Неловкий взгляд –
Обидный смех в ответ,
И вот в глазах смертельный яд,
От злобы меркнет белый свет.
Звенят клинки, блеснул кинжал,
Вот конь пронзительно заржал,
А на тебя напали шесть горилл.
Неравный бой, в крови рука,
Вот одного ты шпагою убил –
Рука твоя еще крепка!
Но и герой наш кровью истекает –
Злодеи в бок ему стилет втыкают,
Подсумки спешно открывают
И золото в мешки ссыпают.
Но тут полиция – для формы суд справляют,
Затем на площади прилюдно головы срубают.
Герой меж тем, омыт и перевязан, –
Неужто узами любви повязан
Красавец томный и печальный
С красавицей – хозяйкою трактира, –
Что у бандитов юношу отбила
И рядом, в горенке соседней поместила?
Она и впрямь – богата, молода,
Отменная красавица была:
Лет двадцати и среднего росточка,
Она была как будто бы весною почка,
Готовая вот-вот раскрыться
И, прелести невинно показав,
Среди подружек скрыться.
(Увы, поэтом став любовным поневоле,
Приоткрываю пологи в алькове.
Морали добродетельной ревнитель,
Давно я просто женской красоты ценитель
И неопасный, в смысле дамской чести,
Не опасаюсь я, конечно, мести
Разгневанных влюбленных иль мужей.
Ей-ей, доверить смело можете вы мне красотку,
Подружку милую, молодку.
А посему я буду просто молодых любовников хранитель,
Движений душ нежнейших их ревнитетель
И, если нужно, твердою рукой
Оберегу сердечный их покой –
Ведь, умудренный бед ужасных чередой,
На склоне лет задумал стать опекуном невинных душ,
Коль не случился из меня отменный муж.)
Итак, как ангел над влюбленными паря,
Я вижу, что встает любви заря, –
Читатель, видимо, и сам прознал о том,
Что рыцарь наш в нее влюблен.
И вот уж слышу я притворный стон,
Как будто он в целительный впадает в сон.
Но что я вижу – умирающий герой,
Вдруг, в нарушение врачебного благого
Предписанья,
Украдкою вливает в кубок шпанских мушек рой,
Со вздохом пальчики красавицы целует,
О ревности со страстию толкует,
Рукой вокруг ее персей воюет.
Увы, увы и ах –
Желание обоих точно на дрожжах!
Но согласитесь же – дворянское приличие
Не позволяет им отбросить всякое двуличие.
Давайте подождем, пока затянется, и без обмана,
Красавца нашего от страшного стилета рана.
Итак, сердца у них пылали от взаимной страсти
И не известно было, кто горел сильней –
Ведь в тихом омуте такой напасти
Видны отчетливо хвосты чертей.
Но вот, пожав друг другу на ночь руку,
Невинное как будто бы отдав лобзание,
Герои наши приготовились на муку –
Уснуть, хотя поверить в это можно, как в предание.
Луна, предательски кривляясь,
Забыться не давала им
И, дерзкой наготою упиваясь,
Срамною наглостью рвалася к ним.
В прохладе ночи распускаясь,
Благоухал в цветенье кипарис,
И, в небесах благословляясь,
Его раскачивал прохладный бриз.
Наш кабальеро исстрадался
В мученьях плоти и без сна,
Как вдруг луч света заметался –
О Боги, то была она!
Прикрыв свечу своей ладошкой,
Она дверь тихо отперла
И, крадучись, неслышно, кошкой,
К красавца ложу подошла.
Несчастный будто спал в притворной дреме,
В истоме умирая от огня –
На деле овладел бы ею чертом на соломе
Иль ангелом, на облаке паря.
Она над ним недолго постояла
(В окно стучался молодой рассвет),
Затем свеча из рук упала –
Ее облил луны нежнейший свет.
Она была – чудесное виденье –
Живой Венеры дивное тепло,
В плоти явленное творенье,
Светилось изнутри оно.
Златые кудри водопадом
Летели облаком жар-птиц,
Мерцанье искр, мутивших разум,
Скрывалось за движением ресниц.
Они, как бабочки ночные,
Явившись из заоблачных зарниц,
Амура стрелы неземные
Кидали из опущенных бойниц.
Тугие груди тяжко нависали
Над тонкой талией ее.
Соски малиной набухали –
Смотри, мой милый, всё твое!
Грудь высоко ее вздымалась,
Чуть шевелились нежные уста,
Она к нему тихонько наклонялась,
Как будто говоря: возьми меня…
Наш кабальеро в неге страсти
Печальный, томный вид храня,
Однако, был еще во власти
Хранить оружие царя,
И, в свете лунном поражаясь
Небесной девы красотой,
Лежал, все больше услаждаясь
Волшебной, чудной наготой.
Упали на пол покрывала,
Струят потоки желтые луны,
Блеснуло лезвием кинжала
Рыданье порванной струны.
Исступленно целуя груди,
Высокие, крутые, как гора,
Не забывал ласкать он губы
О сладких два крутых бедра.
Росой любви истаевая,
Открылся нежный бугорок,
В разрезе розовом от страсти полыхая,
Дразнил и волновал таинственный цветок.
Орудье наслаждения стальное,
Напрягшись, хищно выгнулось, как змей,
Готовя наслажденье неземное,
Достигло страсти апогей.
Ворота рая открывая,
Вошел, пронзить готовый до конца,
Она, его своим цветком лобзая,
Ждала, как счастия гонца.
Они слились в беспамятстве от страсти,
Слились, безумствуя, тела,
И в пытке наслажденья власти
В безмолвном крике корчились два рта.
Луна смотрела с любопытством
На пляску мокрых, скользких тел,
Как будто поощряя с иезуитством
Сей человечества удел.
И долго слышны были стоны
И чудных звуков нега и каприз,
А за окном давал свои поклоны
Благоухающий в цветенье кипарис.