Необозримо широко раскинулось пространство мироздания. Чем-то оно напоминает внутренний вид православного храма во время Великого Поста, когда читается канон св. Ефрема Сирина. Сияние убранства, оклады икон, всё скрыто в торжественном полумраке. Сами образа еле угадываются в темноте. Лишь лампады перед ними неустанно мерцают, напоминая о том, каким должен быть дух истинно верующего человека, вставшего на Путь, ведущий в Истину и Жизнь. Всё пространство храма скрыто этим полумраком, заставляющим заглянуть в глубину своей души, где, за толщей греха, скрыты двери в Царство Господне. Настанет время Пасхи, и весь храм озарится сотнями лампад и ярко горящих свечей. Быть может, и весь космос, искажённый грехопадением, так же, вот, ждёт, когда очистительный огонь апокалипсиса преобразит его, и новое небо и новая земля, где не будет страданий, вспыхнут ослепительно ярко там и тогда, где пространство и время изменят свои характеристики навеки. А пока – безграничная ночь, в которой мерцают лампады звёзд, за которыми, если смотреть чутким взором, угадываются едва заметные во мраке Образы Создателя, сотворённые Им самим…Если взгляд смотрящего извне двинется вслед за пульсацией необозримых галактик, существует возможность (мизерная, если смотрящий - не является все, или почти всеведущей духовной сущностью), что он наткнётся на небольшую звезду, вокруг которой вращается дюжина планет, одна из которых имеет успокаивающий зелёноватый цвет. Ночная, скрытая от звезды, сторона этой планеты, при ближайшем рассмотрении станет вдруг маленьким зеркальцем вселенной – такие же мерцающие в безграничном мраке огоньки. Если, прорвав пелену облаков, взгляд начнёт опускаться всё ниже, он увидит во мгле смутные очертания Индокитайского полуострова. Его северо-восточное побережье занимает страна под названием Вьетнам. На севере этой страны будут видны яркие снопы огней – это столица, к которой стремятся тонкие паутинки шоссе. Чем дальше от столицы, тем меньше огней. И вот, полоски дорог почти совсем теряются во мгле. Их можно угадать лишь по движущимся огонькам фар. Больше огоньков движется в сторону столицы – словно бы маленькие искорки, как магнитом, притягиваются этим скоплением света, возвращаясь к своему источнику. Некоторые же, наоборот, движутся прочь от скопления огней, ввинчиваются в безграничную мглу. Что влечёт их? А, может быть, это никакие не фары, а неприкаянные души нервными светлячками стремятся во мрак ночи? На одном из таких огней взгляд мог бы задержаться долго. Сквозь мрак, уходя под покров густых облаков, время от времени изливающих на землю потоки воды, маленькая искорка зигзагами движется вперёд по горному серпантину. Взгляд из вселенной опускается всё ниже…Огненная точка оказывается действительно фарой. Фарой советского мотоцикла «Минск». Таких во Вьетнаме довольно много – наследие эпохи, когда одна Великая Империя, одержав руками местных жителей временную победу над другой, стала активно помогать этой отброшенной на задворки Азии стране. Сейчас, когда та самая вторая, казалось, проигравшая империя не оружием, а деньгами год от года всё больше завоёвывает Вьетнам, местные жители активно пересаживаются на мотоциклы родом из стран, давно вошедших в орбиту влияния Атлантической Цивилизации. Ханой, Сайгон да ещё несколько десятков крупных городов в часы пик заполоняют тысячи «Хонд», «Ямах», «Дэйлимов» и им подобных японских и южно-корейских драндулетов. «Мински» теперь популярны только в глухой провинции, в основном, в горных районах, за счёт своей дешевизны и лучшей проходимости. Однако, есть и в Ханое сообщество психов, не стремящихся менять «советское, а значит лучшее» на всякие там полужелезные, полупластиковые поделки. Это сообщество, именуемое «Минск-клабом», состоит из всякого иностранного сброда. Здесь есть и французы, и немцы, и всякие разные другие европейцы, и японцы. Американоидов, вот, маловато. Но в Ханое их вообще не так уж и много. Ну и, естественно, в «Клаб» (что поделаешь, аглицкое, всё же, слово) входят наследники Той, ушедшей