Более трёх лет назад, выходя после всенощной из храма Преображения Господня, я обратила внимание на очень маленькую, очень согбенную старушку с искалеченными, деформированными ногами. Она, передвигаясь довольно быстро по храму, прикладывалась к иконам и негромко обращалась к каждой из них. Я прислушалась – это были короткие импровизированные молитвы, причём не простые, а славословия и благодарения. От тёплых, живых слов молитв согрелась и умилилась моя душа. Я поодаль следовала за старушкой, и не из любопытства – её молитвы облегчали моё состояние.
Когда она вышла во двор храма, я спросила её имя и услышала в ответ: «Евдокия. А тебя-то как?» Я назвалась. «Светонька, чадушка ты Христова, – ласково-ласково произнесла старушка, – ступай со Христом, ангел-хранитель тебя оградит». И перекрестила меня. Эти неслыханные мною ещё никогда слова ласки лечебным пластырем легли на мою душу.
Очень скоро мы подружились. Живёт бабушка Евдокия в деревянном бараке, в коммуналке, с минимальными бытовыми удобствами, но зато совсем рядом с храмом. Живёт крайне бедно. Обстановку её крохотной комнатушки составляет кровать, столик, пара табуреток, картина-пейзаж на стене, да ещё неработающий холодильник, служащий подставкой для икон и лампадки. Нет даже шкафа для одежды, да и самой одежды нет тоже. Но не печалит бабушку скудость её быта – она вся в молитве, дома ли находится или в храме. Каких бы житейских тем ни касались в разговоре, она обязательно молитвенно воззовёт: «Господи помоги!», «Матушка, Владычица, спаси!», «Николай Чудотворец, не оставь!».
На второй день Пасхи 1998 г. случилась с бабушкой тяжёлая травма: после крёстного хода, возвращаясь домой, она упала и сломала в колене и без того давно искалеченную ногу. В травмпункте медсёстры неправильно наложили гипс, а врач не проверила. Нога стала невыносимо болеть. Пришлось Евдокие самой разломать гипс. Когда, обеспокоенная её долгим отсутствием в церкви, пришла я навестить старушку, и узнала о случившемся, то написала и отнесла заявление в медицинские инстанции. К бабушке стали приходить врачи, выписывали какие-то мази, которые не приносили никакого облегчения. В конце концов выяснилось, что помочь может только одно – сломать кость и срастить её заново. Но кому же в восемьдесят лет под силу такая операция?
Три месяца бабушка все ночи проводила, сидя на полу, плача от боли, а нога была черна и огромна в колене, как футбольный мяч. Ей из храма приносили масло от помазания, святую воду, просфоры. Постепенно опухоль спала, но нога при этом приобрела новое свойство: она может неожиданно подвернуться, и тогда бабушка падает. И, несмотря на это, старушка уже осенью того же года стала вновь ходить в храм. Ходит и по сей день.
Конечно, очень виноваты перед ней медики, но никогда, никогда не произнесла она ни одного слова осуждения в их адрес. Только и скажет: «Это Господь меня испытывает». А за своего травматолога так просто заступается: «Зарплата у неё маленькая, дают её не во время. Дак разве можно с неё работу сполна спрашивать? Хоть бы на молодых-то сил хватило, а я что, я – старуха». Да и не в чей адрес я вообще не слыхивала от неё ни слова осуждения. Только вздохнёт да скажет: «Господь – Он всё про всех знает». И замолчит.
В начале января 1999 г. внезапно, от сердечного приступа умерла одна из двух её дочерей. Скорбит материнское сердце, тем более, дочь хотела, да так и не успела после выхода на пенсию начать жить полнокровной церковной жизнью. Но не теряет бабушка надежду вымолить своего ребёнка. И я верю, что такая мать сможет.
Как-то раз осенью 1999 г. днём нас неожиданно отпустили с работы – поступил сигнал, что здание заминировано. И я решила посетить свою бабушку. И вот, не доходя до её дома, наблюдаю такую картину: некая мамаша ведёт дочку к зубному врачу. Всё как положено, кроме одного: дочке шестьдесят лет, а матери – восемьдесят. А это бабушка Евдокия облегчает, как может, жизнь своему второму ребёнку.
Когда мне становится совсем, совсем невмоготу жить, я прихожу ночевать к ней, бабушке Евдокии. Уложить она меня может только на пол, на бумажный мешок, а под голову даст подушку. Но разве в удобствах дело? Главное – она тихо-тихо шепчет молитвы, которых я не могу расслышать. И высыхают мои слёзы, и я незаметно и без всякого снотворного отплываю в тихий сон. А утром встаю успокоенная, отдохнувшая, и вновь есть уже силы жить дальше.
Нам кажется, что чудо – это событие или явление. Но, думается мне, что чудной может быть и человеческая душа. Ведь чудо – это выход за рамки обыденности – в законах ли природы, или в устранении души человеческой. И я думаю, что душа бабушки Евдокии – это чудо. Когда она покинет своё согбенное, измученное тело, какой же светозарной предстанет она тогда перед Творцом! Может быть, таких душ совсем немного, и, наверное, именно их молитвами терпит ещё Создатель этот холодный, холодный, холодный мир.
Светлана Тришина