Только в этом лесу деревья знают, что они деревья. Здесь, в их бездонных тенях свили мягкие гнезда цветы, каждое утро устраивающие здесь свои пышные сражения. Здесь ручьи зреют, замкнутые в строгих гранях берегов. И радужные птицы поют свои свадебные песни. Здесь Тишина и проросшие сквозь ее прохладные волосы сонные травы. Здесь цветущие звери – благородные и смелые. И еще изящные королевские капканы, чьи пасти украшены расколотыми аметистами. И глубокие ямы, устланные бархатными отравленными подушками и сети из рубиновых струн.
Багрянец вскипает на щеках. Охотники на мгновение замерли в нерешительности, кажется, узнав одного из потерянных накануне друзей в вышедшем на них из чащи олене. Но гибкие псы их срываются с места, задыхаясь от клокочущей жажды не пролитой крови. Узкие удары клыков, выворачивающие суставы, разламывающие серебряные кости. Густеющая в судороге боль вязнет на зубах. Вышитая золотом шкура корчиться на пламени их горячих, взбитых в пену дыханий. Спасения нет, и слепые стрелы, неловко отпущенные, летят ему в спину, повинуясь коварному ветру. Пылающие раны, брошенные щедрой горстью, усыпали дрожащее тело, к которому он не успел привыкнуть. Они плодятся, разрываясь, в его бьющейся плоти, в одно мгновение проживая все время мучительно долгой, изнуряющей смертельной болезни, назначенной ему ближе к старости.
Смерть не торопилась, и теперь согревается углями в ранах. Седея остывающими.