империи. Украинцы, да порой и москали попадаются. Весь этот сброд в Ханое: а) – работает, в основном, преподавая аглицкое наречие вьетнамским недорослям и не только, б) - учится по многу лет (хохляцкий вариант), в) - находится на годичной стажировке (вариант рассейский). За что они предпочитают «Минск»? За то, что он : а) дешевле, б) проходимей, в) прочнее. Последний пункт логично связан с пунктом первым. Дорогую полупластмассовую «Хонду» раскокаешь – бабок, чтобы починить не хватит. А «Минск» - ты его поди сначала раскокай – он от головы до копыт (пардон, от руля до колёс) железный. Да и раскокаешь, не за дорого починишь. Да и в третьих, они чего все, во Вьетнаме вечно, что ли, куковать собрались? Зачем в дорогущую технику бабки драгоценные вкладывать? Ведь детей, бабушек там, дедушек, прочих родственников, им на мотоцикле в дет(д)сад не возить. Они, во первых, не местные жители. А, во вторых, ценности у них саавсем другие. Зачастую волосатые, фэны рок-н-ролла, восточной медитации, марихуаны и свободной любви, они жадно глотают ветер странствий, скитаясь по самым отдалённым уголкам бывшей французской колонии.В основном, конечно, у «клабовцев» свои железные кони (это я о транспорте речь, конечно, продолжаю). Живут-то они во Вьетнаме по нескольку лет. А «одногодки», т.е., те, кто сюда всего на годик постажироваться приехал, а ещё, чего доброго, на пару месяцев, туриком-дикарём прибыл, берут, в основном, коней на прокат. У «Клаба» есть свой штатный механик из местных, которого звать ань Кыонг. У него в лавке целый конвейер по сборке «Минсков». Причём конвейер этот имеет реальный философский смысл. Наглядное подтверждение буддийского тезиса «анатмавада». Согласно оному тезису, каждое живое существо лишено какой-либо единой духовной субстанции. Душа, на деле, состоит из потоков частиц-«дхарм». Каждая частица существует мгновение, в следующий миг передавая эстафету другой, очень похожей на неё наследнице, как это обстоит с кадрами на киноплёнке. Таким образом, любая личность существует условно, зависит от своих составляющих. Осознать эту условность – значит обрести нирвану, свободу от страданий мира (сего и всех прочих). Так, вот, у Кыонга «Мински» этот принцип наглядно демонстрируют. Наличествует, скажем, мотоцикл, номер 3395. Есть на него и документ, и номерной знак. А все остальные детали существуют в вечном круговороте. Возьмут у Кыонга заезжие «Тэи» (это «западники» по-вьетнамски, «белые», по-нашему) на прокат «байк», наездятся на нём по горам, возвращают, естественно, слегка «убитый». А Кыонг машину непременно разберёт на детали, всё прочистит – промоет, что сломалось - починит. Но, поскольку, за день у него снимают по несколько железных коней, и потом они находятся в разной стадии починки, то при сборке между ними происходит постоянный обмен деталями. Так что в реальности существует некий условный мотоцикл как совокупность вечно сменяющихся деталей, обозначенная подобием имени - номерным знаком. Не так ли и мы все?Но, вернёмся на дорогу. Ведь тот, условный «Минск», благодаря которому и произошло наше нисхождение из просторов Вселенной на грешную вьетнамскую землю, всё продолжает движение через ночную мглу. Приглядимся к всадникам. Тот, кто твёрдой рукой направляет железного коня через мрак, разрезая лучом фары таинство ночи, одет в глухие джинсы, грубо-тканую верхнюю рубаху. На голове – зелёная шляпа, слегка ковбойского вида. На вид ему – от 20 до 25. Ветер треплет выбивающиеся из-под шляпы лохматые волосы. Взгляд всадника устремлён вперёд и чуть вверх – там, где в облаках бывают разрывы, проглядывают глубины мироздания. Лампады звёзд, здесь, в азиатских горах, наклоняются очень близко к земле. Созерцая эту картину, всадник ведёт тайный разговор с Богом. Иногда, его губы раскрываются, он начинает петь, голос его взвинчивается мощным вибрато, уносясь в стратосферу, как внешнее выражение до того безмолвной молитвы. Поёт всадник, конечно, нецерковные песнопения. Но мистической сути происходящего это не меняет. Даже при желании спеть церковный гимн ему