Инок
Snaky
«Самое ценное, что есть у человека –
это окружающие его люди, близкие,
родственники»
Павлик Морозов
…Я проснулся с на удивление хорошим настроением. Это после кошмара-то! За окном светило стеклянное зимнее солнце, вечный дедушка гулял во дворе с вечно больным псом в попонке из старой кофты, и снег, как всегда, кричал и стонал под подошвами его (дедушки, ясное дело!) валенок, мусорщики, громко матерясь, сначала проехали по двору на своей колымаге в одну сторону, потом в другую, в поисках переставленного неизвестно кем и зачем контейнера – ничего не поделаешь, трудовая вахта! Словом, обычное утро обычного рабочего дня. На сегодня у меня запланирована стрижка, потом надо заехать на роботу – узнать, как там мой проект, а потом, на десерт, встреча с необычной девушкой, и это, последнее, обстоятельство обещает мне хорошее настроение на весь день. Если, конечно, не брать в расчёт старые и новые проблемы, которых тоже накопилось предостаточно. Например, мне предстоит ещё расстаться с Валей (надо заставить себя позвонить ей вечером!), а то это двойственное, непонятное положение стало просто невыносимым – даже кошмары по ночам сниться стали, чего не было с детства!
Постригся я быстро, на работу приехал где-то в двенадцать – пол-первого, обнаружил, что там сидит одна Марина, секретарша, а босс и ребята свалили к клиенту в полном составе. Поболтав с Мариной, я рванул домой, поесть, привести себя в порядок, сверстать пару страниц, сделать несколько звонков – ну, в общем, всё как всегда. А посему время до шести пролетело как-то незаметно, а ведь мы с Яной договорились в семь на Библиотеке! «Чёрт, - подумал я, - надо торопиться…» - и пулей выскочил из дома. Ни трамваев, ни, тем более, автобусов видно не было, и мне пришлось добираться до метро пешком. Само собой, когда я был у самого входа, подъехал трамвай – можно было бы никуда не ходить. Хотя по закону подлости он всё равно не пришёл бы в ближайшую пятилетку, если бы я стоял там и ждал. Да и идти здесь было всего две остановки, так что не страшно.
Без пяти семь я уже стоял под лестницей с букетом тюльпанов – розы все к тому времени уже расхватали. Я ждал. Нет, обычно я могу похвастаться тем, что могу ждать почти бесконечно – два-три часа, но… это же всё-таки свидание!!! Пять минут прошли тремя веками, потом ещё пять, ещё, ещё… уже двадцать минут восьмого, а Яны что-то не видно… Как и всегда в таких случаях, в голову начинают лезть неприятные мысли, человек начинает вспоминать детали последнего разговора, думать, что же могло заставить девушку не прийти… Я не выдержал и решил обойти лестницу кругом – когда нервничаю, вечно начинаю ходить кругами, или мерить комнату (если я дома) шагами, или ещё что-нибудь – главное двигаться. Обойдя лестницу и никого не увидев, я вдруг подумал, что стоит подняться на площадку и посмотреть оттуда – «высоко сижу, далеко гляжу!» Я торопливо, перепрыгивая через ступеньки, поднялся и чуть не столкнулся с Яной, явно собиравшейся уходить.
- Привет, я уж думал, ты не придёшь! Ждал-ждал…
- Привет, Федь, я почему-то подумала, что мы договаривались здесь, на площадке…
- Ну… вообще-то все всегда встречаются внизу, между колоннами, но это ерунда.
- Главное – нашлись. Да, кстати – это тебе!
- Спасибо… какой ты галантный! В третий раз в жизни меня видишь, а уже с цветами!
- Если не нравятся, можешь отдать… подарю ещё кому-нибудь… шучу! Поехали?
- Куда?
- Куда… куда… куда… так, поехали на «Парк Горького», там есть один классный маршрут. Это не слишком сумасшедшая идея?
- Да нет, нормально. Только если там действительно здорово.
- Обижаешь!
Почти всю дорогу до Парка мы проехали молча. Яна восхищенно смотрела на нежные лепестки тюльпанов и изредка касалась их губами, как будто хотела согреть. Я, наверное, со стороны производил впечатление втрескавшегося по уши дурака (каким я, собственно, себя и ощущал). Я каждый раз смущенно опускал глаза, когда Яна ловила на себе мой взгляд, и молчал из боязни сморозить какую-нибудь глупость.
Мы вышли у Парка Горького, прошли под эстакадой и поднялись по широкой мраморной лестнице на Крымский мост. Яна по-прежнему молчала, я тоже не решался первым начать разговор, хотя меня просто разрывало на части желание выяснить хоть что-нибудь о ее личной жизни. Внезапно Яна остановилась прямо на середине моста и подошла к перилам. Уже начинало темнеть, вода в проталинах казалась чёрной, на грязно-сером льду кое-где виднелись белые островки бумажек, брошенных сверху некультурными прохожими.
