Всякая общая игра - это механизм, копирующий один из секретов мира. А значит и мир участвует в создании любой общей игры. Даже прятки или бег на перегонки – это проявление мировой воли. А если придумать игру на основе собственного жизненного опыта, опираясь на правила сердца и расщепив свое «Я»? И позволить при этом проявиться личной воле? Гм… неплохой эксперимент. Ведь любая экзистенциальная игра, как и любой «внутренний» эксперимент – это попытка ответить на какой-нибудь вопрос, заданный самому себе. Втайне, естественно, чтобы не посмеялись. Итак, попробуем (можно смеяться)…
Часть первая.
Знакомство с героями.
I
Когда Вова Совковецкий проснулся, его глаза продолжали оставаться закрытыми. Неудобное уставшее тело покоилось на чем-то жестком, и только приоткрыв слипшиеся веки, и с легким стоном приподнявшись на локтях, Вова понял, что лежит на стульях.
Повернув тяжелую голову чуть вправо, Совковецкий увидел несколько распростертых в разбитых позах тел, и лишь тогда из болота памяти всплыл, как протухшая калоша, вчерашний вечер.
Смех, мат, обильные возлияния и простая закуска - все это безнадежно застряло где-то в прошлом. Сейчас молодого человека мутило и при этом терзало необоснованное чувство стыда.
Еле встав на дрожащие от слабости ноги, Вова прошаркал в прихожую, задевая при этом недовольные туловища собутыльников. Дом был частный, и Совковецкий имел удовольствие помочиться прямо с крыльца в чью-то блевотину. Сладко зевнув и почесав во взъерошенном затылке, Вова вернулся в дом. Тупо постояв посередине комнаты где-то с минуту, чуть качаясь, он прошел на кухню, чтобы констатировать пустоту холодильника. «Блин!» - сказал, а в душе крикнул Вова.
Вновь притащившись в комнату, Совковецкий с животной радостью увидел на мертвом столе недопитую бутылку пива. Из последних сил Вова ринулся к ней, но вдруг с разочарованием заметил, что в бутылке плавает окурок. Несчастный чуть не заплакал.
В это время на полу зашевелилось одно из тел. Движущимся телом оказался Саша Летаев, в обычной жизни очень шумный и предприимчивый человек.
«Еооо…» - по-бурлацки протянул он, поглаживая голову левой рукой. Правая затекла. Встав в несколько заходов на ноги, Летаев подошел к зеркалу.
- Неплохо гульнули, - промычал он, пытаясь при этом сделать что-нибудь с волосами, которые были наклонены в одну сторону как Пизанская башня.
- Похмелиться было бы неплохо - полусказал Вова.
Саша, будто не слыша, залез к себе в карман брюк, пошвырялся там и достал сотенную бумажку.
-Пойдем, - сказал он и направился в прихожую. Вова устремился за ним.
На улице было морозно. Свежие утренние сугробы поскрипывали под ногами и будто радовались наступающему хорошему дню. Солнце светило прямо в глаза, но не мешало. Тем более у шагающих была приятная цель - два пузыря водки и запивка (если хватит, то еще пивка).
Продавщица была немолодая, а значит готовая к плоским шуткам подвыпивших покупателей женщина.
- Доброе утро! - возвестил Вова.
- Нам водочки, две, вон той, - дрожаще указал на нужную марку Саша, - затем «Колокольчика» и два пивка, вон того.
Одной рукой Летаев указывал на нужное ему пиво, а другой доставал недостающие до необходимой суммы деньги. Вова стоял рядом и думал, что завтра на работу и второй день пьянки отразится на его лице «задообразно».
II
С самого детства Виктор Сементьев не мог назвать свою жизнь беспечной. Его вечно окружали какие-то скучные обязанности, ненужно тяготившие душу. В общении с людьми Виктор был весел, но в одиночестве бедняга задыхался от своего непонимания, как этих людей, так и их тяжелого мира. Однако это нисколько не мешало ему любить одиночество, потому что только оно позволяло размышлять. Сементьев анализировал свои поступки, а также пытался сделать какие-то выводы из наблюдений за внешним миром.
Вот и сейчас Виктор лежал на диване, уткнувшись головой в подушку, и пытался оправдать свои вчерашние действия. А вчера было веселье, которое обернулось на утро бескомпромиссным inferno. Сердце переместилось в голову, печень разрослась во все туловище. Рвота, следствие алкогольного отравления, истощила организм Виктора окончательно. Рядом с диваном было поставлено ведро, и теперь, чтобы освободить измученный желудок от ядов, достаточно было повернуть голову.
Да, да, ужасна расплата за неумение пить в меру и вовремя останавливаться. Надорвать душу алкогольными ядами и бестолковыми речами собутыльников, а после не иметь последствий невозможно.
«Зачем я так пью? – спрашивал себя Виктор. – Неужели от страха перед жизнью? Но ведь жизнь не только ужасна. Отвратительна лишь обратная ее сторона, но какое-то подсознательное свинство часто тянет именно в эту сторону. А когда это свинство надевает корону, то тут же появляется и что-то запретное, пугающее, нечеловеческое рядом».
Сементьев приподнял голову. Стало хуже. Он опять уткнулся в подушку и продолжил посталкогольные размышления.
«Жизнь, конечно, пугает, но бежать от реального мира в свой ирреальный часто опаснее, чем оставаться в мире окружающем. Это как убежать от радиоактивного безжалостного ливня в подъезд, который обоссан. И в нем темно и пусто. Стоишь промокший, и вдруг понимаешь, что ты не один и в темноте, совсем рядом, кто-то прячется. Почти не дышит и только смотрит на тебя. Больше никого – вас только двое».
Виктор был «затюканный» романтик. Он был просто нашпигован иллюзиями, и каждый новый день обязательно покушался на одну из них. Сементьеву казалось, что ежедневно он выступает в роли космонавта, которого выпускают на орбиту, и как связывающий шланг удерживает космонавта у корабля и не отпускает в открытый космос, так и Виктора что-то удерживает от рывка в жизнь, прыжка, исключающего всякую возможность вернуться в «уютный корабль».
К полудню Виктор смог встать, чтобы съесть что-нибудь «мягкое». К вечеру Сементьев уже вновь обрел себя и записал в своем дневнике следующий романтический опус:
«В ожидании солнца».
Бог подарил мне солнце, но дьявол навязал мне тучи. Они заволокли мое солнце, и мир мой сделался сумрачным и глубоким.
Рискуя свалиться в пропасть бездушных инстинктов, я научился думать, и мысли мои часто успокаивали мое сердце. Я поднимал голову вверх, я пытался разглядеть далекое и теплое солнце, но мир мой был сумрачным и глубоким.
Ко мне приходил дьявол и предлагал мне свои эликсиры. Я пробовал его зелья, и тогда дух мой падал в безумные пропасти, в которых нет места разуму. Я изрыгал проклятия, я уподоблялся нечистому, я был тенью Злейшего. Греховное варево доводило меня до скотского сблева. Я глотал жестокие слюни, я покрывался жуткими стонами, я погибал в словесных нечистотах. Я давился ядовитыми мокротами и воспевал падение. Я был ничтожным диктатором, пародией на вездесущего Супостата.
Опьянение проходило, и я погружался в опустошение. Я был ничем. Но время шло, и солнце проглядывало, наконец, сквозь тучи, и ко мне приходило долгожданное озарение».
III
Первое, что сделал Влад Белков, когда открыл наглые глаза, это закурил. На диване было хорошо, и пусть в джинсах прямо на одеяле, но зато как свободно, а значит легко. За окном крапал дождь, но Белкову было плевать. Взяв с тумбочки «сотовый», Влад натыкал какой-то номер.
- Але, Коля!- айлюлюкнул Белков, - это я. Слышь, ты не помнишь, как до дома-то мы добрались. Что? Серега довез? Подожди, подожди, а моя тачка? А, на моей тачке. У подъезда поставил? А хорошо погуляли? Знатно. Ну, пока.
Влад отбросил в сторону телефон, сунул под голову руки и потянулся. На работу он уже опоздал, но почему-то было наплевать. «К обеду поеду» - подумал Белков, еще раз потянулся, спортивно встал с дивана и пошел в туалет. В туалете Влад вспомнил, что сегодня вечером его приглашали пить в «общагу». Стало хорошо - ведь пятница, а значит, грядут выходные и плевки в потолок. Белков давненько не пил в общежитиях, предстоящая «гулянка» держала его в приподнятом настроении и в мыслях о приключениях. Хотелось сделать свою жизнь насыщеннее, а подобные пьянки всегда предполагали множество интересных историй и знакомств.
Вообще-то, у Белкова по жизни было все хорошо. Непыльная, но башлевая работенка, квартирка, тачка, куча друзей и знакомых, большинство из которых он приобрел в ночных свистоплясках по кабакам и улицам. Все деньги Влад тратил на машину, ****ство, шмотки и чуть-чуть на жратву. В еде Белков был неприхотлив. Кушал мало и в основном закусывал. О печени и желудке Влад не думал. Некогда.
«Общаги» - это было прошлое Влада, и сейчас он чувствовал, как это прошлое хочет войти в его настоящее, и с радостью был готов распахнуть двери своей жизни для этого дионисийского вторжения. Не привыкать.
IV
Для того, чтобы попасть на работу, Вове нужно было проехать минут сорок в холодном переполненном автобусе. Давка неприятна, а когда ты с похмелья, и едешь на плохую работу, она вдвойне мучительна. Совковецкий, пытаясь отвлечься от тошноты, решил понаблюдать за пассажирами.
Лица тех, кому досталось место, были мягкими и ленивыми. В глазах сидящих царили тепло и уют. Лица несчастных, которым места не досталось, были, естественно, недовольны, но обладатели этих лиц были удовлетворены уже тем, что все-таки едут. Некоторых из этой касты придавило к стеклу, и они были похожи на пойманных рыб. Вова невольно улыбнулся, подумав о рыбах, но неожиданное усиление тошноты заставило его выбежать из автобуса и окатить желудочными испражнениями ближайший ларек.
Дождавшись следующего автобуса, Совковецкий продолжил свой путь и свои наблюдения. Рядом с ним встала молодая особа. Одета она была очень легко, и несложно было разгадать, какие прелести скрывала ее юбочка и легкая куртка. Глазки модницы были пусты, а ротик полуоткрыт. «Потенциальная минетчица» - подумал Вова и похотливо улыбнулся.
Пока он пребывал в порочных грезах, давка достигла своего апогея, и люди невольно прижимались друг к другу как любовники, хотя больше в этот момент пассажиры напоминали повидло - старое повидло.
