В по-весеннему душной комнате залитой ярким светом электрических солнц сидит девушка, больше похожая в этот момент на кусочек скомканного цветного фантика, слегка пожеванного и выцветшего на солнце за время долгого хранения в непригодных условиях. В комнате пахнет ванилью – это свечка за 75 рублей из «Икеи», которую она купила шесть или семь месяцев назад, а еще грязными носками. Она их никогда не стирает – у нее не хватает на это времени, и, наверное, она несколько ленива и самолюбива, поскольку считает, что стирать рваные эластичные подследники и носки чересчур скучное и пустое занятие, все равно зашить их уже невозможно, так что она просто складывает их в пакет и кладет под диван. Ее жизнь практически такая же рваная и грязная, как эти колготки, сложенные в пакеты и завязанные детским узлом.
Девчонка свернулась в комочек, она пытается втянуть запах ванили, чтобы перебить то, что ее преследует – запах перегара, водки в натуральном виде и сигареты, легкая «Ява» в твердой упаковке за 8 рублей (в Кузьминках она ее правда видела за шесть). Надо бы открыть окно, чтобы выбить этот запах из ее волос и одежды. Но она не решается, ей кажется, что из окна ворвется этот «аромат» и тогда она опять заплачет. Она знает, что это Его аромат, и что вероятно ей придется с этим смириться. Но почему-то ужасно не хочется, так же как не хочется быть одной из тех немногих девушек, что во всем подчиняется мужчинам. Такими могут быть только шалавы, содержанки, да проститутки и то, последние лишь играют эту роль для мужиков, верящих в то, что они сильный пол.
На самом деле девушке совершенно не на что жаловаться. У нее есть родители, не алкоголики, хорошие, иногда чересчур быть может строгие и консервативные, но это нормально. У нее есть сестра, которая иногда ей подбрасывает работу, а вместе с ней и деньжат, на кои она потом может сходить в кино и сводить Его туда же. У нее даже есть работа: пусть не постоянная, пусть суетная и требующая многого и очень многого, но она есть, и что самое удивительное, ей даже порой это нравится. Казалось бы вполне достаточно для счастья. Так нет, у нее даже есть эта самая пресловутая любовь до гроба и со школьной скамьи, о которой все говорят с таким недоверием. Да у нее есть парень. Они вместе уже года четыре, нет вру, 3 года, 11 месяцев и 8 дней. Если быть точной, то сегодня 9 мая, и как все последние четыре года (3 года 11 месяцев и 8 дней) она этот день заканчивает в молчаливых, срывающихся с кончика носа слезах и с пониманием, что и в следующем году будет то же самое. Что именно? Трудно сказать. То ли то, что тот самый «любовь» опять напьется, и будет спрашивать, а можно ли ему допиться до ухрюкивания, то ли то, что этот его дружок будет пытаться ее поцеловать и помириться и извиняться за то, что он такая сволочь. Хотя могу поспорить, что он так не считает, и когда пытается ее поцеловать думает о том, как же ей в этот момент ***во: и от его огромных потных лапищ, от его щетины и от запаха перегара и превосходства, который так от него и исходит, и от чувства, что все повторяется практически по такому же сценарию. Впрочем, наверное это повторяется не только в этот день, но и в другие, но в другие дни нет салюта, который бы она встречала в слезах, в одиночестве. Странно, но сегодня она была не одинока… но лучше ей от этого не было, да и слезы никуда не делись.
Девчонка утыкается носом в подушку и начинает убеждать себя в том, что все это лишь ее выдумки и глупые капризы, что все парни, мужики всегда пили и будут пить, что это нормально, и что друзья всегда и у всех на первом месте. Только как-то с трудом ей в это верится, особенно учитывая то, что еще утром они вместе готовили завтрак, он целовал и обнимал ее, и она была на седьмом месте от счастья. Странно, но постель действительно на время дает ощущение свободы от реального мира, от действительности, которая пытается пролезть во все возможные щелочки, начиная от элементарного телефонного звонка и заканчивая мерным гулом машин за окном, которое треснуло где-то наверху справа…
Она точно знает, что только что она позвонила и отменила занятие с репетитором, но завтра утром она не позвонит Ему и не напомнит, что они собирались компанией в кино, в любом случае он будет не в состоянии пойти, так зачем его мучить. Не позвонит она ему и днем, потому что будет бояться услышать в ответ от его матери, что он ушел куда-то с Саньком, Лехой, Ромой… неважно…имена можно придумывать долго, но это все равно ни к чему никогда не приводит. Что же она будет делать весь день? Ничего. Она будет сидеть на постели или на полу, плакать, вспоминать сегодняшний вечер и убеждать себя в том, какая она сука, и какой он бедный и несчастный. Впрочем, последнее частично так и есть, а первое даже вероятно не подвергается сомнению, по крайней мере, со стороны Его и его друзей. К вечеру или к следующему утру, когда он протрезвеет и еще больше замкнется в себе, а она снова начнет курить (она периодически бросает на несколько недель, но после очередной сцены или происшествия начинает с большей силой), он позвонит ей и будет молчать в трубку после обыденной и его коронной фразы «Привет, как дела?».