удалось бы навряд ли. Слишком громко ревёт двигатель. Лучшая музыка под такой аккомпанемент – «хэви-метал», ну можно ещё поорать панк, «для радости» (это, если прямо переводить вьетнамское выражение). Иногда всадник поёт соло. Иногда – подпевает звукам, доносящимся на полную мощь из кассетника, который держит сидящая позади, припав к спине всадника, маленькая широкоскулая девушка – уроженка здешних мест. В её лице есть какая-то загадка и ускользающий от слов, непреодолимый шарм, так несвойственный светлокожим уроженкам Севера, откуда родом сам всадник. Девушка что-то (насколько позволяет рёв двигателя и грохот «метала») говорит своему спутнику. Вся эта картина, не смотря на совсем небиблейский антураж, слегка напоминает то, что, видимо, происходило в Эдеме до грехопадения – на необозримых пространствах девственного мира только два человека – первая пара и Единый, Который отдыхает на седьмой день, завершив Творение. Мотоцикл мчится по ночной дороге. Этой паре много довелось пережить вместе. Многое ещё предстоит. Что будет впереди, знает только Он. Между ними – конечно любовь. Именно она, являясь, по сути, толчком светлой пассионарности, гонит их прочь от однообразия ханойской жизни в загадочные вьетнамские просторы. И в приключениях, которые они сами создают на свою голову, эта любовь только крепнет.Кто они? Он – студент Востфака СПбГУ, приехавший во Вьетнам на стажировку, причём во второй раз. Тремя годами раньше он побывал здесь впервые. Тогда его, только закончившего второй курс, покорило здесь буквально всё. Покорила местная культура – аристократизм немногочисленных дворцовых зданий, тайна буддийских пагод, первозданная простота деревень горцев, которые до сих пор живут в бамбуковых домах на сваях. Покорил быт, кухня, свобода передвижений в пространстве и времени. Тогда, правда, такие передвижения осуществлялись в основном на велике, а если на мотоцикле, то герой выступал только в качестве пассажира. Кроме того, героя затянула в свои сети общага для студентов из бывших соцстран. Среди них (в основном украинцев), он нашёл себе друзей, с которыми ночи на пролёт тусовался, пел под гитару песни (в основном, отечественный рок), получал впервые в жизни серьёзный алкогольный опыт, проходил курс «укранинизации». Нет, гадостей было, конечно, тоже много – хитрожопость некоторых вьетнамских товарищей, ловко тянувших деньги, бытовой национализм кое-кого из «братьев славян», сплетни в общаге и т.п., но всё это не портило общего впечатления от происходящего. Много было сделано, ещё больше – запланировано. По возвращении, он твёрдо осознавал одно – он поедет во Вьетнам второй раз. И вот, он снова здесь. Теперь он – бакалавр, человек с высшим, как никак, образованием. Кроме того, лейтенант запаса - только летом прошёл сборы. Всё ещё отращивает хайр, который пришлось обстричь ради получения лейтенантских погонов. Волосы лохматятся и покрывают голову непослушной шапкой, за что новые друзья – совсем зелёные стажёры-постпервокурсники из Владивостока прозвали любовно «Леший». Да, друзей много – и самых разных. Связи и рекомендации позволили значительно расширить круг вьетнамских знакомых, причём в качественном отношении весьма в лучшую сторону. Конечно, произошла историческая встреча со старыми друзьями (все они ещё учатся здесь), появилось много новых (новых украинцев за два года понаехало …), да и русская группа – хорошие парни и девчонки. С ребятами из этой группы – тремя двухметровыми «сынками» 18 летнего возраста в качестве предводителя в феврале-марте встреченного во Вьетнаме 2001 года совершил великий автобусный поход на юг страны через все основные исторические и не только центры. В общем, жизнь пульсирует с невероятной мощью. Как всегда, куча друзей, с которыми сближают общие пристрастия. С Мишей-мистиком – 35 летним докторантом-медиком из Киева сколько раз беседовали о буддизме, православии, пели Б.