Вове не «посчастливилось» давиться дальше вместе с остальными. Пора было выходить. До места работы, а работал Вова на складе, идти надо было около километра. Крапал дождь, зонт Витя забыл, а значит, предстоял мокрый путь по лужам и грязи.
На складе Вову мрачно упрекнули за опоздание, дали лопату и выбросили на улицу. К промокшему Совковецкому подошел начальник.
- Видишь, - указал он на кучу ржавого железа и грязи. - Здесь мы захуячим розы!
Вова вздохнул. Он подумал, что в качестве навоза, если нужно, всегда будут готовы использовать и его. Воткнув в землю лопату, Совковецкий успокоил себя мыслью, что вечером пьянка. Друзья пригласили его в «общагу», а Вова очень любил пить в общежитиях. Он любил, когда люди балагурят и смеются.
V
- Дождь, опять дождь, - думал Виктор, глядя в осеннее окно и слушая заунывное постукивание кислотных дождевых капель о проржавевшую плоть карниза. Было утро, самое время выходить из подъезда к остановке.
Сементьев очень не хотел на работу, но, увы, увы, нужно было ехать, и он, как и еще десяток человек, втиснулся в уставшую от людей «маршрутку».
- Десять человек вошло, платите! - агрессивно приказала кондуктор.
Возможности заплатить сразу не было. Человеческие тела вдавили Виктора в дверь, и он не мог даже пошевелить руками.
- Платите, я сказала! - продолжала диктовать свои условия кондуктор.
- Как же платить, если такая давка?! - вскричал в ответ кто-то из пассажиров.
- Нормально, просто в зад надо пройти, - «подсказала» кондуктор.
Кое-как утрамбовавшись и заплатив, Виктор уставился в серое окно, за которым проносились одинаковые картины.
«Моя жизнь отвратительна как искусственные цветы, - думал Виктор, - она неестественна как бумажные розы - ведь каждое утро я просыпаюсь оттого, что меня будят».
Сементьев грустно вздохнул. Его немного тошнило. Даже красивая девушка, что стояла рядом, не радовала его. Он подумал, что неплохо бы было познакомиться с ней, рассказать что-нибудь литературное, но единственное, что Сементьев мог вспомнить с курсов по литературе - это притягательный бюст преподавательницы. Виктор опять вздохнул. Уже вспомнив бюст преподавательницы. Он даже не просто вздохнул, но еще и улыбнулся. Мечтательно.
Тут в автобус ворвался какой-то пьяный, разрушив мнимую умиротворенность Сементьева. К радости Виктора «разрушителя» достаточно быстро из «маршрутки» изгнали, но вернуться в прежнее состояние Виктор уже не мог. Быстренько сев на неожиданно освободившееся место, Сементьев задремал, приятно вспомнив, что вечером приглашен в общежитие на пьянку.
Пить Виктор не умел, но очень любил. Тем более, в больших компаниях.
Часть вторая.
Знакомство героев.
Коля, хозяин комнаты в общежитии № 5, был уже пьян. Открыв дверь, он радостно приветствовал Виктора, и с нескрываемым младенческим удивлением заметил за спиной Сементьева Вову Совковецкого и Влада Белкова.
- О, а как это вы вместе? - спросил Коля. - Уже познакомились?
- Нет еще, - улыбнулся Виктор, - только по лестнице вместе поднимались.
- А лифт? - как-то упрекнул Коля.
- А лифт молчит, - пошутил Влад.
Лифт действительно молчал, и поэтому шесть этажей ребятам пришлось преодолевать на своих двоих.
В комнате уже было все готово к скорому отходу в мир Бахуса. На пожухлом от пьянства столе радостно и гордо взирали горлышками в потолок три бутылки. Для начала это был полный о, кей. После этих трех ирреальность всегда готова нарисовать еще парочку. Закуска была своеобразна. На желтоватом блюдечке покоилось несколько соленых огурчиков. Они печально сморщились от страха быть съеденными. Было также немного сала. Его хотелось съесть сразу, но съесть сразу - это преступление.
Коля быстренько познакомил новоприбывших с обитателями комнаты и разлил по первой. Выпили. Где-то в области желудка у всех «зажглась лампочка».
- Товарищи, - шутливо обратился ко всем Коля, как к коммунистам. - Пора следующую.
Все, будучи очень рады этому заявлению, разлили по второй. Выпили радостно и уверенно. Стало хорошо. Как говорится, небо поголубело, а в глазах поглупело. У каждого на уме возникли свои мысли, а на памяти свои истории.
После четвертой начались смешки и раскрепощение. Один из присутствующих предложил дурацкую историю - анекдот.
- Вы все знаете Котла? - начал он.
Кто же не знает Котла. Талантливый пианист, мог бы сделать себе имя, но дьявол, дьявол развалился на его душе, как преуспевающий буржуа на дорогом, но не своем диване. Нездоровый цинизм и беспредельная страсть к пьянству сделали свое дело.
- А Симона вы все знаете?
Кто же не знает Симона. Изумительный флейтист, в свое время пил больше Бахуса. Но «зашился», стал «химиком» и прозвал водку «бычьим напитком». Но хватит, ибо сейчас будет история.
История ни о чем.
Было раннее утро. Обшарпанная дверь общежития скромно распахнулась, и на улицу вышло двое.
Одного звали Котел, другого Симон. Им было холодно и у них не было денег. Холод лизал их тела, а жажда кромсала их глотки. Нужно было выпить, а денег, повторяю, не было.
Они шли долго, и утро перестало быть ранним. Путники уже отчаялись, ибо никто не встречался, а страдания усиливались. В полдень бедолаги наткнулись на странную процессию. Искатели поняли, что попали на похороны. Одному неожиданно вручили тарелки, а другому - подушечку с медалями. Оба поняли, что повезло.
Шли медленно. Один ударял не в такт, другой держал подушечку трясущимися руками.
Сели в автобус и поехали на кладбище. Если все в этот момент думали о покойнике, то эти двое мечтали о стакане с водкой.
На кладбище тарелки по нелепости были уронены в разрытую могилу. Простили.
Затем все поехали на поминки. Страдающие в этот момент делились на две категории, большинство тосковало по усопшему, а меньшинство, в количестве двух человек, тосковало по стакану с водкой.
На поминках «несчастным» налили и «несчастные» осмелели.
- А кто эти двое? - вдруг спросила какая-то дама (впоследствии оказалось, что это дочь усопшего)
- Да мы всю жизнь знали покойного! - закричал в ответ Котел. (если ему верить, он потом эту даму того…)
Вот такая история. Рассказчик закончил. Все гнусно захихикали. Бывает же…
- Господа, господа, - воззвал Коля, - пора, пора!
- Да, да! - завопили все.
Разлили и возлили. Прошло некоторое время, и разговор коснулся темы «женщина». Тут у каждого было свое мнение, свой взгляд и свое виденье. Сошлись в одном - женщины, конечно, хорошо, но осторожность превыше всего.
Тут встал Серега. Забавный парень. Как-то познакомился с христианскими миссионерами, увлекся чтениями, бросил пить, обклеил комнату новыми обоями и запел песни про Иисуса.
- Серега, - говорили тогда ему, - не верь им, у них Христос ненастоящий, он у них как фантик, без русской глубины.
Серега не соглашался, но вдруг все это дело забросил и вернулся к прежнему, хотя более умеренному образу жизни. На вопрос «почему?», ответил, что водки захотелось.
- Женщины есть ложь, - философски начал Серега. Его речь была недолгой, но насыщенной венерическими опасениями. «Грузанулись» все.
Виктор, погруженный в мрачные мысли, качаясь, направился в сортир. Стены там были исписаны разного рода интересными изречениями. Одно Виктору понравилось особенно.
«Подойди поближе - не льсти себе»
Сементьев поднял с грязного пола горелую спичку и мокрым пеплом вывел:
«Надо прожить свою жизнь так, чтобы потом не было мучительно больно ссать»
Вернувшись обратно в комнату, Виктор обнаружил, что пьянка достигла своего апогея. Все были радостно возбужденны, кричали, нельзя было разобрать отдельных голосов. Нагромождение споров, анекдотов, шуток, подколов - и всем этим правил диониссийский восторг. Правда, кто-то уже прислонился к спинке кровати и отключился, но это были еще первые пташки. Их число увеличивалось.
Где-то после одиннадцати вечера, за столом остались только Виктор, Влад и Вова. Остальные лежали в «отключке». Эти трое оставшихся во время пьянки старались пить меньше - каждый их них хотел уйти домой этим же вечером, а не на следующий день. Сейчас было понятно, что придется остаться.
Постарались вспомнить сколько раз бегали за водкой. Решив, что вспоминать такие вещи - глупая затея, ребята через некоторое время нашли тему для разговора. Или кто-то нашел им тему?
А о чем может говорить пьяный русский? Конечно же, о жизни.
- Не знаю, - начал Влад, - у меня вроде все есть. Деньги, хата, какой-то престиж. Девок вокруг - пруд пруди. А что еще надо?
- А ради чего ТЫ вообще здесь - не думал? - спросил Виктор.
- Не гони, а?! - ощетинился Влад. - Банально все это и ни к чему. Зачем лишние загрузы? Итак, проблем до задницы.
- Хоть и банально, а все-таки что-то такое действительно частенько мучает, - вошел в разговор Вова. - А иногда (сейчас даже чаще) постараешься оглянуться назад, в прошлое, и понимаешь, что детство ушло. Все. Кранты.
- Когда уходит детство, жизнь перестает быть вкусной - вздохнул Виктор.
- Чуваки, завязывайте вашу беседу - «обрубил» романтическую меланхолию Влад. - Давай, о чем - нибудь другом.
- А о чем, о политике, что-ли? - налил в стопки Влад.
- Политика - это математика насекомых - сказал Виктор, потянувшись к стопке. - Не будем о плохом.
- Отчего так резко о политике? – поинтересовался Влад.
- Жестокость и беспринципность политических отношений идентична отношениям в мире насекомых.
- Может быть, может быть…- уже с равнодушием отреагировал на ответ Сементьева Влад.
Выпили. Слегка помолчали.
- Ребят, а классно, что мы познакомились - начал Вова. - Вот так - неожиданно. Прямо мистика какая-то.
- А ты веришь в мистику? - улыбнулся Влад.
- Стараюсь, - ответил Вова, - иначе жизнь покажется слишком пустой.
- Действительно, - оживился Виктор, - в жизни необходимо что-то непонятное и нечто, более умное, чем мы.
- Мне и так неплохо, - зевнул Влад - и вообще, может пора баиньки? Поздновато уже, заболтались.
