобно лаяться, я анализировал песню с юмором. По мелодии этот опус мне понравился. Для тех, ребят, которые сейчас служат в армии (я к нашей армии отношусь тепло, сам был на военных сборах, но также желаю нашим вооружённым силам излечиться от целого ряда тяжёлых «недугов») эта песня – хороший патриотический гимн. Он бодрит, не даёт унывать.
 Для тех же, кто «в миру»… Нет, если воспринимать заложенную в песне идею, как призыв только к «духовной битве», я руками и ногами за. Но, ведь, в реальности-то что получается? Не служивший в армии Костя (армию он «косил», как пишет Нина Барановская), исполнившись патриотического духа, со сцены поёт тинэйджерам и тинэйджеркам о добродетелях воинских. Причём, чтобы связать всё это с религией, приплетает сюда образ инока. Да, в русской истории были примеры иноков-воинов (Пересвет и Ослябя, сражавшиеся на Куликовом Поле). Да, в православной традиции служение инока и служение «христолюбивого воина» часто сближаются. Но причём тут «шут»?   
 Здесь Костя «скромно» не забывает себя. Нет, я не против. Рок-музыкант, поэт может быть верующим и нести свою веру людям через творчество. Сие повторено мною уже не один раз. Наверное, миссия верующего певца в чём-то сродни воинской. Об этом, кстати, говорил когда-то и Гребенщиков. Согласно его мнению, задача певца – «настучать по голове тёмным сущностям, гнездящимся в сердцах слушателей». Но в песне «Алисы» употребляется не слово «поэт», а слово «шут». Оно имеет чёткий синонимический ряд. Слово «шут» скорее ассоциируется с западноевропейским средневековьем, с немецкими и французскими сказками. Поэтому, первая «ассоциативная приколка» песни в том, что она «на периферии сознания» вызывает образ команды главных «рок-н-ролльных оттопырщиков» (фраза Кинчева) города Питера -  образ группы «Король и Шут». В их песнях чаще всего воскрешаются именно реалии сказок Гауфа и братьев Грим. Все эти разбойники, карлики, ведьмы, шуты достойны метафоры из одной композиции группы Пикник. Там поётся: «И во всех углах таились призраки средневековья». Так что «Инок, воин и шут» звучит, словно название песни «КиШа». Если предположить, что на Князя вдруг сошёл возвышенный поэтический дар.
 В русской фольклорной традиции синонимом «шута» является скоморох. Но вы знаете, как на Руси к скоморохам относилась Православная Церковь? И почему?  Посмотрите фильм Тарковского «Андрей Рублёв», и поймёте. Священники в сотрудничестве с властями гоняли скоморохов так, что от них только «рожки да ножки» оставались. А скоморохи пели отнюдь не про Святую Русь. Их «тексты» почти сплошь состояли из мата  ( посему на нынешней российской рок-сцене подлинным наследником шутов средневековья является не Кинчев, а Шнуров). Кроме того, скоморохи на своих голых ягодицах рисовали изображения священника с протянутыми к прелестям весёлой вдовы руками. Когда скоморох плясал, повернувшись к публике задом, и встав на ноги, его задница тряслась, и зрители, как бы видели «мультик», в котором поп «лапает» прихожанку, сами знаете за что. Посему странным, зная вековое противостояние православия и скоморошества в русской культуре, выглядит использование Костей столь противоречивых символов в «идеологической» песне.  Несчастный «шут» вставлен в песню, как-то на скорую руку, без тщательного обдумывания смысла. Из-за чего получается противоречивый и глуповатый текст.
 Можно, конечно, сказать, что под «шутом» Костя понимает юродивого. Но такое сравнение для православного человека ещё более странно. В свете всего вышесказанного разница между юродивыми и шутами-скоморохами представляется очевидной.
 Высказанное мною замечание, что, мол, если заменить в песне ряд слов, получится мусульманский гимн, было шуткой, родившейся не в момент написания статьи, а задолго до этого, во время посещения «алисовских» концертов. Не знаю, почему Галя Александрова восприняла эту шутку как «спекулятивный пассаж». Это здоровая «приколка», в которой есть доля симпатии к тому, что является её объектом. Чтобы было понятнее, приведу её целиком.
Итак. Пародия на песню К.Е.Кинчева «Инок, воин и шут».




                «Дервиш, имам и шахид»
 
                «Благослови на войну
                Род мусульман сохрани!» -
                Так собирались в поход
                Ратные люди Чечни.
               
                Так от начала времён
                Шахиды ведут газават
                С Богом надёжнее жить
                С Богом легко умирать

       (слова «жить», «умирать» читаются без твёрдых знаков, «с горским акцентом»)

        Припев:  Вновь война пылит по дорогам
                В бой с «урус»  джигиты спешат
                Испокон веков угоден Богу
                Наш свирепый джихад

                Сколько раздоров и смут
                Ведал великий Кавказ
                Власти неверных урус
                Нам низачто не указ.

                Сколько щщщакалов да псов
                Скалится с разных сторон
                На сваренный Родиной плов,
                На  аромат шашлыков

                Что собирали отцы,
                Нас научили беречь
                Быт нашей горной страны -
                Песня, молитва да меч

                Так повелось от корней
                Веру Пророка хранит
                Всяк на своём рубеже
                Дервиш, имам и шахид

На этой оптимистической ноте позвольте закончить своё «исследование» с пожеланием Константину Кинчеву найти, наконец, срединный путь (который «непадателен есть») между пламенем веры и добрым вином поэтического творчества, которым он когда-то щедро поил всех нас.
МЫ ВМЕСТЕ.