- Федя… - позвала она. Вместо ответа я взял ее за руку. – Как ты думаешь, люди могут летать?
- Не знаю. Во сне, наверное, могут.
- Я говорю не об этом, - Яна повернулась и загадочно на меня посмотрела. – По-настоящему….
Мне стало как-то не по себе. Что она имела в виду?
- Если ты о тех, что я думаю, то я уже давно на седьмом небе. – стараясь улыбаться как можно искреннее, ответил я. – Ой, подожди, у меня что-то крылья зачесались. Извини, глупая шутка! Если серьёзно…
- Да. Я это уже поняла. Ты необычный парень. Ты справишься. Когда-нибудь я тебя научу…
- Чему?
Вдруг Яна сорвалась с места, пробежав несколько метров, развернулась и помахала мне букетом. Я бросился её догонять. Когда я уже почти догнал, она остановилась так резко, что я налетел на нее, чуть не сбив с ног – мы, ухватившись друг за друга, старательно пытались не упасть. Она была так близко… Только букет замерзших тюльпанов разделял нас.
Почти задыхаясь от такой близости (да что ж это такое со мной творится!), я все же сдержал себя и лишь слегка коснулся губами ее щеки. Она провела рукой по моей свежевыбритой морде и мягко отстранилась. Мы спустились с моста. Яна взяла меня под руку - ступеньки были довольно скользкими, но я почему-то придал её жесту совсем другое значение. В голове по-прежнему роились тысячи вопросов. Мы прошли мимо гигантской глыбы Дома художников к реке, туда, где художники днём устраивают вернисаж-не вернисаж – короче, выставку–продажу на открытом воздухе. Сейчас вокруг нас были только пустые стойки, последние картины загружались в «Газели», художники, (а может быть, продавцы – кто их разберёт!) зябко поёживаясь, прощались и договаривались между собой на завтра.
Мы шли по пустынной набережной, Яна рассказывала смешные истории о своей институтской жизни, сокурсниках и одногруппниках, а я ждал подходящего момента.
- И тут Танька звонит этому Васе домой. Трубку снимает его бабушка. Танька серьёзным голосом произносит: Василия будьте добры. Бабушка говорит, что его нет дома, он в институте, и спрашивает, кто звонит и что передать. Танька: Передайте Василию, что звонила Настя. Бабушка: Какая Настя? Танька серьезно: Молокина. Мы все давимся от смеха, затыкая друг другу рты, чтобы не испортить розыгрыш, а бабушка явно не въезжает: Какая еще Молокина? Как какая? Из Пеньков! Васенька вам ничего про меня не говорил? Бабушка: Девушка, перестаньте мне морочить голову! У нашего Васеньки нет девушек, он еще только в институте учится, не до того ему! Танька: Конечно, у него не может быть девушек! Я его уже второй год содержу! Так что могу считаться почти женой. Бабушка в ауте вешает трубку, а мы прийти в себя не можем от одной мысли, что Васеньке сегодня вечером дома будет!!!
- Какие вы жестокие, девчонки! Ты ведь не такая, надеюсь, Ян… Ты над многими ребятами так издевалась?
- Ну, что ты, это же шутка! Тем более, что Вася заслужил.
- Хорошо, не будем. Чёрт с ним, с этим Васей! Я хотел спросить… - я замялся, подыскивая нужные слова, чтобы и выяснить то, что так меня терзало, и ненароком не обидеть ее. – Ты очень красивая, Яна. Ты наверное не успеваешь отбиваться от парней… А тут еще я… Ты ведь встречалась с кем-то до меня?... – нет, я точно идиот! Ну, какое тут может быть «до меня»! Как будто уже существуем какие-то «мы» и тому подобное – тут у меня промелькнула мысль, что она меня сейчас пошлёт, но Яна вдруг перестала улыбаться, взяла меня за руки, потянула к себе и прошептала, почти касаясь своими губами моих:
- Ни о чем не думай. Я все расскажу тебе потом. И когда ты все поймешь, ты научишься не задавать подобных вопросов. Это уже будет не важно.
Она поцеловала меня! Никогда еще в такой холод мои губы не были столь горячими… а Яна шутливо оттолкнула меня рукой, засмеялась так непосредственно, как это умеют только дети, и побежала вперёд, к стоявшему за огромным штурвалом Петру, и мне ничего не оставалось, кроме как бежать за ней. И я побежал. «Наверное, это первая девушка в моей жизни, за которой бегаю я – обычно, наоборот, они за мной» - пронеслась в голове шальной пулей мысль – Яна бежала впереди, размахивая на ходу букетиком, иногда поворачиваясь кругом посмотреть, не догнал ли я её, и, смеясь, звала меня за собой. И, наверное, впервые в жизни мой разум отключился. Как будто кто-то случайно наступил на провод, соединяющий меня с тем разумным существом, которое оккупировало страну под названием «моя жизнь». Я просто бежал за ней по тонкому полотну декабрьского снега, не думая ни о чём – ни прошлом, ни будущем. Словно две тысячи солнц взошли специально для меня, осветив тёмные уголки моего «я» и сделав его совершенно счастливым. Всё было так просто и одновременно так сложно!