В следующий момент дверь в комнату приоткрылась, и к ребятам заглянуло улыбающееся лицо.
- Извините, - продолжало улыбаться лицо, - можно?
- Можно, - позволил Влад.
В комнату вошел мужчина, гораздо старше ребят. Он был в хорошем костюме («дорогой» - подумал Влад), в прекрасных ботинках и почему-то с зонтом («а я свой зонт проебал» – подумал Вова). Лицо гостя улыбалось, и единственное, что настораживало - это перстень, ощетинившийся на левой руке. Он был слишком агрессивен и стар в сравнении с остальным видом гостя. Но именно этот перстень давал понять, что ОН - настоящий, а все остальное - антураж, требование эпохи (что-то булгаковское - подумал Виктор).
- Меня тут пригласили рядом, - начал незнакомец, - но куда-то ушли. Теперь не знаю куда пойти, а тут смотрю, вроде дверь открыта и голоса. Вот и позволил себе набраться наглости. А что вы пьете?
- Водку, - ответили ребята.
- А не пригласите за стол? - спросил гость.
- Проходите, - позволил Влад.
- Благодарю, - прошел незнакомец. - А у меня тоже кое-что есть.
Вошедший достал из пакета бутылку какого-то вина.
- Что за вино? - спросил Влад.
- О, это очень дорогое и древнее вино, - ответил незнакомец. - Предлагаю выпить. Но сначала давайте познакомимся. Меня зовут - Леонард. Можете называть просто Ленни.
- Как в фильмах, - ухмыльнулся Влад.
- Владимир, - указал на Вову Виктор, - Влад, а меня зовут Виктор.
- Очень приятно, - улыбался Ленни. - А теперь давайте испробуем вина.
- А после водки, не того? - побеспокоился Влад.
- Бросьте! – наигранно обиделся гость. – Это настоящее вино, а не какая – нибудь там…
Тут Ленни сделал ироническую паузу и закончил – «Анапа».
И засмеялся. С ним засмеялись и все остальные.
Разлили по стаканам.
- Забавно, - улыбнулся Виктор, - пьем такое вино из простых граненых стаканов.
- А вам хочется бокалов? - улыбнулся в ответ Леонард. – Вы любите романтизм? А разве современная молодежь исповедует романтические идеи? По-моему, ей по душе практицизм, причем в обертке цинизма.
- Не всем, - не согласился Виктор.
- Все зависит от степени озлобленности, – вмешался в разговор Вова.
- Объясните, – поинтересовался гость.
- Ну, чем меньше в жизни удачливых моментов, тем скептичнее, а значит и циничнее молодой человек.
- Чепуха, - опровергнул Влад. – У меня, например, все нормально, а считаю себя циником. И уверен, что в наше смутное время – это правильный выбор.
- Почему же? – спросил гость.
- Всякую подлость или «кидок» воспринимаешь естественно. Кто-то тебя, к примеру, обманул, а ты просто говоришь: «А, сука! Ну, ладно, в этот раз я проиграл, но жди следующего. Получишь сполна».
- Вы воспринимайте жизнь как игру?
- Нет, я просто берегу свою нервную систему. Война требует крепких нервов.
- Значит, вы воспринимайте жизнь как войну?
- Я воспринимаю жизнь как жизнь, - ответил и на этот вопрос Влад.
- Слишком много двусмысленного вокруг, - заговорил Вова. – Поэтому все намного сложнее. Но в целом, я, например, живу с постоянным ощущением, что многого не имею именно из-за своей неспособности быть как Влад. У меня нет зубов, необходимых для хищных прыжков. Соответственно, нет и лап.
- Ты че меня в зоопарк поселил, чувак? – засмеялся Влад.
- Правильный образ, - сказал Виктор. – Хочется в этой жизни быть зверем, но все никак не удается выбраться из человека.
- Тебе стыдно быть человеком? – удивился Леонард.
- Ни в коем случае, - отпил из своего стакана Виктор, - я хочу быть человеком, но время, эпоха требует от меня обратного.
- Что значит – обратного? – спросил Леонард.
- Бог создал человека по своему подобию, а время, сегодняшний уклад часто толкают на вещи, далекие от Бога.
- Чувак, ты слишком усложняешь! – перебил Влад.
- В силу своего романтического настроения души, - объяснил Леонард. – Виктор – человек не своего времени, поэтому все современное им отторгается. Но это со временем пройдет.
- Может быть, - согласился без боя Виктор, - но иногда я жестоко сравниваю человека с непотушенным окурком. Лежит окурок на грязном асфальте и его функционирование зависит от внешних обстоятельств. От чьей-то ноги, от дождя и, наконец, от времени. Подымит, подымит, позагрязняет воздух, а затем вздохнет последний раз, испустит последний дымок и все. Он просто мусор.
- Э, братец, - удивился Ленни, - да ты намного циничнее, чем Влад.
- Вы думаете? – спросил, улыбаясь, Виктор.
- Уже почти уверен, – ответил Ленни.
Тут ребята почувствовали, что пол начать уходить из-под ног, от стен отошел какой-то туман, все расплылось, приняв необычные очертания. И перед каждым странно улыбалось, став вдруг гигантским, лицо ночного гостя.
Часть третья.
Отражения.
I
Реальный мир разбился вдребезги. Последнее, что помнил Виктор, это ставшее вдруг огромным лицо Леонарда. Затем все исчезло, и Виктор потерял сознание.
«Что со мной?» - стало первой мыслью Виктора, когда он очнулся. Виктор открыл глаза. Он почувствовал себя в пространстве, которое имело пол, но не было ясно на месте ли потолок, и если на месте, то высок ли он. Было неестественно темно, и только что-то далекое бросало тень надежды на выход.
Виктор пошел в сторону непонятного сквозняка из ниоткуда. В следующее мгновение какая-то сила, наделенная хохотом, перевернула его вверх ногами и понесла в непонятном направлении.
Вновь Виктор очнулся уже в какой-то почти реальной комнате. В его руках были какие-то листки, исписанные мелким почерком. Виктор узнал в одном из них отрывок из своего дневника:
«Люди не воспринимают мои мысли всерьез. Видимо, это потому, что и я не воспринимаю увлечения их мысли с интересом, и остаюсь ко всему житейскому безучастен. Только в общении с самим собой, а точнее, с той грозной, опасной, а главное непонятной силой, которая живет во мне, я по-настоящему искренен. Но искренен ли также дух, который томит меня?»
Неожиданно из темного угла раздался молодой баритон:
Я весь как облако, я соткан из печали
Я погружен в навязчивую мглу
С души все листья призрачно опали
И я устало жду весну.
Мне холодно от горестного страха
Мне так мучительно от суетных забот
Самоубийства яростная плаха
К себе с насмешкой и тоской зовет.
- Узнаешь? Твое, – сказал голос, закончив читать.
Тут Виктор заметил, что проявилась фигура говорящего, но лица все также не было видно.
- Шестнадцать лет, - заулыбался голос, - Как молоды мы были. Ребенок совсем, хотя один из ваших шутников сказал, что ребенка можно считать взрослым, если у него есть причины покончить с собой.
- Кто ты? – закричал Виктор.
Это будто послужило каким-то сигналом, потому что в следующий миг все вновь разлетелось вдребезги как зеркало, и Виктор опять провалился в ничто.
II
Вова очень долго пытался понять, где он находится. Только попытавшись встать, он понял, что уже не человек, а лупа в чьей-то безжалостной руке.
Под Вовой ворошилось множество резвой и омерзительной твари. Совковецкий хотел не смотреть, но, будучи лупой, не имел права на изъявление собственной воли. Им управляли. Рука хозяина передвинула Вову дальше. Несчастный увидел две ощутимых кучи говна. У каждой кучи была своя команда навозных мух. Война заключалась в том, что представители одной кучи похищали частицы дерьма с территории другой кучи. Навозные мухи перекидывались добычей и в результате все были довольны, озлоблены и в говне. «Современная интерпретация свободы слова» - подумал Вова.
Неожиданно он почувствовал на себе обжигающие лучи солнца и вспомнил, что в данный момент является лупой. Кто-то хотел выжечь им неугодных мух. Вова закричал. Он захотел вновь стать человеком.
«Чуть позже, - услышал вдруг он, – а сейчас ты будешь говном». И тут Вова почувствовал себя мягким и теплым. Он постепенно выползал из неизвестного анального отверстия и падал на все согласную поверхность. «Я не заслуживаю этого!» - закричал Совковецкий. В ответ на это заявление раздался смех, и голос из ниоткуда возвестил, что это просто над Вовой подшутили. Совковецкий вновь обрел себя человеком, вспомнив, что недавно на работе думал о навозе.
Сейчас он лежал на чем-то прохладном, и рядом капала вода. Вова поднялся на ноги и огляделся. На него таращился коридор, по стенам которого блекло попукивали грязно-красноватые лампочки. Вова направился вперед по этому коридору в надежде куда-нибудь выйти.
III
Когда Влад пришел в себя, он понял, что находится в каком-то кабаке и безудержно, наступая всем на ноги, танцует. Он хотел остановиться, но не мог этого сделать. Тело не слушалось его. Белкову показалось, что все происходящее уже было, и только через пару минут он догадался, что это в его памяти всплыло все, что он позабыл, сделав когда-то по пьяной лавочке. Влад как бы наблюдал себя со стороны, но при этом все совершал вторично, не имея при этом возможности что-нибудь изменить.
Он подсаживался за какие-то столики к каким-то девушкам, он пил с неизвестными ему людьми их водку, он хамил, орал пошлые слова, просто сквернословил, блевал и пытался затем лезть с поцелуями к каким-то незнакомым и амбициозным мадамам. Его хотели бить, он чудом избегал потасовки, опять бросался в танец, похотливо подмигивая девушкам, рядом с которыми стояли их трезвые двухметровые кавалеры. Влада хотели выпроводить, но кто-то договаривался с охраной, и Влада оставляли. А он опять пил чужую водку и рассказывал похабные анекдоты интеллигентным девушкам, которые смотрели на него как на паразита и клопа. Но это Белкова только возбуждало. По крайней мере, так понял Влад, который наблюдал за собой изнутри.
«Какой позор, какой ужас, - кричал он. – Это я? Это я?! Остановись, дурак, идиот!»
Но таково было наказание. Влад был обречен наблюдать за самим собой, повторяя ошибки из прошлого.
Кабак неожиданно исчез, и Влад очутился в чьей-то квартире. Он еле стоял на ногах, и перед ним было зеркало, в котором отражались красные бараньи белковские глаза.