У нее есть много вариантов ответа. 1. Она может поинтересоваться: «Что-то случилось?» А когда он скажет, что нет, она искренне обрадуется и произнесет в трубку уже с легким сердцем: «Я рада, что ты просто позвонил, хоть это и странно и как-то непривычно для меня». 2. Или же она в очередной раз начнет перечислять, что она успела за сегодня сделать/не сделать. Ее это отвлекает, она говорит об этом без интонаций, так что Ему трудно уловить, что ей понравилось, а от чего ее уже тошнит. Она старается не загружать его своими проблемами. Во-первых, у него и своих хватает, а во-вторых, зачем? Помощь, увы, но он на это при всем его желании не способен. Они как-то попытались поговорить, но она все равно не может сказать ему всего, а он не может это понять по ее недомолвкам. Он же не Ксента или Перфильев - младший, которые понимают ее с полуслова, и даже больше... Они знают все, что она сама о себе не знает. Ее это немного пугает, но постепенно она к этому привыкнет, наверное… я на это надеюсь.
В любом случае в разговоре будет участвовать она одна, и даже если она задаст ему какой-то вопрос требующий рассуждений и длительного повествования в ответ, то услышит одно предложение, и слова, входящие в него не будут означать ровным счетом ничего. Скорее всего среди них будут его излюбленные – ею ненавистные выражения и мат… с последним она тоже уже смирилась. Все парни и мужики ругаются матом, даже при девушках. Из ее друзей есть, пожалуй, (она начинает считать в уме, сколько же среди ее друзей джентльменов), на двенадцатом она останавливается, чтобы сказать себе: «Бля, я тоже ругаюсь матом». Она скажет это с задором подростка, хотя давно им не является, а где-то в глубине это единственное словечко порвет еще парочку ее нервных узелков, потому что она не любит всю эту грязь, ей просто хочется, чтобы Он не считал себя мудаком. Действительно, «ну и что, что ругается? Я тоже», - говорит она себе. Пытаться себя ломать – это очень сложно и неприятно, она это делает постоянно, но удовлетворения от этого никакого не получает.
Всем она кажется сильной, всегда веселой и жутко эксцентричной, (творческой, неординарной, взбалмошной, серьезной, умной, элегантной и т.д.) девчонкой. А на самом деле… она и не знает что она на самом деле. Она просто забыла о том, кем она когда-то была. Забыла, просиживая на полу и обнимая банального, хоть не плюшевого, медвежонка Топтыжку, которого мама прислала в деревню, когда ей - этому еще яркому и лишь слегка развернутому фантику было лет восемь, и с которым она спит на протяжение последних девяти лет, и будет спать всю жизнь, потому что он - единственный, кто ничего не говорит и не трогает ее, когда она плачет.
После разговора последует, исключительно с ее стороны (с его это бывает крайне редко и только если ему что-то от нее уж очень сильно нужно), предложение пойти погулять. Прогулка будет недолгой, молчаливой или сопровождающейся ее щебетом, неумолкаемым, чтобы не дать хотя бы одной грустной мысли проскользнуть в ее головку с неумело покрашенными волосами. Ничего, во вторник она сходит в парикмахерскую, и будет выглядеть чуть лучше, правда он все равно этого не заметит. Странно, что он заметил, что Танюха отрастила волосы…
А после прогулки они придут к Нему домой, немного прелюдии, если у него будет на это настроение, и секс, недолгий, наверное минут тридцать, он будет очень стараться, чтобы Ей было хорошо и не чувствовать что она в данный момент хочет только одного, поскорее забыть все что было двумя днями раньше…
Еще через час они выпьют чая, который он очень хорошо заваривает, и проводит ее домой. Она поблагодарит Его за чудесный вечер, попросит позвонить как-нибудь и отправится счастливая домой. Ну, если не счастливая, то, по крайней мере, на некоторое время спокойная, чуть больше чем пару дней назад.
И дальше все будет развиваться по спирали, пока снова фантик не упадет возле кровати и не будет молчаливо ронять слезы на простынь, которая не стиралась уже месяца три, потому что в доме нет стиральной машины, и белье мама возит к старшей сестре, у которой есть это чудо техники. В этот момент она быть может вспомнит, что у нее есть уйма незаконченных дел, но при всем ее желании она не сможет их сделать – она ничего не может делать, когда ей вот так плохо.
Самое страшное, что она даже не будет пытаться найти выход из всего этого дерьма. Зачем? Она Его Любит, он любит ее, и так будет всегда. Да, ведь он сегодня, качаясь и стискивая ее плечи, от чего она чуть не кричала, говорил что он ее любит и тихо-тихо, как будто боясь, чтобы кто-то кроме нее это услышал спросил: «Ты меня любишь? На всю жизнь?» Она ответила да, искренне, она была просто … даже не знаю. Последний раз он говорил, что ее любит… она не может это вспомнить, и в любом случае, это было либо в постели, либо когда он был пьян…
Но сейчас ей вовсе не хочется об этом думать. Она просто отошлет смску одному из его друзей, чтобы они побеспокоились о доставке Его на дом, попытается еще что-нибудь сделать, запишет пару слов в дневник… но все они будут лишь о хорошем, потому, что плохого будет еще много, а хорошее она прочитает только здесь, в этой маленькой синенькой тетрадочке…
Впрочем, может быть она сегодня немного изменит своим привычкам и напишет все начистоту…