В этом году Кузьменко много надавил вина из нового урожая.
Каждый год, сколько бы не выходило у него вина, он по одному десятилитровому баллону закапывал в землю. Делал заначки, чтобы, когда умрет, люди помянули его добрым выдержанным вином. Это дело выполнял он старательно, с любовью.
Баллоны в яме обкладывал сухой соломой, а потом уже засыпал землей. Не комковой, а перетёртой руками и прогретой на солнце. Над каждой горловиной, а они были закручены металлическими крышками и обмотаны полиэтиленовой пленкой, он ставил небольшую деревянную опалубочку, в которую насыпал толстым слоем утеплитель: опавшие листья деревьев, солому, тряпки… Все, что подходило для этого. После укрытия баллона, на огороде у него появлялся очередной небольшой холмик. Этот был уже пятым.
Подплывая на каюке (лодке) от одной раколовки к другой, а их было больше десятка, Филя Гой вытряхивал из них раков прямо себе под ноги в лодку. Последние три самые большие раколовки стояли возле огорода Кузьменка.
Гой стал подгонять каюк к ним и обратил внимание, как хозяин огорода опускал в яму очередной баллон с вином.
- От чёрт старый, ховае от бабы вино. Без малого каждый год надавлюе литров по пятьсот и всё ему мало. Куды дивае его? И ещё ховае! – возмущался Гой, наблюдая за работой соседа.
Кузьменко жил напротив огорода Фили, только через речку.
Гой уже заканчивал проверять свои раколовки, можно было и поворачивать к своему берегу. Но его так и тянуло до огорода соседа. Там уже никого не было.
Потихоньку подогнав лодку к берегу, Гой быстренько, прячась в кукурузе, растущей вдоль межи тремя рядами, подкрался к тому месту, где перед этим был Кузьменко, и присел. С мокрых штанов, закатанных до колен, стекали щекотливо капельки речной воды по голым его ногам. Пять холмиков земли стояли рядком. Филя разгреб первый, самый ближний, до пленки. И разорвал её. Под нею была металлическая крышка, закатанная закруткой. Гой торопливо укрыл горловину разорванной пленкой, сгреб землю над ней и опять по кукурузе вернулся к своему каюку. Доплыв до середины речки, Филя остановился и стал о чем-то думать. Под ним тихо потрескивали раки, расползаясь по всей лодке.
И задумал Гой думу, как попотчевать себя Кузьменкиным вином четырёхлетней давности. Знал Филя, что ни на какие уговоры старый хрыч Кузьменко не поддастся, чтобы распечатать хоть один баллон.
Прошло два дня. А может три. Филя уже и забыл о Кузьменковом вине. Да и раков всех съели. От нечего делать он ковырялся в сарайчике. Наводил порядок. Прибираясь на столе, который служил верстаком, ему в руки попался штопор. Обычный штопор, которым раньше раскупоривали бутылки. Он хотел его выбросить, но в голове вдруг что-то зашевелилось, засвербило и ему пришла мысль, как использовать штопор.
- Голь на выдумку вольна! Кумекай, Филя! Кумекай, - подзадоривал он себя.
Открыв дверцу стол, он почти залез в него и шубуршил там всякой всячиной. Наконец что-то нашёл и вылез. В руках у него были кусок резинового шланга длиной метра в полтора и старая спринцовка, в которую входило с пол-литра жидкости.
- Во! То шо треба, – воскликнул Гой, довольный находкой.
Вечером, когда на хуторе и старые и малые сидят у своих телевизоров, наблюдая, как «дуркуют богатые», Филя уже подплывал на своей лодке к огороду Кузьменка.
По кукурузе добрался он до зарытых баллонов, расчистил уже знакомый бугорок земли, добрался до крышки и штопором продырявил в ней отверстие. Аккуратно расширил его, вставил шланг, обмазал вокруг жвачкой «Стиморол» и протянул шланг в кукурузу. Ползая на коленях, как минёр, он замаскировал своё «изобретение», засыпав его землёй и травой. Потом, вставив в другой конец шланга спринцовку, потянул вино из баллона.
Сжатая резиновая груша стала округляться и тяжелеть в руках. Перегнув шланг, Филя обвязал его изгиб резинкой из-под Варькиных бигуди. Раскрыв рот, он придавил пальцами спринцовку. Из наконечника этого прибора потекла тонкая, тягучая струя вина. Гой блаженствовал.
Выпив две спринцовки вина, он привязал конец шланга к стволу кукурузы и в веселом настроении, уже не прячась, пошел к речке, где стоял спрятанный в камышах его каюк.