Г. вместе. А с «сынками» и старыми друзьями впирались по «тяжёлой». Нет, речь не о какой-то новоизобретённой модели наркотика. Дело в том, что за прошедшие пару лет и его, и их (старых друзей) музыкальные вкусы заметно утяжелились. Теперь в тусовке «на топе» не Юра Шевчук, не «Алиса», хотя их песни по-прежнему охотно исполняются на пределе возможностей голосовых связок под гитару. Теперь из всех колонок грохочут «Металлика» и «Ария», «Хим» и Оззи. Иногда одну и ту же песню за день можно услышать несколько раз – из-за стены, с верхнего этажа, а потом ещё и самому у себя в комнате послушать. Старый друг – Вадик–качёк, медик-культурист из Камьянца-Подильского, тремя годами ранее влюбивший нашего героя, тогда, совсем не металлиста, в коллектив «Мановар», пошёл ещё дальше. «Сепультура», «Пантера», и подобное им нордическое мочилово – вот теперь его кредо. «Рамштайн» среди всего этого – так, музыка для детского утренника. Наш персонаж, в компании с подопечными «сынками» во время тяжёлых запоев тоже любит подобное – сепультуровские «Кровавые Корни» являются любимым гимном «под бухло». Миша-мистик, когда услышал ЭТО, не преминул высказаться о глубоко тантрической сущности подобных музыкальных произведений…Да, тяжелы вы – ночные попойки под тропическим небом. Громко грохочут железные ворота общаги, когда через них среди ночи переваливаются полуразмякшие тела участников подобных мероприятий, нарушая ангельский сон охранников. Один раз, ещё в начале стажировки, героя вызвали к коменданту заведения и обвинили, прямо как Сократа, в тлетворном влиянии на молодёжь. Доказывали, что именно под его руководством юные студенты из Владивостока каждую ночь лазают «по пиво», вместо того, чтобы воодушевляться примером питерского старшего товарища на подвиги во имя учёбы. Так что, «бухло», «секс» (это не у всех и отнюдь не в первую очередь) и «рок ен ролл», прям как в незапамятные 60-е – 70-е, составляют кредо многих его друзей по общаге. Все эти люди - компания «Изи Райдеров» - беспечных ездоков, каждый из которых заслуживает отдельного портрета в галерее стажировки 2000-2001 учебного года. Вспоминая, кстати, 60-е – 70-е, ту незабвенную для истории молодёжной, и не только, культуры эпоху и возвращаясь к музыкальной теме, можно сказать, что в ходе вьетнамской эпопеи хард-рокеры - «старичеллы», которых с детства слушает герой данной повести – «Дип Пёрпл», «Блэк Саббат» и «Лед Зеппелин» тоже оказываются весьма кстати. Отчасти на тему «Цеппелина» он и сблизился с Ней. Она – студентка элитного ханойского вуза – Универа Искусств, художница. А он всегда мечтал влюбиться в художницу. Широко образованная, хорошо знакомая с западной культурой и посткультурой. В детстве жила в России, немного помнит язык. Но говорят они на её родном наречии. Ведь у него – языковая стажировка, как-никак. В общем, притяжение между ними возникло почти сразу, как они встретились. Искусство, музыка (тот же «Зэп», да ещё «Пинк флойд»), литература (Маркес), кино (Гринуэй, например)… у них сразу было много точек соприкосновения. Её благосклонности он добивался долго. У того была весомая причина, отбросившая тень на его моральный облик. Дело в том, что познакомились они потому, что он привёз ей письмо от её бой-френда – тоже питерского восточника, тусовавшегося здесь годом раньше. И чувство между этими двумя было вполне серьёзным. Но наш герой решил жить настоящим, и сумел «вклиниться» и «перетянуть» на свою сторону представший его взору при первой встрече и так сильно околдовавший вьетнамский цветок. Его извиняла, как тогда казалось, лишь глубина собственных чувств. Что ж, Бог ему судья, но он ни о чём не жалеет – в эти месяцы он испытывает счастье, которого не знал за свои былые 22 года, и, может быть, вновь не узнает никогда. С ней он проходит курс настоящей «вьетнамизации», а она с ним – «русификации». Он видит её своей женой и она приедет к нему в Питер. Этого достаточно. Дальнейшие их судьбы скрыты от взгляда «из вселенной», а тем более от них самих непроглядным туманом и известны только Творцу обоих… Но дорога чёрной лентой всё ведёт их вперёд: «Снова в ночь летят дороги, день в рассвет менять, кому чья, а мне досталась Трасса Е-95 …» Кстати, когда он первый раз пришёл к ней в гости, оказалось, что она знает «Алису», а конкретно – именно «Трассу Е-95». Песня и клип к ней пришлись художнице весьма по душе. Потом, конечно, с рассейским роком наш герой её познакомил по полной программе. Б.