- Ненавижу, бля… - сказал в зеркало Белков – пьяный. Последовал удар кулаком. Полетели осколки и все поглотила бездна временного несуществованья.
IV
Освещение в коридоре было очень слабым. Сухие, с трещинами, стены давали понять, что их создатели давно спились и сдохли в катакомбах алкогольной интоксикации.
Виктор шел, спотыкаясь, в надежде выйти хоть к какой-нибудь двери. Неожиданно нога перестала чувствовать опору. Сементьев носком нащупал ступеньки. Перила отсутствовали.
Виктор спускался куда-то вниз достаточно долго и, наконец, увидел впереди блеклый электрический свет. Сементьев ускорил шаг.
Скоро он находился в новом коридоре, который вел к безнадежно старой пожухлой двери. К ней была прибита вызывающе дорогая табличка. На табличке было написано следующее:
«Сегодня, в 16-30, для Вас читает стихи великого Шекспира кандидат в депутаты Государственной Думы Игнат Раструбов»
Виктор осторожно приоткрыл дверь, ожидая услышать предательский ржавый скрип. Ожидания оправдались, но в зале никто не отреагировал на неприятные звуки.
Кандидат в депутаты Игнат Раструбов стоял посередине зала в позе вопрошающего искателя истины. На нем был дорогой отглаженный костюм и ласкающие чистотой ботинки. Зал в свою очередь был переполнен китайскими куртками и не менее китайскими брахолочными штанами.
«Быть или не быть? Вот в чем вопрос, - говорил мягким басом Игнат. – Что благородней духом…»
Виктор поспешил закрыть скрипящую дверь. Ему стало не по себе. Реальность достигла своего ирреального апогея. Все перевернулось. Сементьев побежал по потолку. Его преследовали какие-то лужи и чья-то уверенность в завтрашнем дне.
V
Утомительное однообразие коридора исчезло также неожиданно, как и появилось. Вова стоял перед чем-то или кем-то прочным, позволившим Совковецкому задать вопрос первым.
- Ты кто? – спросил Вова.
- Я – уверенность в себе. – ответило нечто.
- А разве уверенность в себе может существовать вне души?
- Может, если в душе ее нет.
- И чья ты уверенность в себе? – забеспокоился Вова.
- Твоя, – ответила уверенность в себе. – Как видишь, мы неплохо существуем раздельно.
- Почему же? – не согласился Вова. – Мне плохо без тебя. Мир не любит слабых.
- Твоя проблема - улыбнулась уверенность в себе.
- Но что я должен сделать, чтобы вернуть тебя?
- Ну, предположим, возвращать меня не надо, потому что никто меня не забирал. А вот для того, чтобы нам быть вместе, ты должен сделать следующее.
Уверенность в себе приняла образ Вовы, только холодного.
- Смотри, - продолжила уверенность в себе. – Вот камень.
Из темноты в этот момент выплыло две фигуры, которые подали Вове камень.
- А это твои сомнения в самом себе.
Витя увидел крепкий каркас, который находился в каком-то нервном движении.
- Если ты сможешь с первого раза разбить камнем это чудовище, то мы вместе – сказала уверенность в себе.
- Но я не смогу! – начал было сопротивляться Совковецкий.
При этих словах все вокруг задрожало.
- Я не знаю, смогу ли я – опять запереживал Вова.
Вибрация усилилась. И тут Совковецкий почувствовал, что у него изнутри поднимается какая-то сила, схожая с гневом и даже с яростью.
- Я смогу! – закричал Вова и запустил камень в химеру.
Посыпались камни. Заиграли дудки. Из вдруг возникших колодцев выскочили карлики, завопили ****ские песни, обнажили гнилые зубы и все разом разложились на труху. Все стерлось как ластиком, и Вова опять очутился в коридоре. Но уже без прежнего страха.
VI
Влад Белков, упав в какую-то пропасть, попытался остаться самим собой. Но его дорогие часы перестали быть дорогими, а его куртка изрядно потрепалась при падении.
Боли никакой не было, только ровная поддатливая растерянность и дрожащие руки. Влад сидел рядом с каким-то колодцем.
- Вот так упал. – подумал Белков. – Еще немного и пролетел бы в этот колодец.
Тут из колодца вылез достаточно милый черт. У него не было рожек и прочих причиндалов нечистого, но всем своим видом он говорил, что именно оттуда.
- Привет, Влад, - сказал черт. – Хорошо ты на нас свалился.
- Не без этого, - ответил Влад, задавая себе при этом вопрос, это сколько же он летел, и главное, откуда?
- А я полюбопытствовать вышел, - продолжал черт. – Меня наши послали. Говорят, посмотри, что за человек, узнай, чем живет и вообще, какого хрена…
- Да я не хотел, я и сам не знаю, - начал оправдываться Влад.
- Да ладно, - улыбнулся черт. – Давай для начала познакомимся. Меня Коля зовут.
- Меня Влад.
Собеседники пожали друг другу руки.
- У нас, Влад, тут такое здесь сейчас творится, - начал за жизнь Коля, доставая при этом откуда-то бутылку водки и два стакана. – Охуеть.
Разлил. Выпили.
- А что творится – то? – спросил Влад.
- Ваще! Некоторые из наших в конец обнаглели, совесть, ****ь, потеряли. Котлы на цветмет сдают, бабки с ведьмами пропивают. Налоги, черти, не платят, на страх плюют.
- Серьезно, - отреагировал Влад. – А где это - «у нас»?
- Ну, пойдем, - сказал Коля. – Углубимся в иное.
Прежнее в этот же миг исчезло и стало лишь чужой болью. Мир перестал быть совокупностью привычных формул. Что появилось в следующее мгновение, не было согласием сторон. Все стало иначе. Некая третья сторона стала новой территорией, на которой и очутились Влад с чертом Колей.
- Коль, мы где? – испуганно спросил Влад.
- Я тебе больше не Коля – ответил черт.
Он действительно изменился. Перед Белковым уже стоял молодой, хорошо причесанный и одетый человек, в респектабельном длиннополом пальто и с портфелем.
- Бизнес не терпит фамильярности - сказал черт. – Называй меня Алчность.
- Алчность, где мы? – еще раз спросил Влад.
- Идем, - ответила Алчность.
Они не пошли, а взлетели, и, пронесшись над зелеными озерами, спустились к Банку.
- Символ твоего времени – сказала Алчность. – Смотри.
Влад увидел, как ручейки нефти, героина и крови проходят через замысловатые агрегаты, перерабатываясь в зеленую жидкость, которая затем заливается в формы и через некоторое время становится Баксом.
- Сердце ваших устремлений – улыбнулась Алчность.
В этот момент над Владом пронеслась чудовищная стая.
- Что это – истребители?! – закричал Влад.
- Нет, это гарпии Террора, - ответила Алчность. – Они кормятся зеленой жидкостью и человеческой кровью. Это химеры вашего мира, Влад, но только сквозь призму сатанинского смеха.
- Я боюсь этого смеха! – закричал Влад, но его крик заглушил смех тысяч осмысленных гневов и яростей, лишенных плоти, но имеющих власть над ней. Зеркала и лапы обрушились на Белкова, и он побежал куда-то, от кого-то, и закричал, завопил от ужаса остаться в этом перевернутом мире иллюзий, которые грозились стать реальностью.
VII
Виктор стоял перед огромным телевизионным экраном, по которому пробегали алогичные рекламные ролики. Мелькали названия каких-то компаний, фальшивые улыбки и высосанное из пальца чье-то секундное счастье. Неожиданно все это исчезло, и на экране появился человек. Его глаза были закрыты, а по лицу блуждала загадочная полуулыбка. Она и вызывала опасения.
Человек внезапно открыл глаза. Они были без зрачков, и в них томилось два запретных мира.
- Я – фальшивомонетчик и творец ваших иллюзий, - представился неизвестный в телевизоре.
Виктор стоял как завороженный. Впрочем, он и был заворожен.
Человек на экране откуда-то достал буквы и прочитал как роль ряд связанных между собой слов.
«Одна из моих сторон говорит, что мы, люди, достойны только одного – полного исчезновения. Другая моя сторона говорит, что полного исчезновения достойна только эта мысль. Я не согласен ни с тем, ни с другим. Видимо, я на стороне какой-то третьей стороны, которая иногда, может быть, претендует на роль первых двух…»
Сементьев узнал в этих словах свою запись, сделанную в дневнике.
Человек в это время вышел из экрана. На нем был элегантный костюм, а в руках он держал недешевый кожаный портфельчик. Виктор подумал, что наверняка там ничего нет.
- Правильно, там ничего нет – сказал человек в элегантном костюме. – Главное – имидж. Портфель придает солидности. Я сам придумал эти правила. Игра, мой друг, игра.
Виктор молчал. У него в горле стоял предательский ком растерянности и даже страха.
- Не пугайся, - улыбнулся человек в элегантном костюме. – Лучше давай познакомимся.
Он произнес имя, но Сементьев не понял его, а только услышал шелест купюр, засемплированный смех и звуки выстрелов из пистолета с глушителем.
- Я сошел с экрана, как когда-то Христос сошел с креста – улыбнулся человек в элегантном костюме. – Я тоже хочу принести людям счастье.
Запахло кровью.
- Да, да – продолжил сошедший с экрана, - много глупостей делают люди и они уверены, что все это ради счастья.
- Мне кажется, что все это банально – ответил Виктор.
- Банально! Конечно, банально! – засмеялся сошедший с экрана. – И самое страшное – ничего нового!
Человек в элегантном костюме смеялся еще около минуты, но вдруг сделался серьезным, извлек откуда-то сотовый телефон, кого-то выслушал, куда-то опять убрал сотовый и, извинившись, начал залезать в экран.
- Ты извини, - еще раз извинился он уже из экрана – там какие-то передряги на религиозной почве, пахнет большими деньгами. Бизнес, сам понимаешь.
После этих слов человек в элегантном костюме куда-то исчез, а на экране вновь закрутились рекламные ролики. В правом нижнем углу экрана горел таймер. Бежали секунды, а откуда-то снизу выпрыгивали зеленые купюры.
- Но где же Бог?! - закричал Виктор.
Все исчезло, наступила тишина. В руках у Виктора была какая-то рукопись. Красным на ней было выведено:
SPECULUM
Долгое время он находил свою жизнь осмысленной. Ему казалось, что действительность построена по разумным законам, и каждое ее явление есть следствие воли Высшего существа. Вопрос существованья Бога тогда не мучил его, потому что однажды он сказал себе «Бог есть», и это утверждение без доказательств и фактов как-то успокоило его. Он жил, ощущая себя частью незримого целого, мир казался ему гармоничным, а всякое зло далеким и неестественным. Он не мог думать, что семя этого зла уже тогда пряталось в нем, и лишь время удерживало вредоносные ростки.
