Что значит быть нормальным в мире, который не укладывается в рамки нормальности? Что значит отклонение в реальности исключений и ошибок, где каждый из нас немного не в себе, по-своему сумасшедший, неправильный, странный? Как можно судить о нормальности, если у каждого есть свои странности, если «норма» - лишь абстракция и вымысел? Разве может быть человек абсолютно правильным, идеальным, как винтик или деталь машины? Как можно определять нормы и стандарты в далеко не идеальном мире, который полон непредсказуемости и исключений? Разве можно загнать в какие-то рамки и границы человеческое мышление, фантазию, восприятие?
Спроси у себя...
Я нашел ответ...
Автор
Нельзя понять и описать это, находясь снаружи, ибо это то же, что стоять перед закрытыми воротами чужого дома и описывать его внутреннее убранство и планировку комнат гостям. Но, оказавшись внутри, поселившись в нем, став его хозяином, вы уже не можете описать стоящим снаружи за воротами, что вы видите и чувствуете в вашем доме...
Из немецкого анатомического пособия изд. XVIIв.
Абсолютно белое небо, нет ни облачка, ни тучки, нет самого солнца, хотя яркий и ослепительный свет нестерпимо жжет глаза. Но и закрыть их тоже не получается, застывшие веки будто налиты свинцом, и взгляд прикован к одной точке. Время медленно ползет, хотя создается впечатление, что его нет вообще, большинство чувств вообще не работают, вызывая где-то на уровне подсознания мелкий панический страх. Постепенно приходит восприятие и осязание, взгляд начинает медленно, неуверенно передвигаться по белому небу, совсем по чуть-чуть, по миллиметру продвигаясь на право. Веки все еще не моргают и глаза начинают уставать от яркого света, вместе с этим приходят первые физические ощущения – раздражительный зуд в уголках глаз, где уже начинает непроизвольно накапливаться слеза, давя своей массой. Поверхность глаз становиться сухой и горячей, а застывшие веки не в силах моргнуть и облегчить муку. Это новое, не донца понятное чувство монотонно сверлит мозг еще сильнее, чем раздражающее белое небо и яркий свет.
Тьма. Страх сковывает не справляющийся с восприятием разум, парализуя разрозненные остатки пробуждающегося сознания, по телу пробегает мелкая дрожь, давая первое физическое ощущение тела – мышцы непроизвольно сокращаются, и в виски начинает бешено биться кровь, создавая странное подобия равномерного эха. Все это продолжается какую-то еле уловимую долю секунды, но кажется, что проходит целая вечность. В просыпающемся мозге начинают зарождаться первые сумбурные мысли. Они несвязны и разрознены, хаотично переплетаясь друг с другом они так и не обретают законченной формы, оставаясь лишь где-то на грани сознания вспышками незнакомых образов и непонятных слов. Страх постепенно проходит, и сердцебиение замедляется, тело снова постепенно расслабляется и исчезает в небытии бесчувствия, будто увязая в невесомости.
Свет. Яркая вспышка будто скальпель врывается в сознание. Дыхание учащается, первые глубокие вдохи наполняют болью скрипящие легкие и гортань, присвистывая воздухом в голосовых связках и носу. С непривычки воздух царапает и застревает в горле, будто пригоршни песка.
Проходит еще какое-то время, может миг, может час, может день. Мысли начинают обретать более четкую форму, но еще недостаточную, для осмысления и восприятия, будто расплывающиеся пятна акварели. Физические чувства короткими вспышками вырываются из пустоты, накатывая новой волной на испуганный, загнанный в угол разум.
Постепенно глаза привыкают к яркому свету и взгляд начинает замечать ранее незаметные детали. Бездонность белого бескрайнего неба опускается вниз, вызывая чувство клаустрофобии, превращаясь в обыкновенный потолок. Мозг начинает осознавать окружающую реальность. Медленно, неуклюже взгляд начинает двигаться по нависающему потолку, пытаясь найти что-то, на чем можно сосредоточиться и собрать разбегающиеся мышами на свету мысли. Вереница мгновений ползет где-то в стороне.
Откуда-то сверху вне досягаемости взгляда доносятся странные монотонные звуки, от которых сжимается желудок, выдавливая в рот остатки горечи. Ее вкус заставляет собраться всему телу и сделать усилие, что бы сглотнуть и избавиться от сковывающей гортань сухости и горечи. Мышцы шеи натягиваются непослушными канатами, от чего начинает ломить в висках, и перед глазами идут разноцветные круги, причудливо гуляя по белому потолку яркими витражами. Пересохший рот тужится помочь в усилии, ворочая распухшим языком. Все это заставляет собраться организм и сжать в железный кулак мечущийся в панике разум, возвращая частичный контроль над обмякшим и безвольным телом.