Г. ей полюбился. Говорила – «Аквариум» гораздо умнее, чем «Ария», которую ты всегда ставишь. Но, ведь, разве возможно под рёв байка слушать нежный борюшкин голос?… Тут нужен мощный вокал Кипелыча, или Гиллана, срывающийся прямо в стратосферу.Бьётся мерным ритмом, который смертному сосчитать невозможно, сердце железного коня. Кстати первый мотоцикл – родительскую «Хонду» научила нашего героя водить тоже она. Таким образом, сбылась его мечта об овладении этим видом транспорта. Они немало ездили по городу, выезжали иногда и за пределы вьетнамской столицы. Благодаря этой школе, во время поездки на юг с «сынками» из Владика, он катался на снятом в турфирме города Хой Ан японском драндулете к развалинам древних индуистских храмов в местечке Ми Шон. Уже весной он у своих друзей-украинцев обучался вождению «Минска». Нелегко было научиться отпускать сцепление, но, всё же, это ему удалось. Его сосед по общаге – Юрик – классный парень из Кременчуга впервые отвёз к Кыонгу, у которого всегда сам чинился – брать на прокат «байк». Мастер-механик доверяет Юре и поэтому его другу предоставил право снимать «Мински» без всякого залога. Что очень славно, так как отдавать свой загран-паспорт кому-либо в залог крайне не рекомендуется нашим посольством. Тогда, по снятии впервые «Минска» на прокат, и начались первые приключения. Каждое из этих приключений – отдельная история. Многие из них будут рассказаны в дальнейшем. Чего стоит первый опыт укрощения «Минска» - 270 километров к морю, в Сам Сон, когда был нафиг раздолбан тросик газа, и бедный «конь» рычал неистово на всю округу, отрываясь передним колесом от грешной земли. А второй поход – сквозь ливень, когда в течение предрассветных часов, боги грозы обрушили на упорных странников тонны воды, промочив до косточек, но пилигримы не свернули с пути, пока не добрались до деревушки Чёрных Таев, малого народа, живущего в Северо-Западных горах. Ну и, конечно, последний, третий поход. Когда они двое с лишним суток, через дождь, ментовские кордоны, пелену горных туманов, скрывающих извилистый горный серпантин, пробирались в Сапа – городишко в горах, недалеко от китайской границы… О каждом из этих эпизодов стоит спеть отдельную песнь длинной саги под названием «Повести байкера». А пока – пусть продолжает реветь двигатель, пусть он сжимает руль, а она нежно обнимает его тело. Пусть он ведёт разговор с Богом, и пусть над ночной дорогой разносится песня:«Я король дороги, я король от Бога, в ад или рай - сама выбирай. Жить, как все мне скучно, мне и смерть – игрушка. Скорость в крови, удачу лови – и … ».Скоро, очень скоро закончится его стажировка, он полетит домой и пойдёт совсем другими путями. Но где-то в вечности (или в её преддверии) запечатлелся этот миг – миг полёта через ночь. И где бы он и она не находились, какие бы преграды не стояли между ними, какой-то малой частицей своих душ они всё ещё там – вместе – на ночной дороге, в движении на полной скорости беседуют со своим Создателем. И если в посмертии они не удостоятся рая, но и ад по Его бесконечной милости минует их, то пусть они вернутся на эту дорогу и снова будут вместе мчаться к Тому, Который создал обоих и который их избавил Своей Кровью от пут сансары. И, может быть, когда мир закончится, когда завершится великопостная служба за упокой падшей вместе с человеком Вселенной, и пространство будет пронизано мириадами лучей света Пасхальной лампады всеобщего воскресения, когда воссияет новое небо и новая земля, они завершат, наконец, свой путь. Воздух над дорогой станет странно светлеть и искриться. И самая дорога из чёрной ленты станет золотым змеем, и они увидят Врата и поймут, что перед ними – «Небесный град Ерусалим горит сквозь холод и лёд, и вот он стоит вокруг нас и ждёт нас, и ждёт нас». Пусть так оно и пребудет…