Болезнь начала проявлять себя медленно, постепенно и лукаво пробираясь во все уголки слабой души. Он начал чувствовать, что внутренние перемены делают другим и мир внешний. Глаза стали замечать новые вещи, а сердце и ум стали прислушиваться к новым мыслям и звукам. Более того, ему стало казаться, что его не существует, что мир проходит мимо какой-то чужой галлюцинацией, а он сам есть часть небытия, призрак, и даже действуя в мире, остается бездейственным для этого мира, вещью в себе, душой отъединенной и будто бы не живущей. Ощущеньем смерти посчитал он этот парадокс, эту болезнь, и именно в это время я познакомился с ним и назвал его Speculum.
Мой новый товарищ жил один в небольшой комнате. Его, как и меня, притягивал ночной образ жизни, поэтому мы часто, при свечах, беседовали по ночам, сидя на ковре и попивая красное вино из самодельных кубков. Страсть к демоническому была основной страстью моего нового друга. Два вопроса волновало его «Бог» и «Смерть». Диавол для Спекулума являлся синонимом слова «гибель», но гибельное влекло к себе, и Спекулум всецело подчинялся этому внутреннему зову.
Спекулуму очень хотелось быть опасным. Меня это настораживало. Я представлял, какие вихри у него в душе, какой там хаос, и мне становилось не по себе. Но я уважал своего друга, потому что в нем была глубина - запретная для простых смертных глубина. И в то же время какая-то ненастоящесть, неистинность, призрачность. Я верил, что Спекулум являет собой бытие вне бытия. Эта странность сближала его с запретным и потусторонним. Эта странность сделала нас друзьями. Мы оба были не от мира сего.
Спекулум вспоминает о будущем
В эту ночь Спекулум был чем-то встревожен. Вероятно, очередная тайная мысль терзала его изнутри и не давала покоя. Он сидел на полу с растрепанными волосами, и реальность не волновала его. В такие темные периоды все действительное Спекулум находил дурацким.
- Заходи, - разрешил он, когда я заглянул в дверь. Спекулум протянул мне кубок с вином.
- Вино давно ждет нас, - сказал он, - но я предлагаю не пить, а просто представить себя пьяными.
- А может, отвергнем обман и вернемся в реальность? – «выстрелил» я.
Спекулум вздрогнул.
- А разве тебе не противна реальность? - спросил он. - Ведь в нашем обмане гораздо больше чистоты, чем в действительном. Наш обман красив и обольстителен, а реальность отравлена ложью мелких людишек, жаждущих безмерной власти.
- Ты не любишь людей, - констатировал я.
- Не люблю, - согласился Спекулум. - Человек лишь глина, из которой боги делают кувшины для своих вин.
- Но ведь и ты человек? - сопротивлялся я.
- Я лишь создан по образу и подобию человека, - улыбнулся Спекулум.
Такой ответ показался мне забавным, но я промолчал.
- Человек лишь ступень, - продолжал мой товарищ, - и об этом сказал еще великий Ницше. Превзойти самого себя, прыгнуть выше головы - это ли не цель?!
Спекулум замолчал и бешено уставился в окно.
- Хочешь, я скажу, каким вижу будущее людей? - неожиданно спросил он.
Я пожелал узнать, и в то же мгновение на меня обрушился целый монолог, монолог безумца, одержимого собственной волей, больной и честолюбивой.
- Слушай, - начал Спекулум. - Мне чудится новый мир, безбожный и циничный до беспредельной наглости. Поверь, скоро придут новые люди. Их будет мало, но число их будет расти. Они будут презирать все плебейское. Они четко проведут грань между собой и большинством. Они будут считать себя сверхчеловеками, а их богом будет собственная гордыня. Они будут как демоны и люди будут против них. Но что такое злоба простых смертных против презрения сверхчеловека. Сверхчеловек поглотит собой мир и даст этому миру нового господина. Воля Антихриста - вот новый этап в мытарствах слабого человечества!
- Антихриста? - перебил я.
- Да, Антихриста! - повторил Спекулум. - Люди признают, что все это время они обманывали себя и Небо. Незримые, но вездесущие законы Диавола будут признаны и утверждены новой церковью - церковью Заратустры. Христа большинство отвергнет, и новая каста сверхчеловеков будет управлять миром. Но почувствуй, как дурно пахнуть будет от этого безбожного мира, ибо пахнуть будет мертвечиной. Жизнь только во Христе, а Христа изгонят. Каста господ будет искать физического бессмертия, а бессмертие духовное многими будет отвергнуто и забыто. Наверху будет поиск физического совершенства, а внизу гибель и растление, ибо гордыня и превосходство немногих есть зависть и низость большинства.
Но христиане, они не исчезнут. Истина очистится от многовековой скверны, от ханжества касты жрецов, и даст людям Богочеловека, но о нем я не могу говорить, ибо слишком велика моя любовь к Нему!
Спекулум замолчал, а я боялся заговорить. Мне казалось, что мой друг совсем болен.
- Ты фантаст, - вырвалось вдруг у меня. Я испугался, что этот выпад оскорбит Спекулума, но тот только улыбнулся.
- Скажи, Спекулум, ты несколько раз назвал мир безбожным. Куда ты упрятал Бога?
- Я не прятал Его. Я не отрицаю Высшего, но я не чувствую божественного вокруг себя. Попробуем назвать миром весь уклад человеческой жизни, всю совокупность стереотипов, по которым живет бесцветное большинство. Назвав, постараемся рассмотреть этот мир поближе. Я уверен, что, сделав это, мы найдем все нелепым и бессмысленным. А нелепого и бессмысленного не может касаться божественное. Однако мы должны признавать правила мира, его порядки, мы должны подстраиваться под общепринятую схему человеческого бытия, опять же лишенного всякого смысла. Знай, мир наполнен движением, но это движение дышит пустотой.
- Следует признать, Спекулум, что этот мир еще болен подлецами.
- Этот мир болен отсутствием Бога.
- Эти твои сверхлюди - они ненавидят святость?
- Они вне святости, они демоничны, но Христос выше их злой премудрости.
Они знают это. По сути, сверхчеловек придет как шпион. Он будет действовать незаметно, играя по правилам своего будущего слуги человека.
- Сверхчеловек будет хамелеоном?
- Только в начале пути.
Меня поразила уверенность, с которой Спекулум рассказывал мне свои мысли. Он не просто говорил в этот момент - он утверждал. Будто что-то снизошло на него, и он получил право быть «провозвестником новой бури». Он мечтал о бури, о великом разрушении и рождении новых законов усталого человеческого бытия. Демонизм идеи не устрашал, а возбуждал его, и он всецело подчинялся новому чувству.
Я поспешил уйти тогда.
Спекулум рассуждает о тёмном и запретном
В тот вечер окно комнаты у Спекулума было непривычно распахнуто, и прохлада надвигающейся осенней ночи создавала в комнате иллюзию сверхестественного присутствия. Хотя, может, это и не было иллюзией, но неизвестно, кто именно находился тогда рядом с нами - Бог или Он. Кто-то заставил Спекулума рассуждать именно о Нем, о царе запретного и опасного.
- Я часто думаю, - заговорил Спекулум, - какой силе служит мой дух, и что сильнее во мне - красота раскаянья или безумие порочного восторга. Последнее нередко овладевает мной, и я как-то непонятно и запретно счастлив. В такие минуты я готов на любой проступок, для меня существует тогда лишь моя гордыня и моя жажда греха. Я чувствую, как разрушительна та страсть, но ничего не могу поделать. Не Он ли овладевает мной в те минуты? Я говорю о той силе, которая однажды свергла треть ангельского мира и самого прекрасного из ангелов. Кстати, почему я говорю Он? Быть может, это Она? Тьма. Нечто, олицетворяющее хаос и беспредельный бунт, что против всякого порядка. Представь, ты имеешь все, ты лучший, и вдруг теряешь целый мир - все, что было тебе родным, становится безнадежно далеким, а тебе остается лишь отчаяние, тоска и обязанность служить собственной гибели ради гибели других. Во имя чего? Я говорю о падших духах, я пытаюсь понять суть измены и проклятия. Эта страсть, которая так часто жрет меня, оказывается, имеет доступ и в высший мир. Получается, страсть без имени, всесильная и, боюсь, неразумная, может поглотить собой всю Вселенную. А Бог? Как тяжело Ему? Он - Творец, Он чувствует, как Зло портит Его плоды, как беспощадно болезнь овладевает мирами. Не буду говорить о других мирах, скажу о нашем, который почти весь сожран мелкими бесами. Жажду Апокалипсиса, жажду завершения!
- Спекулум, ты жесток! - удивился я.
- Тебе жалко этот мир? Тебе жалко эту обитель торгашей, лицемеров, всех этих общественных деятелей и политиков, жаждущих власти и денег?
- Спекулум, - ответил я, - ты наивный ребенок, ты и жесток по-детски. Но все же вспомни и о миллионах простых людей.
- Думаю, и в них живет мелкий бес, - засмеялся Спекулум.
- А может он живет и в тебе? - спросил я.
- Может быть, - погрустнел Спекулум, - но я борюсь, я жажду прыжка выше головы.
Спекулум рассуждает о судьбе
Однажды я спросил Спекулума, верит ли он в судьбу.
- Жизнь, - ответил Спекулум, - это ступени, способные вести как наверх, так и вниз. Тебе самому выбирать путь, а судьба - это толчок к действию в том случае, если ты должен совершить какой-то поступок, или наоборот, попытка не допустить действия, если ты этот поступок совершать не должен. Одна ошибка, подножка самому себе, и ты летишь кубарем вниз, к самому дну. Ты летишь так быстро, что и не успеваешь заметить всю трагичность своего падения. Но прислушайся ты вовремя к голосу своей судьбы, и, возможно, остался бы на прежней высоте, чтобы продолжать путь наверх. Но если тебе суждено пасть…┘
- Значит, - сказал я, - судьба - это или толчок к действию, или чье-то стремление удержать от действия. Получается, решение все-таки принимаешь не ты?
- Нет, нет! Судьба - это твой ангел, который только предупреждает тебя, но оставляет за тобой право выбора.
- Но тогда как же быть с фразой «но если тебе суждено пасть»?
- Я надеюсь, что всем дан шанс на спасенье и высоту.
- Даже самым низким, чье существованье - мерзость?
- Это их судьба. Быть может, и они спасутся.
- Я не могу согласиться с тобой, Спекулум, и мне кажется, что ты сам запутался, но только не желаешь признать это. Ты слишком горд для признания ошибки.