Пятна перед глазами постепенно теряют свою яркость и четкость, растворяясь в белизне потолка-неба. Мысли прояснились, сформировав в подсознание четкое «я», оставив его без качественных или личных характеристик, просто «я». И так свойственно, что сразу же начали возникать вопросы, первым из которых был «где я?». Вопрос никому не адресовался, это было лишь попыткой сформировать мышление и выражением подсознательного страха любого человеческого существа оказавшегося в неизвестном месте. Вслед за ним пришли другие вопросы, которые жужжали будто рой ос в голове, заставляя сосредоточиваться и собрать разрозненные мысли. Время незаметно сфокусировалось, ведя отсчет мыслями.
Каждая новая мысль хаотично рождалась и терялась в веренице последующих.
Каждый новый вопрос вызывал сотни других забываясь и так и не находя ответа.
Каждый миг разум открывал потаенные двери сознания.
Белый потолок-небо уже перестал быть чем-то абстрактным и просто нависал над лежащим человеком, который пытался разобраться и понять все происходящее с ним. Постепенно возвращалось ощущение собственного тела, и лежащий поняв, что его мышцы затекли то ли от долгого лежания, то ли от неудобства позы, пытался повернуться или размять затекшие конечности. Но это было не так-то просто, тело плохо слушалось, и в голове бушевал ураган мыслей и вопросов. Медленно сжимая и разжимая пальцы, он понял, что они держат простыню, на которой он лежит. Ощущения приходили медленно и неуверенно, возвращая реальность мелкими частями разрозненной мозаики.
Раздражающие звуки, от которых сводило желудок, превратились в звуки падающих капель, где-то рядом, но находясь вне поля зрения. Как только слух вернулся к нему океан шумов и звуков наполнил его голову, разрывая ее на куски, но, справившись с этой какофонией, он начал сортировать и пытаться определить их происхождение.
Звук падающих капель, скрежет сжимающихся пальцев об накрахмаленную простыню, пощелкивание в костяшках пальцев, гудение какого-то электронного прибора на фоне, стук собственного сердца, поскрипывание зубов при выдохе, свист воздуха в легких. Где-то вдалеке раздавались чьи-то шаги и чей-то голос, но он был неразборчив и тих, будто раздавался из-за стены.
Все это время взгляд пытался преодолеть невидимые границы белого потолка и найти что-то еще, но для этого надо было повернуть голову.
Убедившись в частичном контроле над своим телом, он попытался повернуть голову, но все усилия и напряжения мышц ничего не дали. Голова будто неподъемный камень покоилась на подушке и отказывалась повиноваться. Из-за этого промелькнула мысль позвать кого-то помочь, простая мысль натолкнула на целую вереницу вопросов: «где я?», «что я здесь делаю?», «почему я здесь?». Хотя некоторые вопросы были не столь логичны, например «где это «здесь»?» или «кто это «я»?». Но и на них он не смог найти ответы, теряясь в лабиринтах своей памяти.
Мысль позвать кого-то все увереннее набирала силу, превращаясь в твердую уверенность, но при попытке реализовать свою идею, он убедился, что не может выразить в слух эти слова. Поначалу ему показалось, что это из-за сухости во рту, но позже он понял, что причина совсем иная – он не может сформулировать свою мысль в словах, нет, он вовсе не разучился говорить, просто он не мог подобрать правильные, нужные слова, все они смешались в странном винегрете в его голове. Попытавшись, все же, сделать это, он открыл рот и вытолкнул наружу из легких какой-то звук, скорее просто для того, что бы убедиться в способности говорить. Звук его голоса получился похожим на хрип и застрял где-то в горле, так и не обретя конечной формы. Оставив эти безрезультатные попытки, он попытался разобраться в происходящем.
Вопрос «кто я?» тоже продолжал беспокоить его, так как он до сих пор не мог вспомнить не только, как его зовут, но и то - кто он вообще. Это немного пугало и рождало еще более странные мысли, которые даже он сам не мог понять до конца.
Решив, что разобраться во всем происходящем будет проще, если встать и осмотреться, он наткнулся на еще одну проблему. Хотя тело уже почти полностью его слушалось, но ноги не хотели отрываться от кровати, и чем сильнее он напрягал мышцы – тем сильнее невидимые путы держали его прикованными, вдавливая в постель. Разобравшись в своих ощущениях, он понял, что путы были вполне реальными, а не плодом его воображения, – он был привязан к постели, из-за ограниченности взгляда он не мог понять, как именно и где он привязан, но это вызвало очередной рой вопросов. А вместе с этим ответы укрывались, как и остальная часть пейзажа за границами взгляда.
Оставив попытку встать или осмотреться, он решил разобраться с мыслями и вопросами и немного успокоиться. Все это время в груди у него бешено колотилось сердце, поняв это, он расслабился и сосредоточился.
Вопросы требовали ответов.
Время настолько сгустилось, что вновь перестало существовать, полностью остановившись и потеряв всякое значение.
