На плятце стояла солнечная проститутка. В чистых бело-голубых обтягивающих джинсах она выглядела прилично, даже солидно (если к проституткам вообще применяем подобный эпитет). Она стояла ровно, но призывающе. Я целенаправленно поспешила к ней. Сначала через пешеходный переход, а потом вдоль кустов по обочине. Она заметила. Ошеломительно красиво настроила взгляд. Густые черные ресницы обрамляли ярко прочерченный разрез глаз. Выразительная блондинка (открытие: блондинки бывают выразительными!). Удивление моим к ней приближением. Затянула в себя и… вытолкнула, испугавшись ответственности. Неоднозначная картина со стороны: периметр, шаг, шаг, шаг, угол, шаг, бордюр, шаг, шаг, пересечение, искорки глаз, гладь лица, боком, боком, а дальше - идти, не оборачиваясь, как в сатанинскую ночь. Прочь от яркой шлюхи к ней, моей НЕ жене.
Сегодня убеждала ее старательно и долго.
- Подумай, у нас все получится. Половину работы беру на себя. Половину проблем. Я решу их своими мозгами, своими руками, и всем своим остальным. Буду распихивать преграды бедрами, искалывать каблуками, царапать ногтями. Всему научусь, все сделаю. Хочешь?
- Нет. Ничего не хочу.
Она налила жиденький чай в стакановидную чашку с толстыми неудобными стенками. Нервными пальцами вытащила из пачки предпоследнюю сигарету и закурила ее, держа во рту советско-военным способом.
Жизненно необходимо обхватиться сейчас собой в кафельном туалете, завязаться малиновым шарфом и курить, курить, курить горькие сигареты со вкусом сожженной коры лиственницы. Или проще - березы. Но береза сгорела бы сразу, спалив горло. А от лиственницы еще гарь остается, осадок, выедает воронку дыхания.
Мне никогда не нравились женщины: на самом деле я любила их сигареты. Это важнейшее открытие моих загадочных отношений с представительницами прекрасного пола. Я стремительно расставалась с некурящими дамами, теми, кто не мог подарить мне эту волнительность, зыбкость и смог. Если я не получала от женщины табачный запах, въедавшийся при встрече в кожу, интерес к ней пропадал. Она не удовлетворяла моим требованиям. Логическим выводом - она не могла удовлетворить меня ни в чем: ни на кухне, ни за письменным столом, ни в постели.
Мартини за обедом с мясом по-французски и салат из фасоли со льдом. Через час встреча, надо успеть. Она ненавидит цветы в подарок, ей их жалко. Каждый раз, когда стебель рассекается пополам, она вскрикивает. Сегодня я подарю ей раненые хризантемы. Пусть привыкает к тому, что бывает больно. Пусть знает, что в настоящей взрослой жизни очень часто рассекаются хромосомные покровы, нежные ткани и розовая кожа.
Каждая наша ссора изматывает меня. Стирает веревками кожу до красных полос. Ее же - не изматывает: она может грустить, обижаться, переживать или взбалтывать неприятный осадок, и только. Понимаю, что я НЕ неправа. Может, на этот раз схожу в экспедицию, покричу "ау", найду гордость, приведу и заставлю ее терпеливо (гордо!) ждать вместе со мной. Но все-таки: милая, обдумай, соотнеси противоположности, давай обойдемся без длительных надуваний соленых морских губок бантиками… Гордость опять пропадает за горами.
Когда-то у меня была зеленоглазая и плюс к этому зеленоволосая девушка. Больше всего я любила в ней ее духи - такие вкусные, с процентом запахов дождя и загара ее гладковыбритых ног. Я обожала уткнуться головой ей в плечо и вдыхать, вдыхать, купаясь в блаженстве сводящего с ума аромата.
Как-то мы опустошали пивные бокалы в незнакомом баре. Было ново, порядочно и взаимно хорошо. Она оглядывалась по сторонам, приклеивала взгляды к телам нарисованных обнаженных женщин. Карандашные натурщицы усеивали стены помещения. Каждая притягивала к себе индивидуальным дефектом: леди №1 имела выпирающую кость на той части ноги, где в реальности ничего выпирать не должно; глаза леди №2 смотрели в разные стороны; леди №3 обладала густой шерстяной растительностью на внутренней и внешней сторонах бедра, наверняка, изначально задуманной художником как тень. Другие леди не уступали в уродстве предыдущим.
Моя девочка, разглядев все картины, выложила на стол двести рублей, набросила куртку, схватила рюкзак, поцеловала меня (конечно) и, быстро произнеся "сейчас вернусь", вышла из бара. Больше не вернулась.
С ней ничего не случилось - она в порядке, не болеет и не депрессирует. В тот день она просто взяла и ушла. По воле мимолетных желаний. Я пообещала себе научиться уходить так же, без долгих прощаний, объяснений обдумываний.
Я смогла уйти от проститутки на плятце.