- Нет, - улыбнулся Спекулум, - именно моя гордость заставляет признаться в том, что я так же, как и ты не знаю ответа.
Я давно не видел своего друга. Я вошел в тот мир, который так вызывающе отрицал Спекулум. Я последовал его совету подделаться под общепринятую схему. Я одел маску.
Простит ли мне Спекулум?
VIII
Когда коридор закончился, Вова очутился в каком-то автобусе. Он стоял, держась за липкий поручень, и его томил неприятный запах, исходивший от ерзавшего на полу пьяного бомжа. По бомжу жизнерадостно ползали апарыши. Совковецкий брезгливо поморщился, повернулся к окну, но за окном ничего не было кроме серого непонятного налета.
Вова огляделся и замер от ужаса. Вокруг него сидели сумасшедшие. Они тянули к Совковецкому свои пустые глаза, они мычали что-то своими гнилыми ртами и ворошили свои робы дырявыми пальцами.
Тут Вова заметил, что едет уже не в автобусе, а в грохочущем трамвае (а может, он и самого начала ехал в трамвае?). Совковецкий ринулся к дверям, которые дышали ржавчиной и откровенно обещали не открываться. Вова закричал. К нему подошла кондукторша. Это была пьющая, изукрашенная дешевой косметикой, старуха. Она достала из своей сумки какую-то рукопись и протянула Совковецкому. В этот же момент все развалилось, и Вова вновь очутился в коридоре. Буквально через двадцать шагов, Вова заметил поворот, завернул и попал в просторную, но все же давящую своим пытливым одиночеством комнату.
Вова посмотрел на рукопись. Это были обрывки какого-то дневника. Вова начал читать.
«Мертвый»
(обрывки из дневника сбежавшего сумасшедшего)
Обрывок I
Вот уже несколько суток я гнию на больничной койке. От меня дурно пахнет – ведь я умер. Но глупая уборщица продолжает поиски протухших продуктов. Ей не понять, что в палате труп. Вчера у меня взяли кровь, сделали укол. Они затыкали носы, но не желали понять. Они делали мне рентгеноскопию, они думали, что я сплю, и не хотели будить меня.
Обрывок II
Гниение продолжается. Недавно у меня завелись черви. Они уже сожрали мое сердце и в данный момент жуют мой мозг. Они принимают форму моих извилин, занимаются любовью, размножаются и умирают. Мертвые паразиты издают неприятный запах, они отвратительны, но каков я?
Обрывок III
Умерев, и тем самым, обретя рассудительную неподвижность трупа, я получил возможность незаметно наблюдать за живыми и делать смелые выводы. Я – невидимый враг живых.
Обрывок IV
Живые прыгают вокруг, гордые и смешные. У них открытые глаза и подвижные ноздри. Они дышат и говорят. Они ругаются и хохочут. Ха-ха-ха. Хо-хо-хо. Как фальшиво. Мне глубоко противна эта фальшь. Их живость раздражает меня и приводит в бешенство. Они не видят, как в моем остановившемся сердце бушует океан отчаяния. Для них, я – тихий больной. Для себя, я - громкий мертвец.
Обрывок V
Я не помню уже то мгновение, когда понял, что мертв. Смерть- это коротко и ясно.
Но я помню день, когда увидел смерть впервые. Это было давно, очень и очень, мучительно и зыбко. Я был так мал, так открыт и так светел. Я хотел играть и хватать небо. Я был ребенком с невидимыми крылами. Но я не об этом, я о смерти.
Мои маленькие ровесники привели меня в комнату, где лежал раздавленный мальчик. Тело его было накрыто белым, лицо его было зашито, а снизу, с гроба, что-то постоянно капало в таз. Капли падали равномерно и звонко, и этот звон был чем-то единственно живым в этой глубокой тишине. Все было непонятно мне, ибо мертвое не могло быть тогда для меня ясным.
Обрывок VI
Нынче я обнаружил, что, оказывается, хожу и даже ем. Однако, живые не стали мне от этого ближе. Да, я двигаюсь как они, но я – враг живым, ибо я мертв.
Обрывок VII
Один из живых раздражает меня больше остальных. У него бессмысленное голое лицо и безглазые глаза. Рот как-то мучительно приоткрыт. Мне все время кажется, что из этого глупого рта в любую секунду могут вылезти блестящие мухи. А я ненавижу мух, в особенности блестящих. Их лапки нагло ощупывают разные поверхности. Я помню, как такие мухи ощупывали поверхность мертвой кошки. Ее труп был омерзительно притягателен. В этом трупе томились слепые апарыши. Они шевелились, и создавалось впечатление, что это труп шевелится. Мне казалось, что труп дышит. Шкура почернела от гнили, мясо облезло с мутных хрупких костей, пасть глодали блестящие мухи.
Ненавижу мух. Ненавижу этого живого. Я убью его гвоздем из ножки разбитой табуретки. А потом натаскаю в его глупый рот блестящих мух, хоть и ненавижу их. Но я стерплю-стерплю ради принципа. Мне весело!
Обрывок VIII
Постоянно наблюдаю за этим живым. Его рот или жует, или полуоткрыт. Я буду бить гвоздем ему в рот. И натаскаю мух, блестящих мух.
Обрывок IX
Санитарка дремала. Косынка съехала набок, старческие руки упали на полные колени и слегка подрагивали от спокойного дыхания. Я был хладнокровен как демон. Этот живой спал как младенец. Рот его был приоткрыт, он явно и вызывающе ждал блестящих мух. А я все-таки натаскал этих маленьких тлетворных чудовищ. Врачи думали, что я пассивно обследую окрестности больничного сада. Наивные медики. Я собирал мух. У меня зрел кровавый план. Я знал, что, убив живого, я вновь обрету силу жизни. Я позаимствую ее у этого, с полуоткрытым ртом. Это будет обмен. Я ему блестящих шустрых мух, он мне жизнь. Собака. Тварь. Он близко. Рядом. Почти рядом. В моей руке сейчас будет меч. Кровью обагрится клинок.
Вру. У меня в руках сейчас будет просто ножка от табуретки. Сейчас я поспешу со своим бесхитростным дельцем. Сделал. Сейчас расскажу (ха-ха).
Я чувствую оживление в груди, мгновение, погоди! Я начал писать стишки (хо-хо). Я обещал рассказать. Я расскажу, и не просто расскажу, а расскажу в стихах.
На железной кровати спящий труп
Я заколю его на суп.
Удар, еще удар. Ха!
Полезли потроха.
Дернулся ублюдок.
Помутился рассудок.
В приоткрытый рот кладу мух
Они дохлые, от них вонь - ух!
Шевелятся на мертвом языке.
ШЕВЕЛЯТСЯ! Значит, живы.
Живы еще, гаденыши?
Вова отбросил рукопись в сторону.
- Что за бред, что за херня? – подумал он и с этой мыслью вышел обратно в коридор.
IX
После долгого бега Влад очень запыхался. Подорванное пьянством здоровье не позволяло долго бежать, и Влад просто быстро пошел, нервно оглядываясь назад. За спиной было темно. Впереди ухмылялся серый коридор. Шаги гулко отзывались в наблюдающей тишине, и Белков настолько сильно испугался этой тишины, что закричал. Результатом этого необдуманного крика стала лавина. Из ниоткуда появилась огромная волна снега, которая захлестнула Влада и понесла куда-то по коридору.
Через некоторое время Влад очнулся на холодном воздухе, лежа на какой-то горной платформе. Рядом с лежащим Владом стояло кресло, в котором сидел незнакомый молодой человек. Он был одет по моде восемнадцатого века, а в руках у него было перо, которое молодой человек мечтательно грыз, одновременно улыбаясь.
Тут он как - будто заметил Влада.
- О, Влад, как они тебя потрепали – закачал головой молодой человек, подавая Белкову руку.
- А вы кто? – спросил, вставая и отряхиваясь, Влад.
- В данный момент я тот, кто созерцает без действий – ответил незнакомец. – А тебе ведь это незнакомо? Ты у нас трезвомыслящий человек, действующий согласно реалиям? Ведь так?
- Почти – пробурчал Влад. Он никак не мог понять, что за наркотик подсыпал ему этот Ленни.
- Никаких наркотиков, мой друг, - прочитал его мысли молодой человек. – Никаких наркотиков!
Белков хотел что-то ответить, но незнакомец поднес к своим губам указательный палец, протянул Владу какие-то бумаги и растворился вместе с креслом и горным возвышением. А Белков опять очутился в коридоре, но уже с какой-то рукописью. Ее название уже привлекало внимание:
Слово Бегемота.
Здрасьте, люди! Как живете-то? Впрочем, это меня особенно не интересует, я вот просто решил поболтать с вами, немного о себе рассказать, может быть, посоветовать что-нибудь. Только если я буду неприятно и часто смеяться – прошу мне это простить. Грех это у меня давний. У меня с этим еще в раю проблемы были. Я еще там воду мутить начал. Но разве я виноват в том, что такой шутливый. Да! Я люблю посмеяться, побалагурить, похулиганить. Я, вообще, какой-то очень плотский. Но это не мешает мне быть философом. Веселым в общении философом, балагуром и позером. А что плохого в позерстве? Нет, нет, серьезно? Что плохого в позерстве? Представьте! Идет толпа, серая, угрюмая как старый утюг. И вдруг! Что за странная походка у этого типа? Почему так раскованно? Что за одежда? Что за прическа? Идет и улыбается негодяй, нагло и вызывающе. Позер, мерзавец! Бить таких надо! Вот так может подумать только скучная посредственность. А Я! Бегемот! Кричу серым существам, что погрязли в серых делишках своей серой жизни. Да здравствует позерство! Да здравствуют выпендрялы!
Коль мы заговорили о позерстве, то я думаю, самое время вспомнить о женщинах. О, женщины! Вы сестры бесу! Да, да! Именно бесу! Как Евочка облапошила недотепу Адама! Как легко поддалась искушению и пошла на компромисс с моим шефом. Такая у женщин природа. Лицемерие у них в крови, а в кровь впустили его мы – бравая оппозиция небесам! После искушения Ева набросилась на Адамчика со всей силой проснувшейся в ней страсти. Да и Адам сопротивлялся греху недолго. Я знаю, я видел и даже испугался немного ( и все-таки есть в людях что-то, есть…)
Вот видите, говоря о женщине, я коснулся темы падения человека. Вещи взаимосвязанные, но как не пасть, как не пасть, если это падение предлагает такое существо как женщина? Красота, грация, обольщение, нежность – все в ней слито воедино как в дорогом коктейле престижного кафе или ресторана. Лучше ресторана. Хотя не знаю, дают ли в ресторанах коктейли. Надобно узнать, а то я все больше нынче по барам практикую. В основном, свежая кровь там. В метафорическом смысле, разумеется, ибо с вампирами у меня ничего общего. Если только, эпатаж.