Ответить на вопрос «где он?» и «что он здесь делает?» было не просто, возможно они скрывались в его памяти, но сейчас она была пуста, будто сегодня был его первый день его жизни. Усугубляло все состояние полной растерянности, и тот факт, что он так и не мог понять или вспомнить, кто он такой или как его зовут. Ощущение безликости и безымянности больше всего пугало его, пробуждая глубинные страхи о реальности всего происходящего. И хотя он пытался найти ответы на мучившие его вопросы, результаты были не утешительны. Его уже посетила мысль, что это лишь сон, но он не обратил на нее внимания. Из безуспешных размышлений его вырвали звуки приближающихся шагов. Звук постепенно приобретал четкость, вытесняя за задний план звуки падающих капель, стук сердца и гудение электроприборов. Звук шагов стал почти материальным, ему даже показалось, что вокруг него начал сгущаться воздух и упала яркость света. Приблизившись почти вплотную шаги, вдруг замерли, послышалось какое-то движение и шорох бумаги, потом невнятное бормотание и монотонный металлический стук.
Беспомощность начинала раздражать и даже злить. Смесь интереса и бессилия хоть как-то определить происходящее вокруг превратилась в горечь, и на глаза сами по себе навернулись слезы. Ему не хотелось плакать, но он ничего не мог с собой поделать, к тому же чувство бессилия и непонятного стыда загородили подступающий к разуму страх и панику, в которую он уже готов был впасть.
Вдруг бормотание рядом с ним неожиданно стихло, видимо подошедший обратил на него свое внимание. Он явственно почувствовал на себе его любопытный, разглядывающий взгляд, и от этого по коже побежали мурашки, и стало как-то не по себе, хотя из своего положения он все еще не видел вошедшего. Шелест бумаги прекратился вместе с металлическим стуком, от чего в создавшуюся тишину вновь начали возвращаться уже знакомые и привычные звуки сердцебиения и падающих капель.
На белом потолке-небе появилось странное пятно, но из-за слез в глазах оно было нечетким и расплывчатым, будто цветная клякса на листе бумаге. Несколько раз моргнув и смыв слезы с глаз, он начал всматриваться в расплывчатый образ, силясь разглядеть что-то. Клякса постепенно обрела четкость, превратившись в мужское лицо в больших старых очках в роговой оправе, линзы в них были настолько крупные, что казалось, будто зрачок заполняет всю линзу.
Лицо улыбалось.
Оно наклонилось настолько близко, что воздух наполнился запахами медикаментов и хлорки, и стало заметно, что лицо прикреплено к туловищу, одетому в белый медицинский халат. Взгляд незнакомца продолжал внимательно разглядывать его через смешные очки-бинокль, все это время глупо улыбаясь.
Казалось, что прошла очередная вечность, прежде чем лицо открыло улыбчивый рот и произнесло:
- Ну, как мы сегодня себя чувствуем? - Судя по интонации, он вовсе не ожидал ответа, а спрашивал скорее по привычке. Лицо опять куда-то пропало, но почти сразу вернулось, вертя перед собой какую-то дощечку с прикрепленной к ней пачкой исписанных листов, разъясняя предшествующий бумажный шорох. Поправив смешные очки, незнакомец в халате с любопытством погрузился в разглядывание листов, будто находя там что-то интересное. Видимо найдя что-то удовлетворяющее его интерес, он снова оторвался от чтения и, поправляя очки и улыбаясь, произнес:
- Семьсот грамм. Очень неплохо, еще пару дней и тебя, малыш, можно выписывать. Мама тебя уже ждет, не плачь, скоро она тебя заберет. - И так и не дождавшись ответа, незнакомец в смешных очках обернулся и сказал куда-то за спину: - Скажите в приемной, что бы позвонили его родителям, они завтра могут приехать за новорожденным, только лучше после обеда, что бы оформить все документы.
Странное лицо в смешных очках исчезло, вместе с ним пропали запахи и новые звуки. Сознание лежащего безуспешно пыталось понять, о чем же говорило это лицо в белом халате, разглядывающее листы бумаги. Он слышал все сказанное им, но слова сливались и теряли свой смысл. С уходом незнакомца вновь вернулись знакомые звуки, а белый потолок-небо все так же надоедливо нависал над ним.
Тщетные попытки привести в порядок свои ощущения и мысли ужасно утомили его, и он понял, как устали его затекшие мышцы. Сознание сжалось в крохотный комок, чувствуя, как вновь теряет контроль над телом и тонет в пустоте. Монотонные звуки падающих капель расслабляли и вскоре сердце, и весь организм подстроились под этот простой ритм, веки опять налились свинцом и безудержно поползли вниз.
Белый потолок вновь начал отдаляться, превращаясь в небо, и время в нерешительности замерло, подглядывая за спящим младенцем. Время не торопилось. Время ждало. Время строило планы и надеялось. Время рассчитывало на него, на этот маленький комочек жизни, завернутый в пеленки. Времени было невдомек, что он, спящий, даже не имел никакого представления о нем, времени, как и о многом другом, в этом странном и неизведанном мире, в котором реальность соседствует с чудом.
14.11.2003.В.П.
Лене от Вейста