Угольком на стене нарисую кружок
и семь-восемь лучей распущу от него:
таким солнышко было, пока видеть мог
я на небе лазурном сиянье его…
Я открою свой рот, совершу языком
и губами знакомые вроде бы па,
но ни звука не сможет слететь, словно ком
задушил мое горло, убив и слова.
И распахнутый крест моих рук не найдет
тех объятий, что тщетно стремился замкнуть,
и где раньше цвел сад и теплилась любовь,
кости с хряском подошвы мои разомнут…
Сердце глупо сожмет пустоту, а не кровь,
по щекам кислота вместо слез побежит,
и не грянет посланца с косой сапогов,
когда смерть назову я спасеньем своим.
Ветер тронет меня на моей высоте,
донесет голоса, что смеялись со мной,
пока я не прогнал всех мне близких людей,
не умея ценить все таким, как Дано…