Взгляд I .
Я гляжу в заднее окно маршрутного такси, как из- под колес разлетаются листья, чтобы навсегда потеряться в наступающем вечере. Вместе с сумерками в меня входит ощущение неизбежности этой осени. Но в неверном свете озябших фонарей даже эта истина сейчас зыбка и обманчива, как вода старого пруда, хранящая тайны самоубийц уходящего сентября. Я гляжу на листья, но водитель включает в салоне свет и вдруг оказывается, что я гляжу на собственное отражение в оконном стекле. Когда впервые в моих глазах появилась эта тайная надежда не дожить до зимы?..
Взгляд II.
Иногда, когда кажется, что жизнь бессмысленно прекрасна, я ловлю на себе пристальные взгляды глубоких старух. Их глаза цвета осеннего неба смотрят прямо в душу, не оставляя на ней следов. Кто знает, возможно, Бог уже живет в них. Я даже начинаю чувствовать прикосновение чьих-то невесомых губ к своим ресницам – но нет, это всего лишь обрывки паутины, летящей вслед за осенним солнцем… И я иду по городу, плутая в бесконечных улицах, и каждую осень мне кажется,что вот-вот, за каким-то поворотом я столкнусь сама с собой, с той, у которой руки покрыты тонкой паутиной лет, а глаза цвета осеннего неба смотрят пристально в душу…
Взгляд III.
Теряюсь в своей выдуманной-передуманной истории, в увядших нафталиновых мелодиях, состоящих из бесконечного кругового повторения трех слов, трех тактов, трех вздохов, трех невыносимо сладких пауз, трех невероятно печальных арпеджио… Я кружусь на месте как в детстве, с зажмуренными накрепко глазами, с распахнутыми настежь руками, все быстрее и быстрей: Я... люблю…тебя…. Я люблю тебя…ялюблютебя ялюблютебялюблюлюблюлюблю… А когда мир окончательно потеряет широты и меридианы, надо остановится, запрокинуть голову и тогда можно увидеть, как золотые кроны деревьев вертятся вокруг бездонного неба и на душе станет легко от сознания, что ты смертен и это естественно…
Взгляд IV.
Все, что осталось мне от детства – это обрывки ощущений. Быть подхваченной большими родными ладонями, вдохнуть шерстяной запах пальто, вобрать в легкие терпкий вкус табака для того, чтобы почувствовать несостоятельность всех религий и безграничность моей веры в тебя. И в безоговорочном признании этой веры опустить голову, удерживая едко-сладкие слезы, и не отрываясь смотреть на твои руки с золотыми прожилками… И каждый новый седой волос на твоей голове полоснет ржавым гвоздем мою душу…
Когда же ты перестал быть для меня Богом, папа?
Взгляд V.
Терпкие рябиновые ягоды оставляют привкус горечи нёбу. Драгоценная тяжесть спящего тела, пахнущего сном и молоком, покой стрекозиных ресниц, абрикосовая нежность фланели с утятами и октябрьское апельсиновое солнце – все это видится мне сквозь дрему, и я улыбаюсь моей дочери, еще нерожденной и пока нелюбимой, но уже заложенной в линии моих ладоней. Сон кутает меня в вату и туманы, и вот я уже плыву по течению бескрайней реки, листья омывают мое лицо, смывая краски, и уносятся дальше в бесконечность, к другим, канувшим в лету осенним солнцам, хранящим тепло моих рук и мыслей. И только изредка я позволяю себе обернуться. И только изредка у меня это получается. Красные ковры давно усохших воспоминаний шелестят и крошатся под ногами моего настоящего, вплетаются дымом в мои волосы, оставляют иероглифы на душе...
Когда я проснусь, уже наступит зима.