И потекла у Фили веселая жизнь. Он уже не только вечерами «заплывал» в огород Кузьменка, но иногда и по утрам, когда заканчивал управляться по домашнему хозяйству.
Варька с ног сбилась, выискивая «заначки» своего мужа. Но все было напрасно. Конспирация у него была на высоте, Как у подпольщика.
И решила Варька установить за ним самый, что ни на есть, жесткий, негласный контроль. Куда он ни пойдет, она за ним следом. И так целый день.
Перед вечером Филя засобирался на рыбалку. А Варька залезла на крышу погребка и стала наблюдать, как он будет рыбачить.
Ничего не подозревая, Гой спокойно, уже по привычке, проделал водный путь к знакомому огороду, вышел на берег и скрылся в зарослях кукурузы.
- Так вот кто его…ах ты, старый хрыч…снюхались паразиты даже через речку…Ну пидождить! – И она побежала по улице в сторону Черной гребли, прихватив с собой для чего-то веник, которым подметала двор.
Перед греблей ей повстречался Иван Нетудыхата.
- Куды так швыдко бежишь, Варька?
- Иди к черту! Кобели погани. Алкашня недоличиная. Шоб у вас животы пораздуло от вашей водки. - Кричала на всю улицу Варька.
На её громкий крик из дворов стали выходить хуторяне.
- Варь!.. Иван!.. Шо таке стряслось?..
- Опять Филя «загудив» – перекликались люди от двора ко двору.
А Варька, продолжая ругаться, бежала по гребле на другой берег.
Иван Нетудыхата, поразмыслив, как бы о чем-то прикидывая в уме, быстро зашагал в Совет к Симоненко, заранее предупредить милиционера о предстоящем скандале в семье Гоя.
Впрыскивая себе в рот очередную дозу поминального вина, Филя лежал на земле в широком междурядье кукурузы. В пьяной голове ему рисовались картины одна красивее другой. Он лежал с закрытыми глазами и ему не хотелось их открывать. Он мурлыкал себе что-то под нос как кот Мурзон, когда был сытым.
Со стороны двора Кузьменко послышался голос Варьки. Она ругалась с хозяином и требовала признаться, куда он спрятал Гоя. Кузьменко божился и молился, что не видел Филю. Тогда она оттолкнула его от калитки и направилась в огород.
Филя, хотя и был уже крепко выпивши, понял, что с женой ему лучше не встречаться сейчас.
- Не буду бога гневить. Треба тикать. Попадусь, она мини точно морду поцарапае. – И он на карачках, задом, задом пополз вдоль кукурузы к берегу. Уже у самой воды он поднял голову, выглядывая из кукурузы, и помутневшими глазами увидал плывущую к нему лодку, в которой сидели Симоненко и Иван Нетудыхата.
С трудом для чего-то он снял с себя джинсовые штаны и в одних трусах самого большого размера залез в речку и спрятался в прибрежных камышах, опустившись по самое горло.
Милиционер Симоненко, сойдя с лодки на берег, поднял штаны Фили и положил их в его каюк, стоящий рядом около камышей.
- А ну вылазь из куширя! Чуешь? – не громко, но строго проговорил милиционер.
Филя ещё чуть посидел в воде, но, чувствуя, как к нему присасываются пиявки, которых в речке было множество, решил добровольно сдаться органам власти. Вид у Гоя был не бравый. Симоненко, чтобы не рассмеяться, ещё строже покрикивал на него.
А по огороду уже бежали Варька и Кузьменко.
Молча выслушивая обрушивающиеся упреки и ругань, Филя всё старался одернуть свои мокрые трусы и всё время прижимал одну ногу к другой. Эти движения так разозлили Симоненко, что он уже всерьёз прикрикнул на Гоя.
- Чего ты зажимаешься, як девка! И руками за матню не хватайся!
Только он это проговорил, как из-под трусов Фили выпала и упала на мокрый берег черная блестящая пиявка, уже насытившаяся его крови.
- Я казав вам, шо Гоева кровь отрава. Даже пиявки от неё падають! – воскликнул Нетудыхата.
- Да ни брыши ты, як кобель. Шо ты до ёго привязався. – резко оборвал Ивана милиционер. А потом уже спокойно продолжил: «Ну шо, опять будем протокол составлять граждане?»
- Варьюшка, забери меня до дому. Я бильше не буду! – загнусил пьяно Гой, обращаясь к своей жене.