О мужчинах я говорить не буду, потому что я сам мужчина, и о нас, мерзавцах, могу сказать только хорошее. К тому же у меня и с сексуальной ориентацией все нормально и говорить я способен только о женщинах, а о них я уже сказал столько, сколько нужно.
Итак, подведем итог. По-моему падшеангельскому убеждению, я экстравагантен, а женщины прекрасны, хотя с этими дикарками следует быть и по-осторожнее. Итог подведен, а значит, продолжим это неудержимое повествованье. Побеседуем-ка мы о ваших основных пристрастиях, дорогие мои человеки. Как там сказал Лука – есть люди, а есть человеки. Ха-ха, хорошо сказал этот нищий добрый старикашка. Сказал-то хорошо, да служил все-таки мне. Ложь одобрял, а где ложь, там я. Кстати, ничего не вижу плохого во лжи (конечно, смотря кому принадлежит эта ложь). Ложь может быть красивой, а может быть глупой. Глупую ложь я не люблю, а вот красивую. Все обольстительное должно быть красивым. Обольщение без красоты -это нелепость, потому что нечем обольщать. А вас можно обольстить только красотой.
Но вернемся к вашим основным жизненным пристрастиям. Мне тут подсказывают, что все вы, как один, стремитесь к превосходству. Неправильно подсказывают. По крайней мере, я думаю не так. Уверен, что лишь немногие жаждут и добиваются этого превосходства. А вот большинство хочет быть похожими на тех, кто действительно превосходит. Тщеславие для большинства. Гордыня для избранных. Тщеславие активизирует стремление к обладанию. Обладание есть иллюзия, которую укрепляет демонстрация успехов материального плана. Однако, демонстрация мнимых достоинств – не удел ли это плебоса?
В чем же сила и превосходство? Может, в молчании? А может, в смехе? В смехе, говорю Я. Смех – вот Моя формула. Смех - вот Мои когти. Смех - вот Моя душа.
Но Я облачаюсь в человеческое и спрашиваю вас. Помните ли вы Бога? Я спрашиваю вас и сам отвечаю. Вы забыли Бога. Сегодня Его вам заменяют дорогие портмоне, стриптиз и бильярд. Я не судья, я падший ангел. Я лишь констатирую факты. Я как ученый, которого за опасные мыслишки изгнали из института и теперь он практикует у себя на квартире. Я предлагаю эликсир. Он прост, он не дает вам власти, но он дает вам свободу. Смейтесь! Вот мои руки, видите? Смех на моих ладонях. Берите. И не тянитесь к моему сердцу. Оно не принадлежит вам. Берите только мой смех.
С «уважением», Бегемот.
X
Коридоры и галлюцинации насиловали воображенье Виктора. Он уже был просто истощен ирреальными нападениями на свое достаточно слабое сознание, по жизни и без того «пробитое». Он шел как пьяный (а может, он и был пьяный?) и незаметно для себя провалился в какой-то колодец.
Через какое-то время он понял, что летит куда-то вниз. Вокруг было темно, и не было понятно, с какой скоростью совершается паденье.
Под своими ногами Виктор увидел две точки. Они стремительно приближались. Ба! Да это Влад с Вовой!
- Ребята! – только и успел крикнуть Сементьев.
Они даже рта в ответ не успели открыть, а Виктор уже пролетел мимо.
- Так, - подумал он – я явно падаю быстрее остальных. Почему?
- Потому что ты тяжелее, - ответил внутренний голос
- А почему я тяжелее? – спросил у голоса Виктор.
- Мысль о самоубийстве тяготит тебя, - ответил голос.
Сементьев вспомнил, что периодически думал на подобную тему, однако, только сейчас он понял, насколько ощутимо жила эта мысль в его подсознании.
- Как мне избавиться от этого камня? – спросил он у голоса.
- А ты скажи себе – «Все в моей жизни, каждый ее миг, имеет смысл и знание» – ответил тот.
Тут у Виктора в памяти всплыла его любимая собственная фраза «К чему все, если все ни к чему».
- Все имеет смысл и знание – произнес Виктор и почувствовал, как стало легче.
- Все имеет смысл и знание – повторил он еще раз. Стало еще легче.
- Все имеет смысл и знание.
Мимо пролетели его друзья.
«Я слишком полегчал» - подумал Виктор и произнес: - К чему все, если все ни к чему.
В следующий же миг все трое летели вниз на одном уровне, а, значит, имели возможность разговаривать.
- Ребята, что это? – спросил у друзей Виктор.
- Непонятно, - ответил Влад. – Мы с Вовкой оба свалились в какие-то колодцы.
- Как и я, - почесал в затылке Сементьев.
- Интересно, когда земля? – с испугом полюбопытствовал Вова.
Ответ пришел через несколько секунд. Все трое ударились ступнями обо что-то твердое, но не ушиблись, а только упали.
Было темно, и эта темнота явно имела какую-то плотность. Прожекторы ударили в глаза внезапно и на мгновение ослепили ребят. Они уже стояли перед какой-то сценой. Вокруг чувствовалось оживление, шум, хотя никого не было.
Занавес открылся, но и там никого не оказалось. Из ниоткуда раздался творческий голос:
«Я певец тьмы и на всем печать моего презрения. Я приглашаю вас пройти за мной».
- Но где Вы? – закричал Виктор.
- Да сзади я, елки-палки, - ответил голос уже спокойно, без пафоса и за спиной.
Ребята обернулись. Перед ними стоял улыбающийся молодой человек. Модный. В дорогих очках. С хорошими зубами.
-Ну, пойдем, что ли – предложил он и повел напуганных ребят за кулисы.
- Меня попросили сопроводить вас к Нему, - сказал молодой человек, идя чуть впереди остальных.
- К Нему - это к кому? – спросил Влад.
- Узнаете, узнаете, - ответил молодой человек с хорошими зубами. Затем повернулся к ребятам, ярко улыбнулся и добавил – а будете такими любопытными – покусаю, блин.
И превратился в акулу. Опять улыбнулся и нырнул в темноту.
-Что за херня такая? – удивился Влад.
Однако все трое куда-то уже пришли. Но вот куда? Ребят окружало какое-то подобие холла, вот только эха не было.
- Эха нет, - констатировал Вова. И тут же раздалось эхо.
- Эхо – опять констатировал Вова.
- Ребят, надо уходить отсюда – предложил Влад. - Опасно здесь, бля буду.
- Ну, тогда идем, - согласился Виктор, и ребята ускоренным шагом устремились по тому же пути, по которому пришли. Но уже через несколько минут они поняли, что заблудились.
Лабиринт.
Влад, Вова и Виктор неожиданно оказались перед сложным выбором. Перед ними находилось три коридора, и совершенно не было известно, какой из них сможет вывести ребят к выходу.
- Чуваки, идем в левый – предложил Влад.
- А может, в правый - посоветовал Вова.
- Давайте лучше в тот, который посередине – выбрал компромиссный вариант Виктор.
- Ну, пошли в твой – согласился Влад, а за ним и Вова.
В коридоре было сыро и темно. Влад попытался зажечь зажигалку, подаренную ему на какой-то пьянке каким-то менеджером. Зажигалка не зажигалась. Пришлось продолжить путь в темноте. Вскоре ребята вышли на маленькую, менее темную площадку, к которой примыкали два новых коридора. История повторялась, только раньше ребята бродили в одиночку, а теперь они были вместе.
-Стоп, чуваки – надо разобраться, что происходит, - предложил Виктор.
- В чем разобраться? – занервничал Влад, - надо просто действовать, идти хоть куда-то. Авось выберемся.
- Нет, нет, - продолжил Виктор – мы не в хаосе, здесь явно присутствует какая-то математика, надо только разгадать.
- Ясно, мы в лабиринте – сказал Вова.
- Но в каком лабиринте - спросил сам себя Виктор – В чем его загадка?
К этому времени ребята успели привыкнуть к темноте и уже получше могли рассмотреть все, что их окружало.
- Взгляните, - заметил Вова, - на стене какой-то рисунок.
Все бросились рассматривать стену. Там действительно было что-то изображено, однако изучить это досконально не было возможности, в связи с отсутствием света.
- Влад, - сказал Виктор, - попробуй-ка еще раз свою зажигалку.
Влад, слегка матерясь, опять начал пытаться высекать огонь и после нескольких болезненных для большого пальца попыток, ему все-таки удалось его извлечь. Боясь затушить скромный свет, ребята, почти не дыша, поднесли зажигалку к стене.
Там они разглядели нарисованную фигуру мужчины, который восседал между двумя колоннами. Голова мужчины была увенчана тиарой, а в левой руке он держал какой-то жезл. Правая рука властно протягивалась к двум коленопреклоненным человеческим фигурам.
- Что это такое? – спросил Влад. Вова молчал, а Виктор о чем-то усиленно думал.
- Постойте, постойте – вдруг оживился он – я, кажется, вспомнил, откуда рисунок. Это что-то из карт Таро. Это какой-то аркан. Это не просто рисунок, уверен! Стойте, стойте! Это пятый аркан. Ну, да, точно, это пятый аркан!
Сементьев схватил голову руками.
_ Пятый, пятый, а что он означает, что общего между нами и этим арканом? Мы неслучайно вышли на него. Пятый, пятый. По-римски эта цифра выглядит как буква V –виктория. А наши имена?
Виктор уставился на друзей. Его глаза блестели. – А наши имена начинаются именно на букву «В»! Виктор, Владислав, Владимир. Мы вместе что-то в себе несем, и наша встреча не была случайной. Но что? И что означает пятый аркан?!
Сементьев заходил кругами, а растерянные друзья смотрели на него, как на сумасшедшего.
- Вспомнил! – закричал вдруг он. – Этой букве соответствует иероглиф, означающий дыхание. Дыхание! Что это? Это жизнь! Мы несем в себе какую-то жизнь, и нет никакого лабиринта. Все-иллюзия. Я уверен, что оба этих коридора приведут в тупик. Ответ вот в этом рисунке!
- Правильно, - вдруг раздался голос из темноты, - ты почти у цели.
Голос показался ребятам знакомым. Да, это был голос Леонарда. Только теперь в нем уже присутствовала какая-то иная глубина и откровенная не завуалированная властность. Она была даже подчеркнута квадрафонической громкостью. Голос звучал будто бы отовсюду.
