Когда-то я была салемской ведьмой и летала на метле. Я проносилась с бешенной скоростью над их головами, и они ёжились от холода.
Я всегда их не любила. Людей. Обычных и правильных. Крахмальные воротнички, набриолиненные головы – чайники. Самые настоящие чайники.
Когда я была салемской ведьмой, в моей жизни еще не было тебя…
Не было ночных прогулок по карнизу, не было плясок на крыше, не было сказок о зеленых гусятах. Ты частенько рассказывал сказку о зеленых гусятах – о том как однажды мама-гусыня уронила своих малышей в банку с зеленой краской, они стали зелеными и их заклевали другие птицы…
- Почему? – спрашивала я, утирая слезы твоим носовым платком.
Ты прищуривался, закуривал сигару и вздыхал.
- Такова жизнь.
Потом мы включали старый патефон, он хрипел и кашлял, и мы танцевали на чердаке твоего дома… Я была прекрасна – мои длинные красные волосы, темно-синий хитон и желтые сандалии. Ты так вальсировал… Вечерами я вплетала в волосы гирлянды и сухие листья, и отправлялась на прогулку… Без тебя конечно.
Когда-то я была салемской ведьмой, с тех пор прошло несколько столетий… Тогда в моей жизни еще не было тебя.
Ты появился внезапно. В другой жизни. По вторникам я обычно пыталась утопиться в Сене, ничего не получалось – ведьмы не тонут, они только горят на кострах инквизиции. Смердящая река. Парижские нечистоты.
Ты спрыгнул с моста и станцевал джигу. Я засмеялась и присела в реверансе. Топиться расхотелось. Эмигрант. Русский офицер с ужасающим французским.
Мы часами гуляли по улицам, когда хотелось есть, я заходила в какую-нибудь лавку и просила хлеба и конфет. Мне никогда не отказывали.
Когда-то я была салемской ведьмой. Я летала на Лысую гору и пила компот из ягод, выросших на могилах девственниц. Я была ведьмой. С красными волосами и разноцветными глазами. А тебя в моей жизни тогда не было.
Когда мы жили в Аргентине, ты придумывал танго и я танцевала его с богатыми сеньорами. Они неуклюже топали ногами и пытались залезть мне под юбку. Я не сопротивлялась. Нам нужны были деньги, а деньги водились в их туго набитых кошельках.
Когда-то я была салемской ведьмой. Я рассекала ночное небо на метле. Я загорала под Луной. Я танцевала с ветром и дождем, один ревновал к другому – меня это забавляло. Ведь в моей жизни не было тебя.
Когда-то мы прятались в бомбоубежищах и сжигали в камине флаги со свастикой. Ты кричал вслед пролетающим бомбардировщикам грязые ругательства на немецком, а я училась минировать… Ты ведь помнишь моё первое минное поле? Я танцевала кан-кан на безопасных участках, а ты играл на губной гармошке.
Когда-то я была салемской ведьмой. Я наводила порчу и воровала грудных детей, чтоб приносить их в жертву дьяволу. Я превращалась в черную кошку и гуляла по кладбищам. Тогда в моей жизни почему-то не было тебя.
Ты мог часами говорить о Тарковском. Ты любил его фильмы. После «Зеркала» ты молчал и рисовал на обоях гуашью. У нас была потрясающая квартира. Ты нарисовал мой портрет на потолке в спальне… Изображены были красные волосы и разноцветные глаза, еще левая грудь… Остальное ты рисовать не стал. Остального ты не замечал… В столовой ты нарисовал зеленых гусей и пизанскую башню.
Когда-то я была салемской ведьмой. Я снова хочу ею стать. Ты мне наскучил. Я устала дрыгаться под старые пластинки и выслушивать сказки про зеленых уток, я не хочу гулять по карнизам… Я хочу танцевать с дождем и ветром, чтоб они ревновали друг к другу, принимались драться, и начиналась буря…
Я хочу рассекать ночное небо на своей метле и загорать под Луной. Я хочу носиться по кладбищу черной кошкой и воровать младенцев. Я хочу топиться по вторникам в Сене. Я салемская ведьма. Я тебя съем.