…Когда я подбежал к ней, она стояла, опершись руками на толстенный каменный парапет и задрав голову вверх, куда-то в небеса, где высоко над рекой парил флюгер на корме петровского парусника. Услышав хруст снега у себя за спиной, Яна повернулась ко мне, на её сияющем лице играла дьяволски обворожительная улыбка:
- Как ты думаешь, можно пробраться к основанию? Смотри, какой там мостик… интересно, туда всех пускают или только особенных?
- Только особенных, - засмеялся я, - я однажды пытался пройти, но меня не пустили дальше шлагбаума… сказали, что после попытки теракта туда пускают только по пропускам, - я прижал её к себе, - или надо быть членом гребного клуба, или как он там называется. Видишь там такое обшарпанное здание с надписью «дискотека»?
- Обшарпанных зданий там несколько. А вот дискотеки почему-то не видно… Придумываешь ты что-то…
- Да нет, просто сейчас темно. Хотя я всё равно вижу. Пошли?
- Куда, Феодор?
- Как ты меня назвала? – удивился я.
- Феодор. По-моему, это до ужаса забавно звучит, - захихикала Яна, - и куда ты всё-таки собрался?
- Вперёд, только вперёд!
- Ну тогда пошли. Нам куда? Вдоль реки?
- Ага, у «Ударника» свернём налево, а там я тебе покажу одно классное место – тебе там обязательно понравится!
- Ну, если нет! – она озорно нахмурила брови и скорчила сердитую мину. Я рассмеялся:
- Ну когда я тебя обманывал?
- Я просто не давала повода, - парировала Яна. Я потянулся было за ещё одним поцелуем, но она приложила к моим губам тонкий пальчик:
- Не так быстро, баловник…
- Кто? Меня так, кажется, с детского сада не называли, – неловко перевёл тему я. – И вообще, пошли отсюда, а то с реки холодом несёт, окоченеем здесь!
- И поутру кто-то найдёт две наших тушки, одна из которых будет прижимать пальчик к нахальным губкам другой – рассмеялась она, схватила меня под руку и с энергией, достойной лучшего применения, потащила по набережной, мимо старых фабричных зданий, мимо строящихся офисов и старой бранды вперёд – к дороге.
- Эй, эй! – пытался сопротивляться я. - Куда ты так с места взяла? Стайерский бег – не мой конёк!
- Кто-то говорил, что ты замёрз – строго ответила она, но тут же рассмеялась и немного сбавила скорость.
У «Ударника» мы, как и собирались, свернули налево, перешли по подземному переходу дорогу и оказались у входа в мой любимый парк (к стыду своему, не знаю, как он называется и называется ли он как-нибудь вообще), по сторонам от которого стояли на своих постаментах два огромных мраморных шара. Я, как всегда, не смог удержаться, и провёл рукой по гладкой поверхности одного из них – того, что был слева от входа.
- Всегда удивлялся, как они полируют эти штуки, - пояснил я державшей меня под руку Яне.
- Ты привёл меня сюда полюбоваться на два здоровенных булыжника?
- Ээээ… что ты имеешь в виду?
- Не надо тебя больше целовать – ты какой-то странный становишься, - пошутила она, - ты, кажется, обещал показать мне что-то интересное. Или ты так заманиваешь девушек в тёмные парки?
- Конечно! Вот подожди, сейчас достану топор, - отшутился я. – А на самом деле нам туда, вглубь.
- Удивительно! Мог бы придумать что-нибудь поостроумнее!
- Нет, я не в этом смысле – там правда есть одна интересная штука – я повёл её показать изваянные из бронзы статуи не то грехов, не то врагов человечества -Смотри, какие у Смерти, или кто это там, крылья! Это к слову о «летать». Тут и ещё у кого-то должны быть крылья, - я обвёл взглядом статуи, замершие полукругом, - вот, у него!
- Да… с такими крыльями можно было бы слетать посмотреть на город с головы того истукана, что стоит напротив «Президента»! Ой, какие они страшные… слушай, я что-то начала замерзать… боюсь, если ты сейчас захочешь меня поцеловать, я не смогу отказаться – она прильнула ко мне, держа тюльпаны на вытянутой руке, дотронулась губами до моих, сводя меня с ума (и как только девушки умеют рассчитать нужный момент, чтобы уж наверняка украсть у человека сердце?!!) – посмотрим на них как-нибудь днём? И когда будет тепло… - она запахнула поплотнее курточку, взяла меня под руку. - Как отсюда выбраться?
- Через мост и туда, к «Третьяковской»… Послушай, Яна… Я…
- Тссс… а вдруг они услышат? – она показала через плечо на бронзовые фигуры, словно подглядывающие за нами в этом безлюдном в поздний час месте. - Пошли!