- Леонард! – закричал Виктор – Где вы?
- Называйте меня Мастер Леонард – ответил Голос.
- Как, как? – обнаглел от страха Влад.
Раздался безудержный хохот, сменяющийся рыданиями и нечеловеческим завораживающим рыком. Комната исчезла. Это ребята поняли по ощущениям. Теперь они явно находились на воздухе и где-то высоко, очень высоко.
- Я – Мастер Леонард, Я – Председательствующий на Шабаше, Я – застывшие крылья меняющейся реальности! – воспылал гневом Голос. – Осторожнее в словах, иначе мое снисхождение испарится.
Влад извинился.
- То, то же – раздался голос уже где-то рядом и сзади. Он звучал мягко. Властность исчезла. Данный прием повторялся. Это трюк уже проделывал чуть раньше темный незнакомец. Ребята обернулись. Перед ними стоял Ленни. Он был в черном приятном костюме и хитро улыбался.
- Ну, как вам мой инфернально-психоделический спектакль? Улыбка Ленни сделалась еще хитрее.
- -Впечатляет, - ответил Виктор, - но зачем все это?
- Ну, прежде всего, я просто поиграл – продолжал улыбаться Леонард. – Ну, и, конечно, мной преследовалась небольшая цель.
- Я воспринял все как насмешку, - горько ухмыльнулся Сементьев.
- И очень зря, - засмеялся Ленни.
- Тогда объясните нам смысл всей Вашей затеи, - неуклюже вежливо попросил Вова.
- А вы сами уже почти ответили, – все также продолжал улыбаться Ленни. –А точнее Виктор ответил.
- Мы несем в себе какую-то жизнь? - вспомнил свое недавнее предположение Сементьев.
- Почти, почти у цели – ответил Леонард. – Вы не несете жизнь, но вы –отражение жизни. Спросите чьей? Поймете чуть позже. Первоначально поговорим о вас. Для того, чтобы создать своего героя, я отыскал три главные составляющие его внутреннего эго. Мое творение должно было прийти в ваш мир, который человечен до мозга костей. Учитывая это условие, этот факт, мой герой должен был стать как человек не только внешне, но и внутренне. И я решил попробовать вас. К примеру, ты Виктор несешь в себе романтическую искру. Ее сегодня найти очень сложно. Моему герою необходимо быть в меру романтичным, иметь воображенье. Без последнего не видать господства. У тебя, Влад, я позаимствовал твою самоуверенность и трезвость мысли. Вещь для господства незаменимая. Ну, а Владимир – это просто патологическая самокритика. Быть критичным к самому себе - это штука для руководителя нужная, но только, конечно, не в такой степени как у Вовы.
- И кто же у Вас получился? – спросил Влад.
- Антихрист, - ответил за Леонарда Виктор. – Ведь так?
- Называй как хочешь, - засмеялся Ленни – Сейчас я вам покажу свою опаснейшую фантазию.
Пошло несколько секунд и из темноты ласково выплыла изящная фигура.
- Женщина? – удивился Сементьев.
- А почему бы и нет? - спросил Леонард.
Перед ребятами стояла молодая девушка. Она находилась в сомнамбулическом состоянии и ничего не замечала вокруг. Одетая в строгий деловой костюм, юная леди имела холодные голубые глаза и аккуратно зачесанные назад светлые волосы. Неприступная девственница с задатками в меру развратной бизнес-вумен своим видом давала понять – наступила эпоха женской воли, коварной и непредсказуемой как выстрел снайпера.
- Оглянитесь, мальчики, - продолжал Леонард. – Женщины наступают. Они становятся агрессивнее. Они утверждают, что современные мужчины боятся ответственности, они говорят, что готовы взять ее на себя. Так что же вас удивляет? Феминизм становится религией, так почему же представлять интересы Дьявола на земле должен обязательно мужчина?
- Ну, хотя бы по той причине, что бес-мужчина – предложил Вова.
- В таком случае, это Его шутка – засмеялся Леонард.
- И что теперь? - поинтересовался Виктор.
- Да ничего, - ответил Ленни – Это был просто эксперимент. Проба пера на виртуальном уровне. Она, - Леонард указал н фигуру, – нереальна, она –иллюзия, мираж. Я просто разыграл спектакль. И я не убил время. Мне было крайне интересно понаблюдать за вами.
- Это пугает, – Сементьев попытался потрогать женщину. Его рука окунулась в пустоту, а фигура растворилась в воздухе.
- Что пугает? – ухмыльнулся Ленни – Она или мое подглядыванье за вами?
- И то, и другое, - вздохнул Виктор.
- Прекрати, – успокоил Сементьева Леонард, - Для вас в моих действиях нет никакой опасности.
- Но объясните все-таки нам смысл Ваших действий – вдруг набрался наглости Вова.
- Я расскажу тебе об одном человеке, - как-то странно начал отвечать Леонард. – Ты его знаешь. С самого детства беднягу что-то мучило. Он чувствовал себя другим, и многое вокруг находил тлетворно скучным. Его равнодушие раздражало друзей. Мальчик не был злым, любил красоту, верил в правду и влюблялся в девчонок. Это было интересно. Мальчик боялся мира, который был ему страшно незнаком. Мир не знал мальчика, а мальчик пугался мира. Забавная формула. Страшное для него случилось, когда он вдруг понял, что здесь есть только этот мир и пора становится его частью. Эта мысль предвещала душевные переломы, а мальчик боялся перемен, он любил покой. Однако, пришлось, пришлось сделать шаг, который предполагал множество новых знакомств и открытий. Каждый день кидал в мальчика очередным комком грязи. Трудно научиться уворачиваться, а тем более кидать грязь самому. Мальчик очень испачкался. Не беда, он начал злиться. Оскал щенка - это тоже оскал и мальчик перестал быть мальчиком. Война. Это новое слово укрепило в молодом человеке убеждение, что надо иметь шипы. Но вот беда! Шипов не было. А шипы… Они - или есть, или их нет. Но молодой человек чувствовал в себе зубы. А зубы страшнее. Шипы колят, а зубы загрызают. Ровесники вокруг неплохо ориентировались в мире, который представлялся нашему герою джунглями. Юноша чувствовал себя в этих джунглях голым и беззащитным. Зубы он тоже только чувствовал, но почему-то не имел. Хотя у него появилась цель. Он решил построить себе дом, желая сохранить в нем свой внутренний мир.
- Хватит, достаточно, - попросил Вова. – Я понял, о ком ты…
- Ты полез в мои тайны, я - в твои, - Леонард улыбнулся, – Теперь мы - квиты.
- Вы жестоки, Леонард, - попытался защитить своего товарища Виктор.
- Ты - романтик, Виктор – сделал насмешливо-унылое лицо Ленни – Как там?
Ни славы, ни великих дел
Все умерло.
Лишь прах чужих побед
Осыпал мне лицо
И сонно-мелких бед
Сжимается кольцо.
И то, что для меня
Вчера казалось всем
Сегодня лишь игра
Бессмысленных проблем.
Стихотворение Леонард прочел с выражением, насытив свой голос беспредельной грустью.
- Ты - неисправимый романтик, Виктор – повторил он и вдруг посмотрел на Белкова - А вот Влад все видит иначе. Он шагает по реальной земле уверенно, реально рассуждая и реально прикалываясь. Ведь так, Влад?
- Да, – довольно ответил Белков.
- А у тебя есть амбиции, Влад?
- Есть.
- А вот Виктор считает, что амбиции – удел ничтожеств.
Влад гневно посмотрел на Сементьева.
- Я так думал когда-то, – ответил на этот выпад Виктор – Но сейчас считаю иначе.
- Влад? Почему ты так болезненно отреагировал на мысль Виктора? – вновь обратился Леонард к Белкову. – Разве не ты как-то говорил, - Леонард сделал надменное лицо и произнес с наигранной самовлюбленностью – «Плевать, что думают о тебе другие. Главное, что ты думаешь о себе».
- Было, говорил, - раздраженно ответил Влад.
- Ну, так что же, - Леонард как бы возмутился – все ложь, все пустота, как говорила мадам Каренина?
- Ленни, хватит, - встревожился Виктор – ты будто хочешь что-то разрушить в нас.
- А разве есть что рушить? – вдруг закричал Леонард. – Что, что?! Скажите мне! Или я не прав? Или многое из того, чем вы будто бы живете, не придумано вами самими? Каждый из вас носит в себе уйму иллюзий. И эти химеры вы возводите в ранг убеждений. Как это глупо! – Леонард достал носовой платок и высморкался. – Это же уму непостижимо! А страхов! Сколько в вас страхов! После этих слов Ленни извлек из кармана портсигар, вытащил папиросу и закурил.
Виктор привычно сморщился при виде дыма, уверенный, что сейчас в его ноздри проникнет ненавистный запах табака, но дым был очень приятным. Марихуана! Вот так открыто! Впрочем…
- О каких страхах Вы говорите? - поинтересовался Виктор.
- Ой, ой, ой! Только не надо умничать! - закачал головой Ленни. – «Я изучаю жизнь вокруг, как изучают лагерь противника» (Виктор вспомнил, что это слова из его дневника) Вот не надо, пожалуйста! Лагерь противника. Ха! – Ленни вскинул руки куда-то вверх, к темной бездне. - Так и скажи – боюсь.
- Может быть, вы и правы, – Сементьев не хотел спорить. Он вдруг почувствовал себя очень уставшим. Было отчего.
Леонард заметил, как вдруг потухли сементьевские глаза.
- Понимаю, - выразил он свое сочувствие – вы все очень устали. Думаю, пора заканчивать.
Ребят очень напугало последнее слово. Они напряглись.
- Сейчас я щелкну пальцами, вы все забудете и вернетесь в общагу. Впрочем, уходили ли вы из нее?
Леонард щелкнул пальцами.
Вместо эпилога.
Когда Виктор проснулся, его глаза оставались закрытыми. Открыть их стоило немалых усилий. Сементьев полулежал на койке, а рядом храпела еще парочка вчерашних собутыльников. Влада и Вовы в комнате не было. Видимо, они уже ушли. Сементьев поспешил сделать то же самое.
Нужный трамвай подошел достаточно быстро, и Виктор, вместе с дюжиной таких же унылых граждан, устремился к равнодушно открывшимся дверям.
Вечером Сементьеву позвонил Коля.
- Слушай, Виктор, - спросил он. - Ты зонт у меня не оставлял?
- Нет, - зевнул Сементьев.
- Странно, - удивился Коля. – Никто не признается. Но тогда зонт будет мой.
Виктор улыбнулся. Почему-то он был уверен, что зонт Коле принадлежать не будет никогда.